Навеки-навсегда (Навсегда в твоих объятиях) (Другой перевод)

— Как ты смеешь сомневаться во мне? Я представляю Церковь.

— Церковь? — с любопытством спросила Али. — Но их много, и таких разных. К какой же вы принадлежите?

Иван поежился от столь смелого вопроса:

— Ты о ней не знаешь, старуха, она создавалась далеко отсюда.

Али почти ожидала таких слов, ибо Воронский уже много раз уходил от обсуждения религиозных тем и никогда не раскрывал названия монастыря, к которому принадлежал. Но его уклончивый ответ только разбередил ее любопытство и подогрел горячий ирландский темперамент.

— Как далеко, господин? Где — вверху или внизу?

Иван уже был готов взорваться, но передумал, предпочтя свой обычный оскорбительный тон:

— Неужели ты можешь иметь малейшее понятие о той провинции, из которой я родом? Не собираюсь обсуждать подобные вопросы с тупой служанкой. Этим я только унижу себя.

Али выразительно хмыкнула и так энергично заерзала на месте, что чуть не свалилась со скамейки. Зинаида протянула руку, чтобы поддержать ее, и подняла глаза на обозленного мужчину. Вряд ли между ними может установиться мир. Они смотрели друг на друга так, будто намеревались драться на дуэли насмерть. И чтобы как-то ослабить напряжение и предотвратить дальнейшие перепалки, княжна попыталась смягчить свой тон, обращаясь к священнику:

— Вполне понятно, что ссоры — из-за неудобств, которые преследуют нас в пути. Но умоляю вас обоих воздержаться от дальнейших стычек, иначе наша поездка станет сплошным кошмаром.

Если бы Иван родился более разумным человеком, то прислушался бы к просьбе Зинаиды, так как в ее словах чувствовалась мудрость, и заодно восхитился бы блеском огромных зеленых глаз, обрамленных темными ресницами и смотревших из-под дугообразных бровей. В темных зрачках княжны горели все оттенки зеленого — от темного до нефритового со светло-коричневым ободком вокруг. Будь он настоящим мужчиной, ему пришлись бы по вкусу светло-кремовая кожа, румянец на щеках и великолепные правильные черты лица, а может быть, изящный нос, чувственный рот красивой формы и грациозная линия шеи. Без сомнения, если бы священник обладал глубоким умом и пылким сердцем, то редкая красота его подопечной не оставила бы его равнодушным. Но Иван Воронский больше всего любил себя, а женские чары считал происками дьявола, направленными на то, чтобы отвлекать необыкновенных мужчин от избранного пути.

— И не надейтесь на мое молчание. Княгиня Анна будет знать обо всем, княжна. Вы позволили служанке оскорбить меня, и я обо всем доложу по приезде.

Змеиный шепот Ивана заполнил карету, и, несмотря на жаркий день, Зинаида ощутила, как от дурного предчувствия по спине пробежали мурашки. Сомнений в том, что это за человек, не оставалось. Не желая выслушивать его далее, она ответила с угрозой в голосе:

— Говорите, что пожелаете, сударь, я же в свою очередь постараюсь предупредить государя о тех, кто еще лелеет надежду на то, что какой-нибудь польский самозванец и Лжедимитрий займет российский трон. Уверена, что патриарх Никита сочтет ваши симпатии опасными. Вы ведь в курсе, что его самого недавно освободили из польской тюрьмы, и вряд ли пребывание там оставило у владыки добрые воспоминания.

Маленькие глазки Ивана злобно заблестели.

— Опасные симпатии? Невероятно! Откуда взялись такие нелепые мысли?

— Неужели я ошиблась? — с трудом пряча гнев, заговорила Зинаида с невероятным апломбом. — Простите, сударь, но я не могу не припомнить два случая, когда поляки пытались посадить на трон человека, притворившегося сыном покойного государя Ивана. Сколько раз будет рождаться новый Димитрий и претендовать на трон отца?

