Навеки ваш, Дракула…

— Да, — проговорил он спокойно, давая понять своим тоном, что об этом не так-то трудно было догадаться.

— Тогда тебе нужно уйти от нее немедля! Тебе больше нельзя видеться с ней! Уйди от нее сейчас, пока в тебе горит любовь к ней и еще не народились черные мысли! Покинь ее навсегда!

Джошуа, не дослушав цыганку до конца, выдернул свою руку и сказал:

— Спасибо за интересные советы. — Затем он, сдерживая свое негодование, круто развернулся и пошел прочь.

— Эй! — крикнул Джеральд. — Подождите! Не принимай близко к сердцу, дружище! Смешно обижаться на звезды, ну в самом деле! По крайней мере дослушайте до конца!

— Замолчи! — приказала доктору цыганка. — Пусть идет. Пусть он ничего не знает; не надо его предостерегать.

Джошуа тем не менее быстро вернулся.

— Так или иначе, но я дослушаю этот бред, — сказал он. — Кстати, мадам. Вы тут дали мне совет, а между тем я платил вам деньги за гадание на счастье. На счастье, улавливаете?

— Я предостерегу тебя, — сказала та, проигнорировав слова Джошуа. — Звезды долго молчали. Не проси меня снимать завесу, покрывающую их тайну. Пусть все останется, как было.

— Мадам, — ответил Джошуа. — Образ моей жизни таков, что я мало имею дела с тайнами и весьма об этом сожалею. Я к вам и пришел, чтобы, наконец, приобщиться к тайнам. Я заплатил деньги и хочу уйти отсюда обогащенным знанием, которым через вас соизволят снабдить меня звезды. Или вы хотите, чтобы я ушел отсюда с тем, с чем и пришел, только без денег? Нет уж, увольте.

Джеральд похвалил его.

— А вот и я не уйду, пока мой друг не узнает правды! — весело сказал он.

Цыганская королева сурово оглядела обоих и сказала:

— Как хочешь. Ты сам выбрал. Только отбрось свои насмешки и легкомыслие. Грядет печальная судьба, и злой рок витает у тебя над головой.

— Аминь, — сказал Джеральд, весело поглядывая на внимательно слушавшего цыганку Джошуа.

Она вновь взяла руку Джошуа в свои и повернула ладонью к своему лицу.

— Я вижу хлынувшую кровь, — начала она. — Она течет уже давно. Я вижу ее, катящуюся быстрыми ручейками. Она льется через сломанный ободок кольца!

— Дальше, — сказал, улыбаясь, Джошуа. Джеральд молчал.

— Тебе не достаточно? Ты хочешь, чтоб я говорила откровенней?

— Конечно. Мы, простые смертные, хотим, чтобы нам пояснили туманные речи. Звезды от нас очень далеко, и я вижу, что на пути ко мне их пророчество теряет ясность.

Цыганка вздрогнула от этих слов и затем продолжала с чувством:

— Твоя рука — рука убийцы. Убийцы своей жены! — Сказав это, она отпустила руку Джошуа и уже повернулась, чтобы уйти.

Джошуа засмеялся.

— Знаете, — со смехом говорил он. — Будь я цыганкой-гадалкой, я все-таки привнес бы в свою систему немного юриспруденции. Вот вы сказали: «Твоя рука — рука убийцы». Ну что ж… Мы сейчас не будем говорить о будущем. Но пока я свою жену не убил. А ведь вы так употребляете слова, будто убийство уже имеет место. Вам следовало бы сказать… ну хотя бы так: «Твоя рука будет рукой убийцы» или: «Рука того, кто будет убийцей своей жены». Как видно, звезды не очень-то заботятся о точности изложения.

Цыганка на это только покачала головой. Выражение ее лица было печально. Она направилась к своему шатру и скрылась в нем.

Делать в таборе Джошуа и доктору больше было нечего, поэтому они молча развернулись и стали возвращаться через пустошь домой. Некоторое время они хранили молчание, но потом Джеральд подал голос:

— Послушайте, дружище. Все это, конечно, было шуткой. Мрачной, согласен, но тем не менее шуткой. Я… Знаете, не лучше было бы все-таки сделать так, чтобы это осталось между нами?

