Навстречу Нике

Кроме Толи Дмитриева (ты его знаешь) из близких людей никого рядом. Обычно людям присуще свойство согреваться у чужих костров. Если твой костер затухает, прощай!

Мою книгу "Здесь и теперь", которую я писал 7 лет, писал благодаря чуть не ежедневной поддержке отца Александра, напечатать не удавалось. Хотя вовсю шла горбачевская "перестройка", массами выходили из-под спуда запрещенные ранее рукописи, кинофильмы. На этом фоне ощущать себя изгоем особенно тяжко.

Теперь смотри внимательно, что делает Бог с таким припертым к стене гавриком, как я.

Он подсылает ко мне милого, несколько суетного человека Сашу Б. Тот, видишь ли, прочел только что опубликованные мои воспоминания, мой плач об отце Александре Мене. Физик-теоретик, Саша регулярно посещает своих коллег в разных странах мира, пытающихся без большого успеха сделать то, чего не мог сам Эйнштейн - создать единую теорию поля, а также пытается воспитывать трех своих великовозрастных детей.

Вот этот самый Саша, видя катастрофическое положение твоего будущего папы, уговаривает его податься с ним в Крым, в Судак, где у него есть домик с фруктовым садом. Недалеко от моря. Можно бесплатно пожить, отмякнуть в соленой воде, подумать, как быть дальше.

На эту приманку и поймал меня Господь. Пуще всего на свете люблю море. Трудно было не соблазниться.

По прибытии на место оказалось, что безответственно добрый Саша уже заселил домишко своими детьми и внуками, родственниками из Ленинграда, то бишь, Санкт-Петербурга, тоже с детьми, совсем маленькими. Кроме того, под корявыми стволами старых груш и яблонь в палатках и просто на покореженных раскладушках влачило существование еще несколько курортников. В том числе и Оля Ц. Она прибыла из Москвы с этюдником, дабы взбираться по утрам на вершины окрестных гор и писать оттуда Восход Солнца над Морем.

Саша благородно уступил мне свою колченогую кровать в душной каморке, а сам перебрался в еще более душную туристскую палатку возле дощатого туалета.

На следующее утро мы с ним двинулись к морю. Следом тащился его младший сын Яша.

Путь шел по выжженному, без единого деревца или травинки обширному плоскогорью, называемому Ферейка. Плоское, покрытое толстым слоем пыли, оно почему-то напоминало аэродромное поле. Так оно и оказалось. Как я впоследствии узнал, это был тайный запасной аэродром военно-воздушных сил.

До моря было не менее двух километров. Или мне так показалось. Во всяком случае, несколько раз приходилось плюхаться прямо в горячую пыль, давая отдых ноге, и думать о том, что еще предстоит путь обратный...

Саша утешал меня, говорил, что за время этих походов к морю, он сумеет во всех подробностях рассказать о новостях теоретической физики, о теории "струн". Даже начал чертить пальцем в пыли какие-то формулы и схемы предполагаемого устроения самых элементарных частиц мироздания, таких, как кварки и лептоны.

Невнимательно слушая его, я решил употребить оставшиеся силы на поиск хоть какого-нибудь жилья непосредственно близ моря. И нашел таковое в виде сарайчика без окна, где стояла раскладушка. Источником света служила раскрытая дверь, мимо которой все время сновали курортники.

Я оказался в ловушке. Отсюда до магазинов, до базарчика было еще дальше, чем до Сашиной хибары.

Теперь смотри! Декорации расставлены. Главные действующие лица собраны в одно место. Давно известно, Господь действует через людей. Через Сашу Б., который привез меня сюда. Через Олю Ц.

Следующим утром она, вместо того, чтобы залезть на гору и писать оттуда Восход Солнца над Морем, является к моему сарайчику с вспомоществованием от Саши - поллитровой банкой вермишелевого супа и краюхой хлеба. Предлагает пойти искупаться.

Спускаюсь вместе с ней с обрыва к пустынному еще пляжу.

Плаванье - единственный и самый любимый способ перемещения в пространстве, остающийся доступным мне в полной мере. Особенно нравится плавать на спине.

Помню, что плавал долго, далеко.

Вышел на берег усталый с отвычки. Почти счастливый. Словно побывал в детстве.

А Оля Ц. спрашивает:

– Где ваш крестик?

Хватаюсь за грудь. Цепочка есть. Крестика нет. Стянуло морем. Все! Теперь я настолько один, что даже крестика, подаренного отцом Александром Менем больше со мной нет...

Безуспешно пытаюсь найти пропажу в пене прибоя, в прибрежной гальке. А Оля Ц. все ходит за мной, приговаривает:

– Очень плохо, что потеряли крест. Плохая примета, очень плохая...

Я уже готов отогнать ее за это нытье. Но тут она говорит:

– Кажется, у меня в рюкзаке должен быть такой же крестик, какой был у вас. Дала одна подруга, которая связана с католиками. Если найду, вечером занесу.

И вечером приносит крестик. Точно такой же. Цепляю его на цепочку. Ты подумала: "Ну и что тут особенного? Мало ли на свете одинаковых крестиков?" Верно услышал я твою мысль? Теперь слушай ты!

Зачем-то спрашиваю Олю:

– Как зовут вашу подругу? Помолюсь за нее.

А Оля и отвечает:

– Марина Мень.

– Как?!

– Марина Мень. Она из Киева. Ушла от матери. Живет в Москве, снимает комнату, работает няней у каких-то миссионеров.

– Оля! Крест, который стянуло море, мне подарил Александр Мень. И вот через некую Марину Мень он возвращается ко мне! Будете в Москве, дайте ей номер моего телефона, пусть позвонит. Я хочу ее увидеть.

– Хорошо.

– Она не родственница отца Александра?

– Нет.

Так Бог вернул крестик. А вместе с ним прислал и ту, которая со временем стала моей женой и твоей мамой.

Если когда-нибудь эта книга будет опубликована и ее, кроме тебя, прочтут другие люди, какой-нибудь скептик проворчит: "Совпадение, редкое совпадение, случайность"... Не стану спорить. Но пусть он прочтет всю книгу. До конца.

4

Так Бог столь явно подвел меня к знакомству с твоей будущей мамой. Мариной Мень.

Не знаю, насколько ты с ней схожа внешне. Мне этого не видно. Повторяю, ты - сама по себе.

Конечно, где-то там, в том, что называют структурой ДНК, на генетическом уровне в тебе заложено что-то и от нее, и от меня. Хочется надеяться, лучшее.