Иван с ненавистью внимал справедливым доводам умной и, на его взгляд, чересчур образованной особы. Она становилась опасной, ибо слишком много знала и понимала. Какая досада, что приходится рассеивать ее подозрения.

— Вы составили обо мне неправильное мнение, княжна. Я глубоко предан государю и поведал вам лишь о событиях, о которых слышал несколько месяцев назад. Я не очутился бы здесь, если бы не пользовался полным доверием княгини Анны. — Он слегка кивнул головой и продолжил: — Несмотря на ваши сомнения во мне, я докажу, если представится случай, что сумею лучше защитить вас, нежели охранники во главе с капитаном Некрасовым, посланные государем. Эти люди не способны ни на какие чувства — только на плотские желания.

— А вы нет? — скептически спросила Зинаида и подумала о галантном капитане Некрасове, прославившемся своей отвагой и удивлявшем изысканными манерами. — Вы что же, отделались от всех привычек, свойственных смертным, и стали ангелом во плоти? Простите, но в детстве добрый священник предупреждал меня не зазнаваться и не считать собственную персону непревзойденным даром человечеству. Мы должны скорбеть о наших земных грехах и молить Господа о мудрости и всем том, чего нам недостает.

— Кто вы такая? Вы слишком отдаленно напоминаете человека, склонного к учению, — рассмеялся Иван внешне дружелюбно, но за его словами чувствовалась угроза. Воронский в душе возомнил, что обладает способностью воздействовать на заблудшие души, и, однако, терялся в присутствии тех, кто либо не признавал в нем величия, либо сомневался в избранности его персоны. — Неужели за такой экстравагантной внешностью скрывается житейская мудрость? Не верю! Что же станет с учеными мужами, посвятившими жизнь изучению бесчисленных исторических летописей?

Зинаида прекрасно понимала, что Иван пытается поставить под сомнение ее доводы. Он однажды изобрел собственную модель мира, и никто не переубедит глупца, что тот устроен по-другому. И все же девушка не смогла удержаться от комментария:

— Человек не становится мудрецом даже после прочтения тысячи древних манускриптов, особенно если упрямо утверждает, что черное — это белое.

— Ваша логика приводит меня в изумление, княжна.

Зинаида смело встретила его неприятный взгляд и сочла все дискуссии с Иваном Воронским бесполезной затеей. Лучше помолчать: путь слишком тяжел, и пустые споры только отягощают его.

Карета, запряженная четверкой лошадей, с трудом пробиралась вперед, раздвигая нависшие над проселочной дорогой ветви. Покрытые пеной лошади едва тянули тяжелый экипаж наверх. Животные устали от палящего солнца и быстрой скачки, но кнут кучера неотступно гнал их к следующему постоялому двору, которого путники надеялись достичь до наступления сумерек. Эскорт солдат, чьи лица и форма потемнели от дорожной пыли, не отставал, хотя даже самые закаленные из них с трудом одолевали непомерную, давящую усталость.

До Москвы оставался еще один тяжелый день пути. Зинаида не сомневалась, что охрана так же мечтает об отдыхе, как и она, и ждет конца поездки. Бесконечная дорога, ужасные условия и долгие часы, проведенные в седле, становились пыткой, накладывавшей печать обреченности на лица путешественников.

Зинаида откинулась на бархатные подушки и постаралась удержаться на месте, когда карета неожиданно резко повернула. А потом раздался ужасающий звук, перекрывший топот копыт и скрип колес. Сидевшие в экипаже люди испуганно переглянулись и выпрямились.

— На нас напали! — в панике закричал Иван.

Когда началась возня снаружи, у Зинаиды сердце ушло в пятки. Время словно застыло, а потом раздался первый выстрел, за ним — следующий. В лесу откликнулось громкое эхо. Что-то происходило с кучером. Третий… Четвертый выстрел, а после пятого — пронзительный крик слуги. Повозка внезапно остановилась, распахнулась дверь, и трое путников увидели направленное на них дуло огромного пистолета.

Глава 2