Наваждение

– А вы, не пытались ночью открыть комнату, чтобы подслушать эти сказки, записать, а потом продавать, чтобы дети могли читать эти удивительные сказки.

– Нет, что вы, об этом не может быть и речи, там в их мире нет никаких денег, там только любовь и доброта, они все друг друга любят, заботятся друг о друге. В их мире нет зла. – Пояснила фея с замиранием в душе, она в это верила, так же она хотела, чтобы в это поверили и другие люди.

– Тогда можно подсмотреть в замочную скважину, это же настоящий кукольный театр, очень интересно. – Продолжал интересоваться Николенька.

– У меня нет замочной скважины, в моём доме не принято подсматривать. – Сказала Фея. Если открыть дверь, они застынут каждая на своём месте, где они стояли до моего прихода. Я каждое утро рассаживаю их по местам, потому, что с наступлением рассвета они должны сами сесть на свои места, но они не успевают, для них ночь коротка, как для нас с вами жизнь, она очень короткая, сколько мы всего не успеваем. – Произнесла Фея грустным голосом. Лиза смотрела на куклу, когда Николенька говорил с Феей. Она не могла от неё оторвать свой взгляд: Кукла с голубыми глазами, на лице розовый румянец, коралловые губы, белые зубы. Она стояла на деревянной дощечке в лёгком, розовом, воздушном платье, в маленьких коричневых башмачках. Руками держалась за верёвочки. На лице захватывающая радость, она смеялась, открыв рот.

– Какая кукла, она так естественна, почти живая, не удержалась Лиза, – и произнесла это вслух. Я хочу её купить!

– Она не продаётся, это моя самая любимая кукла, они все мои друзья. – Скромно пояснила Фея. Интересно, что, когда лепишь куклу по своим шаблонам – заготовкам, а выходит каждый раз неповторимое, новое лицо. Посмотрите, как она смеётся. Она как будто только и ждала, когда появится на свет.

– Жаль, что смеётся она только ночью. – Произнесла Лиза очень грустным голосом.

Когда они садились в машину желание посетить другого волшебника, уже не было.

– Теперь домой! Я увезу этот образ куклы с собой – сказала Лиза грустным голосом.

А у Николая застыли слова в голове, что жизнь коротка, ему стало не по себе от этих слов, как будто он и сам об этом никогда не знал. – «Ведь мне уже пятьдесят на носу». От этих мыслей стало очень жутко, настолько жутко, что он решил сам везти машину, назад он гнал её во весь опор, обгоняя всех на своём пути, – «нет, я не старый, я джигит».

В салоне машины играла музыка под руководством Николая, звук сделался на всю катушку, и Лизе стало на душе веселее. Ей нравится быстрая езда, да ещё с хорошей музыкой, настолько нравится, что в душе уже всё было расположено к танцам и романтическому ужину в их любимом ресторане, куда её часто привозил Николай.

Глава 3

С наступление нового дня, а каждый новый день не похож на предыдущий, даже небо другое, сегодня оно в серо – белых облаках, через которые рассеивается дневной свет, орошая им речные берега. У берега кто – то удил рыбу. День тихий и тёплый. Гордей осмотрелся кругом погода, и всё утро в целом было под стать его душевному расположению, вроде и тепло, и светло, а всё – таки грустно и одиноко на душе.

– «И всё же я люблю эти места. И даже эта светло – мутная вода в реке всматриваюсь в неё, в заросшие берега в кувшинках, испытываю только нежность и самый, что ни есть покой во всём теле. А, если посмотреть вдаль, где река поворачивает направо, огибая левый берег реки заросший, непроходимый, издали кажущийся изгородью, как в душе наступает ликование. Здесь уже и грусть растворяется».

– Привет Гордей – услышал он, Гордей оглянулся, перед ним стояла Катя.

– О, привет. – Произнёс Гордей, и внимательно, с застывшим взглядом, смотрел на Катю. Внешне он вёл себя не принуждённо, и даже хотел казаться развязанным с ней, – «она сама за мной бегает, вешается ко мне на шею, но и в то же время, ребятам было завидно, что за мной бегает Катька. Она среди всех девчонок самая модная, современная, с соблазнительной фигурой». Сейчас опять вернулась эта грусть, теперь уже ясно, это боль, ему плохо. Он вспомнил вчерашний вечер, где он наконец смог увидеть Лизу, а его к ней тянет, как магнитом. – «И всё это из – за Катьки. Лиза теперь меня избегает. Этот поцелуй, был розыгрыш перед ребятами». Он не успел ещё среагировать, что перед ним стоит Катя, он не готов к встрече с ней наедине и спросил, что попало: «ты, поплавать собралась»?

– Ты, уже знаешь, что у твоей соседки мужик появился богатый. – Спросила Катя, не обращая внимания на его вопрос.

– Не знаю, но, что она садилась в крутой джип, все дачи знают – Сказал Гордей.

– А я к тебе заходила, мне твоя мама сказала, что ты не ночевал дома.

– Вчера в отеле была золотая свадьба у бабушки с дедушкой, Лизы, а потом всю ночь на пляже дискотека, мы туда каждую ночь ходим, – Гордей смотрел на Катю, и думал, что теперь подходящий момент отослать её. В его взгляде красивых, крупных карих глазах, волнистая прядь, что вечно спадает на лицо, плечи и рост, он немного склонился над Катей, всё это заставило её волноваться, казалось он готов её опять поцеловать, она уже чувствовала его дыхание.