— Что вы имеете в виду?

— Ничего не рассказывать вашей жене. Это может ее встревожить.

— Встревожить ее? Мой дорогой Джеральд, о чем вы, право? Да она не встревожится и не испугается, даже если сюда из Богемии заявятся все без исключения гадалки и прорицательницы бродячего племени и объявят ей, что я убью ее! Она прекрасно знает, что я даже подумать о таком не в состоянии!

Джеральд возразил:

— И вы никогда не слыхали о том, насколько глубоко распространено среди женщин суеверие? Суеверность мужчин вошла в пословицы, а у женщин ее еще больше! Они все поголовно подвержены нервным расстройствам на этой почве, а нам это незнакомо. Я слишком часто встречался с этим в своей врачебной практике, чтобы закрывать на это глаза. Последуйте моему совету и не проговоритесь ей о гадании, иначе вы просто напугаете ее.

Лицо Джошуа напряглось и губы чуть побелели. Он сказал:

— Дорогой мой друг, я не имею секретов от жены и не желаю их иметь. К чему вводить новшества в наши отношения? Если бы у нас было заведено скрывать друг от друга некоторые вещи, то вы первый сказали бы, что для супругов это по меньшей мере странно.

— И все же, — не унимался Джеральд. — Во избежание нежелательных осложнений, я повторюсь: не рассказывайте ей об этом. Я просто остерегаю вас…

— Вы заговорили прямо как та цыганская королева, — прервал его Джошуа. — Вообще такое впечатление, что вы договорились с ней напугать меня. Может это розыгрыш? Признайтесь! Ведь вы же меня пригласили в табор? А до того перебросились парой слов с Ее Величеством? — Слова эти были произнесены тоном доброй шутки.

Джеральд стал уверять друга, что о самом существовании табора он услышал только сегодня утром, но Джошуа не переставал подшучивать над ним, и, развлекаясь таким образом, они проделали весь путь и подошли к дому, где их ждала жена адвоката.

Мэри сидела за пианино, но не играла. Хороший тихий вечер и мягкие сумерки навеяли ей лирическое настроение. В глазах ее стояли слезы. Как только она увидела входящих мужчин, она поднялась со своего места, подошла к мужу и поцеловала его. Джошуа изобразил трагизм на лице и глубоким низким голосом сказал:

— Мэри, прежде чем показывать свою ко мне нежность, выслушай приговор Судьбы! Звезды сказали свое слово и скрепили его мрачной печатью.

— Что такое, милый? Говори, что у тебя на уме, только не пугай меня.

— Не буду, дорогая. Но то, что я тебе собираюсь сказать эту ужасную правду, ты должна знать. Только приготовься сначала: тебе тяжело будет это выслушивать.

— Говори, милый, я готова.

— Вам не позавидуешь, Мэри Консидайн, — заговорил он торжественным голосом. — Малоискушенные в тонкостях употребления языка, звезды сообщили свою жестокую новость. Посмотрите на мою руку. На ней кровь. Ваша кровь!.. Мэри! Мэри, что с тобой, боже! — Он бросился к ней, но не успел ее подхватить, и она упала на пол без сознания.

— Ведь я предупреждал вас, — укоризненно сказал Джеральд. — Вы не знаете женщин так, как их знаю я.

Через несколько минут Мэри пришла в чувство, но, как оказалось, только для того, чтобы сразу же впасть в истерику. Она то рыдала, то смеялась, то бредила…

— Уберите его от меня! Уберите! Джошуа! Убери его, Джошуа, муж мой! — кричала она, то складывая в мольбе руки на груди, то отшатываясь в безотчетном страхе.

Джошуа Консидайн был в отчаянии и не знал, что делать. Когда наконец его жена успокоилась, он упал перед ней на колени, стал целовать ее ноги, руки, волосы, произносил самые нежные слова, которые только мог изобрести в те минуты. Всю ночь он просидел возле нее, не выпуская ее рук из своих. Ближе к утру она проснулась и долго кричала и плакала в страхе, пока не убедилась, что с ней ее муж, который не даст ее никому в обиду.