Наводнение (сборник)
Шрифт:
— Я с больными дела не имею, — рассмеялся Грачев. Те несколько минут, что Фризе рассматривал его оружие, он сидел не шелохнувшись. От напряжения на верхней его губе выступили капельки пота. И теперь, засовывая пистолет в кобуру, он явно почувствовал облегчение, расслабился. — Мой контингент — или здоровые, или мертвые.
Что-то в его словах не понравилось Фризе. Пошловатый юмор? Бездушное словечко «контингент»? Нет, скорее всего интонация, с какой он произнес слово «мертвые».
— Ладно. Вернемся к контингенту. Кирпичников, значит, был парнем хорошим. Здесь вы следуете традициям древних римлян.
— Да, представьте себе. Это справедливо и по отношению к бедняге Кирпичникову, и по отношению ко всему нашему предприятию. «Смерть решает все».
— Юрист? — Фризе постарался не показать удивления.
— Юрист.
— Ну, тогда вам не надо объяснять прописные истины.
— Какие?
— Обязанности свидетеля при расследовании убийства.
— И права, кстати.
— И права, — согласился Фризе.
— Какое убийство вы имеете в виду?
— Оба.
Грачев помолчал, сосредоточенно разглядывая свою пухлую ладонь. Чувствовалось, что он снова насторожился. «Судя по тому, как он все время пугается, ни в прокуратуре, ни в милиции гражданин Грачев не служил, — подумал Фризе. — И в КГБ — тоже. Чего, чего, а уверенность в себе у них на всю жизнь остается, как тавро на элитной скотине». Наконец, председатель спросил:
— Вы считаете, что Уткина убили?
— Самоубийцы не прибегают к помощи пива с цианом.
— А банку от пива нашли? — похоже, Грачев был неплохо информирован.
— Нет. Но в желудке у покойного обнаружили пиво с ядом. Ваши ребята много зарабатывают?
— Много. У них хватает и на пиво, и на многое другое.
— Как вы подбираете себе работников?
— По деловым качествам. — Грачев позволил себе легкую усмешку. Первый испуг у него прошел. Приглядываясь к руководителю «Харона», Фризе думал о том, что этот толстяк или патологический трус или честный парень, еще не привыкший к общению со следователями. На закаленного в общении с властями дельца он похож не был.
Почувствовав на себе пристальный взгляд следователя, Грачев поскучнел.
— Прежде всего мы требуем профессионализма и отличного здоровья. Каждый — шофер первого класса и санитар. Ребята работают сутками, есть дома без лифтов. Попробуйте потаскать носилки с мертвыми по узким лестницам! У нас нет вымогателей. Таких, которые выжимают из клиента на лишнюю бутылку. Для этого мы и платим по–царски. — Он помолчал, припоминая, какие еще требования он предъявляет к своим работникам. Добавил:
— И еще одно специфическое условие — крепкие нервы. Люди должны быть невосприимчивы к виду мертвых. Вы сами должны понимать, — в голосе Грачева появилось раздражение, — нельзя показывать клиентам свою брезгливость или страх! Это не каждому по силам.
— Да. Здесь требуется особый склад характера, — согласился Фризе, подумав, что сам Грачев не смог бы работать с мертвыми. — Поэтому я и спросил, как вы подбираете людей.
— У кого-то есть знакомые, кто-то случайно узнал о нашем предприятии, — туманно ответил Грачев. Фризе отметил, что директор слова не сказал о самой простой возможности набрать штат — обратиться в крупные больницы. Значит, со стороны людей в «Харон» не брали.
— А уходят от вас люди?
— Нет. От добра добра не ищут, — твердо ответил Грачев. —
Никакого отсева. Этим мы и сильны.— Да. А тут сразу двое, — сказал Фризе. — И при таких обстоятельствах!
— Это не может повредить нашей репутации. — На верхней губе Грачева опять выступили капельки пота. — С Кирпичниковым произошел несчастный случай. Что-то неладное. Эта вдова… Вы спрашивали ее? Может, она пригласила Аркашу?
— Залезть ночью через балкон? — Фризе вспомнил невзрачного Кирпича и красавицу Маврину.
Грачев встал:
— Извините. Мне надо уезжать в Моссовет. Депутатские обязанности отнимают много времени.
«Он еще и депутат Моссовета? — удивился Фризе. — Ничегошеньки! Ни с какого края не подсунешься. И значок депутатский не носит. Обычно стараются повесить на самое видное место!»
Они вышли вместе из подъезда.
— Вас подвезти? — спросил Грачев, показывая на новенький «Мерседес» оливкового цвета.
— Спасибо. Я на колесах.
Грачев проследил за взглядом, который Фризе бросил на свои «Жигули», и восхитился:
— О! «Десятка»! Прекрасный аппарат. Прокурорское жалованье позволяет? — спросил он вполголоса. — Ведь по нынешним ценам — миллион!
— Что нам стоит… — усмехнулся Владимир и, отсалютовав директору, направился к машине.
— И на бензин хватает? — крикнул ему вслед Грачев, но Фризе даже не обернулся.
НИНА
— Были ли у Коли враги? — в голосе у говорящей прозвучало такое удивление, что Фризе не сомневался в ответе. И ошибся.
— Господи! — девушка сцепила пальцы с длинными сиреневыми ногтями так, что они побелели. — Да только одни враги его и окружали!
— Наверное, это гипербола, не больше? — улыбнулся Фризе, подумав, что слово «гипербола» не слишком привычно для подруги санитара Уткина.
— Нет, господин следователь, не гипербола, — не моргнув глазом, возразила девушка. — Если бы вы знали, в каком обществе мы крутились в последние два года…
— Хотел бы знать.
— Только не от меня, — она нахмурилась, и Владимир, разглядывая ее красивое лицо, понял свою ошибку. Девушка не была лишь «хорошо упакованной куклой» с двумя–треми извилинами. Ее большие темные глаза смотрели внимательно и настороженно. — Никакие рассказы вам не помогут. Для этого надо хоть месяц там поработать. — Она неожиданно улыбнулась и добавила: — Попахать.
— Не хочешь рассказывать подробно — не надо. Отвечай на вопросы.
Нина опять улыбнулась и сказала:
— Я где-то читала: что в нашей жизни самое простое? Задавать вопросы. А что самое трудное? Отвечать на них! Хорошо же вы распределили наши обязанности!
— Я обещаю тебе ответить на твои вопросы.
— Нет у меня никаких вопросов, — со вздохом сказала она и заплакала. Заплакала тихо, без надрыва, но как-то очень горько. Фризе не стал ее успокаивать. Сидел молча, урадкой рассматривал комнату. Все здесь было устроено со вкусом — кожаная мягкая мебель под цвет слоновой кости, инкрустированные горка с посудой и большой подсервантник, на котором стояли большой японский телевизор и видеомагнитофон. На полу пушистый серо–голубой ковер. Красиво, но холодновато, как в номере шикарной гостиницы.