– Кать, ты, не приходи больше, нам надо расстаться. – Тихим, спокойным голосом, сказал Гордей.

– Это из – за Лизы – спросила Катя. Она всегда замечала, как он смотрит на свою соседку, да и женская интуиция всегда была права, она чувствовала, что ей нельзя тягаться с Лизой, та с шармом.

Гордей молчал.

– У тебя нет шансов. Ты шпона. Её бабушка всем говорила, – «что ты, бандит номер один».

Гордею не нравились паиньки, маменькины сыночки, он избрал статус «одинокого волка». В его деревянном доме всё было устроено по старинке, чай пили из золотого самовара, выносили его на улицу, ставили самовар на стол под яркими скатертями с золотыми узорами по краям, и спокойно разговаривали за чаепитием, дремали в своих креслах, вязали. Вся эта жизнь протекала мирно и тихо. Гордей тоже любил всю эту старинную атмосферу с самоваром, с большими бокалами на больших, толстых блюдцах, красивые сахарницы, вазы под белоснежными салфетками. Две бабушки, точнее его прабабушки любили Гордея больше жизни. По соседству над кустами сирени выглядывал балкон Лизиного дома. Почти сорок лет стоят эти дома рядом. Четыре поколения. Лизин дом стоял на открытом участке, за домом в глубине участка уже разросся сад. За ним никто почти не ухаживал.

Дом стоял под солнцем целыми днями. Первый этаж кирпичный, на толстом фундаменте стоят толстые колонны, они держат балкон – веранду второго этажа. Второй этаж совсем небольшой деревянный. Главное на втором этаже это балкон – веранда под козырьком. И дождь не страшен, на нём можно проводить время и в тёплые, и в дождливые дни. Вид с балкона открывается на лес, густой, шумящий на ветру, и так оглушительно всю ночь поют соловьи в лесу.

Хозяева были такие же светлые и радушные люди под стать их светлому, тёплому дому. Со стороны можно сказать, что не дом согревает хозяев, а хозяева согревают дом светом и теплом своей души.

В глазах Гордея, Лиза всегда несла в себе свет, тепло, и нескончаемый поток радости, позитива и спокойствия. Первое поколение дружили и общались очень близко, даже доверительно с дедушками и бабушками Гордея. Второе поколение просто здоровалось, так же, как и третье, и теперь четвёртое это Гордей. Бабушки очень хорошо помнят прадеда Лизы, ходит легенда о его любви к одной из бабушек Гордея, только имя держится в тайне. Но Гордея мама верит этой легенде, потому что забора между участками нет, только благодаря сирени, которая разрослась и стала живым забором.

Гордею трудно догадаться к кому испытывал сильную любовь прадед Лизы. Так и прожили две сестры рядом, всю свою жизнь, ухаживая друг за другом, и соблюдая порядок в доме.

Так прошли и годы детства, и юности Лизы и Гордея. С того времени уже прошло много лет, и многое осталось в прошлом.

Глава 4

День стоял солнечным. На чистом, голубом небе расходились тонкие лучи яркого солнца, и день был ласковым, и тёплым.

– «Хочется раствориться в дневном свете подобно сахару в тёплой воде, не идти, не вставать, не говорить, и даже просто не двигаться». – С грустью в душе думала она. Лиза смотрела с замиранием, её светло – голубые глаза, с чёрной крохотной точкой зрачка, не сводили взгляда с рыси: ровная, длинная шея, по всей длине носа пролегали параллельно друг другу две чёрные линии, они выразительно подчёркивали форму её носа. Так долго она на неё смотрела, как только могла, они встретились глазами, та посмотрела ей в глаза. Взгляд пристальный, проницательный, миндалевидные глаза с окрасом змеи, они смотрели на неё глазами хищника, при этом её взгляд оставался спокойным, и достаточно долгим, она всматривалась в лицо Лизы. Под пристальным взглядом, смотрящим в упор не отводя глаз, рысь смотрела на Лизу, она держалась очень уверенно и спокойно, сохраняя своё достоинство, с полным смирением возлежала над своей пещерой. Лизу восхитило, что в этом хищнике царит благородный дух, она просто почувствовала, что в этом маленьком, неопытном хищнике столько тепла и доброты, что она уже давно не встречала в людях. Она удерживала Лизу, как держит магнит. Лиза чувствовала, что ей хорошо, что ей давно не было так спокойно и хорошо. От этих чувств, стало одиноко. Она осознавала, что это хищник, животное, а не человек. Сколько раз она хотела увидеть хоть немного из того, что могла сейчас увидеть и почувствовать в этой рыси, её расположение к себе, встретить в людях. Начитавшись всевозможных книг, в которых только и говорилось о благородстве человеческих душ, а в жизни, то во, что она так твёрдо верила и быть не могло. В Глазах этого хищника она увидела кроткое спокойствие, с которым взирала эта рысь, и в этом смирении нет тревоги, страха, только полный покой. Этот покой он был ей знаком, а точнее близок, к нему тянулась её душа уже давно, Рысь смогла прочувствовать, что Лизе очень одиноко. Когда услышала голос за спиной: – Мы едим или идём? На, что она даже не повернула головы, двигаясь вперёд, с откликом: