Навстречу судьбе

Рядом с нашей деревней стояла другая — Овсянниково. Она называлась в честь того, что там на каменистой и песчаной почве часто сеяли овес. Поля тоже удобряли навозом, в сухую погоду поливали из бочек и только в отдельный раз урожай овса собирали более-менее. Сеялок в то военное время у нас в колхозе не было. Все сеяли вручную».

Сергей Васильевич встал со скамьи и стал показывать, как он тогда сеял рожь. Свой показ сопровождал объяснением: «Так вот, значит, левую ногу надо ставить вперед, правой рукой лезть в сетево за зерном. Потом правой ногой ступать — равнять ее с левой. Левую ногу опять вперед. И в это время взятую в ладони рожь бросать не на землю, а о сетево, от него зерна и разлетались».

Молодой человек спросил: «А что такое сетево?» — «Да это емкость наподобие лукошка, бечевка, привязанная к нему, одевается на шею сеятеля». — «Да, работенка — не позавидуешь», — проговорил парень. — «Для тех лет работа самая настоящая, колхозная, — сказал в ответ Сергей Васильевич. — А что было делать, какие-никакие, а урожаи собирали. Жить-то надо было как-то. А вот в 1943 году у нас выпал сильный град с дождем, измолотил на поле всю рожь и смыл ее в ближайшую реку Алсома. И все наши труды пошли прахом. Старики, которые меня учили сеять, тяжело переживали это событие. Сейчас каждую беду запивают вином, а тогда страдали трезвыми».

Парень предложил Сергею Васильевичу закурить. «Не-ет, — отмахнулся он. — Не курю и тебе не советую!» — «А как вы жили в неурожайные годы?» — поинтересовался молодой человек. «За картошкой и дурандой ездили в Шахунью и Семеново. Дуранду ели вместо хлеба. Нам всегда старались всучить какую-нибудь устарелую, негодную. Дуранда льняная была самая хорошая, но дорого стоила. И нам она редко доставалась. Чаще всего мы покупали шелуху от пшеницы. Свиньи ее не ели, а мы — за милую душу. Один раз, накопив денег, поехали с дедушкой в Горький за рожью. Нас один гражданин привел на свою квартиру, она у него была рядом с мельницей. Взвесил нам пуд. Мы вышли, чувствуем, чего-то маловато. В другом месте перевесили, оказалось 11 килограмм. Вернулись, а на его квартире уже висел замок. Сосед сказал, что его теперь долго не будет, куда-то уехал. И мы ушли. Мне в ту пору было 15 лет, а деду — под 80. Чего таких-то не обмануть». Сергей Васильевич ненадолго умолк, затем добавил: «Ворюг-то и тогда много было».

«Ты один жил у родителей-то?» — спросил его парень. «Нет. Еще два брата: Леонтий с 1912 года да Тимофей с четырнадцатого. Оба прошли две войны: Финскую и Отечественную. От первой они уже были инвалидами второй группы. Леонтия из миномета ранило в грудь. Когда оперировали, два ребра из спины убрали, чтобы достать осколок. У Тимофея обе ноги очередью из пулемета прострелили».

«Ты мне, дед, мозги-то не пудри, — смеясь, сказал парень. — Как же у тебя братья-инвалиды воевали в Отечественную?» — «А зачем мне, сынок, мозги-то тебе пудрить? Не хочешь, не верь. Но знай, что немец-то на нас напал внезапно. Дошел аж до самой Москвы. Была спешка. Братьев увезли воевать и не спросили. Леонтию приказали грузить бомбы на самолеты-бомбардировщики. И он грузил. Потом увидели, что это ему не под силу, прислали замену, стал с фронта в штаб важные письма на велосипеде возить. Штабу-то надо было знать, как идут дела на фронте. А на Тимофея посмотрели, увидали, что он на обе ноги хромает, сразу же послали учиться на радиста. Выучили и отправили в прифронтовой штаб под Ленинградом. Домой писал, что вернется живым. Но при отступлении озверелый немец разбил их штаб. И похоронен Тимофей где-то у берега Невы. А вот Леонтий вернулся. Умер дома. Так что, сынок, мы Родине отдали все, что могли. И тебе советую».

К остановке подъехал автобус. Многочисленная толпа устремилась к нему. Сергея Васильевича я больше не видел.

Ушел из жизни поэт Владимир Мощанский

Недавно (14 мая 2004 г.) умер нижегородский (сормовский) поэт Владимир Владимирович Мощанский.

Родился он 29 апреля 1939 г. в Московской области, в поселке Владычино. Когда началась Великая Отечественная война, их семью эвакуировали в Новосибирск. После войны, в 1946 г., они переехали в наш нижегородский край, в Сормово, к родственникам.

В.В. Мощанский оставил заметный след на земле, остался и в моей памяти.

Начну с того, что зимой в середине 60-х (прошлого века) я послал письмо со своими стихами поэту Александру Ивановичу Люкину и через несколько дней, придя с работы домой (жил я тогда в своей деревне, а работал в городе электрослесарем), с нетерпением открыл конверт с ответом.

Александр Иванович приглашал меня именно вечером этого же дня на занятие поэтической секции в Дом культуры им. Свердлова. Наскоро перекусив, я переоделся во все новенькое и снова побежал в город. Дорога была заметена снегом. Преодолевать тяжелый путь в 5–6 километров пришлось не менее часа. Не чувствуя усталости, на это занятие я как на крыльях прилетел. Правда, с опозданием.

А.И. Люкин, невысокого роста, коренастый, с густыми бровями и густыми темными волосами, очень по-доброму отнесся ко мне.

Ребят было около пятнадцати человек. Тоже добрые и отзывчивые. Каждый читал свои стихи. Люкин делал замечания, поправлял, спорил. Но спор был настолько добродушным, что не раздражал и не отталкивал от поэта, когда он настаивал на чем-то своем, а наоборот, располагал к нему. И я не постеснялся прочитать свои стихи.

Вот одно из них:

Утреннее солнце землю пригревает. На лугу девчонка песню напевает. Песню напевает, да еще какую: Про большое счастье, про мечту большую. Про житье привольное, чем я горд и рад. И о том, как люди чудеса творят. Про весну цветения, что волнует кровь. И о том, как в космосе побывал Титов. Много песен сложено о родной стране. Петь о нашей Родине хочется и мне.

Следом за мной начал читать Володя Мощанский. Рассказал о себе, что не так давно вернулся с воинской службы. Тоже небольшого роста, симпатичный, с густой копной черных волос. Одно стихотворение у него называлось «Горе». Он прочитал его:

По брови в черном Горе на поминках. Народу много, А оно — одно. Молчат сурово Скорбные морщинки, Рот плотно сомкнут — Глянешь: ни кровинки… Такое горе Матерям дано.

Александр Иванович, видимо, знал Володю, по-свойски спросил: «Под каким впечатлением оно у тебя появилось?» Мощанский рассказал: «Мы с одной девушкой, Альбиной Третьяковой, вместе окончили Сормовский машиностроительный техникум. И нас с ней направили работать на завод «Красное Сормово», только по разным отделам. Я работал технологом в бюро групповой обработки металлов, а она разрабатывала штампы и прессформы. Ездила по командировкам. После очередной производственной командировки заболела. И вскоре скончалась. У нее оказался рак крови. Смерть для меня была настолько неожиданной, что я сразу же после похорон и написал это стихотворение».

Александр Иванович, подумав, сказал: «Я попробую напечатать его в газете “Ленинская смена”». Но это стихотворение было опубликовано в той газете лишь в 1970 году, 24 мая, после смерти А.И. Люкина, между прочим, с посвящением ему.

В том же номере газеты опубликовано еще одно стихотворение Владимира Мощанского, характеризующее его уже тогда как настоящего, самобытного поэта.

Открылась бездна звезд полна — Звездам числа нет, бездне дна… М. Ломоносов Еще не выпала вечерняя роса, Еще не смолкли птичьи голоса. Закат неторопливо догорает Полоской алою от края и до края. Но все уже известно наперед: Закат уснет — и ночь обнимет небо, И мир своим дыханьем обоймет, И Лиру севера настроит тихо Beга — И шелестом откинутся деревья, И вздох ночной доверчивой воды, И дух лесных глубин, густой и древний, Как сон сольется с памятью звезды… И сотни тысяч отблесков, свечений, Дыханий, всплесков — сонмы мелочей, Как сотни тысяч крохотных лучей, Передадут глубинное значенье. Над звездной бездны и земных путей, И зримых и незримых расстояний Во всей жизнелюбивой полноте, От вечных встреч до вечных расставаний. Вот только выпадет вечерняя роса, Вот только смолкнут птичьи голоса…

Весной 1970 года на Моховых горах проходил межобластной семинар молодых писателей, на котором со своими стихами принимал участие в качестве обсуждаемого и Владимир Мощанский. Вот, в частности, какой отзыв о нем и об Александре Реве был дан в газете «Ленинская смена» за 19 июля 1970 г. нашим известным поэтом Лазарем Шерешевским:

«…Были среди участников нашего семинара и поэты с неровной творческой биографией — это Александр Рева из Кировской области и горьковчанин Владимир Мощанский. У обоих за плечами — публикации в книге “Старт” (Рева), в сборниках и журналах (Мощанский). Но развитие этих поэтов идет трудно, после удачных стихов — срывы, отход от уже взятых рубежей, непреодоленные недостатки. Что ж, судьбы поэтические не одинаковы и непросты…»