Навстречу ветру
Шрифт:
Как только Карлина появилась в доме, с кровью, стекающей по ногам, смешанной с дождевой водой, и с комом в руках, завернутым в покрывало, Ховита поняла, что она родила. Она сразу же выскочила во двор в поисках горячей воды. Когда Ховита вернулась, женщина уже лежала на кровати. Девочка была рядом с ней, плакала и шевелилась. Ховита зажгла пару свечей и занялась малышкой. Она тщательно почистила ее, обтерев полотенцем, и аккуратно завязала пуповину. Карлине сказала, что у нее красивая и округлая, как яблочко, дочь. Но та все еще лежала, съежившись на матрасе с закрытыми глазами, не желая смотреть на новорожденную. Ей хотелось только спать. Спать очень долго, а после пробуждения — чтобы девочка исчезла. Карлина не желала, чтобы она умерла, нет. Но чтобы малышку кто-нибудь забрал, кто-то, у кого нет детей, и кто будет о ней заботиться. Она сама не могла. Карлина не была готова справиться со всей этой хрупкостью, терпеть эту зависимость, необходимость кормить ее, мыть, носить
Ховита отнесла девочку, завернутую в старую чистую простыню, на кровать. Она положила ребенка на Карлину и отодвинула ей платье, чтобы открыть грудь. Девочка как будто сразу поняла, что нужно делать. Она сильно закачала головой, открывая и закрывая ротик, и когда старуха подтолкнула ее, ухватилась за сосок губами и стала энергично сосать. У нее были открыты глаза, большие, тяжелые, и взгляд девочки, похоже, был точно направлен в грустные глаза ее матери, которая отвернулась к стене, чтобы не смотреть на дочь.
Ховита села на краю кровати.
— Боже мой! — воскликнула она. — Это необычная малютка. Она будет очень смелой женщиной. Очень.
Смелая девочка
Сан росла в деревне. Карлина носила ее в Карвоэйрос, только пока кормила грудью, то есть до тех пор, пока девочке не исполнилось шесть месяцев. Сан была спокойной, как взрослая, она почти не двигалась, терпеливо ждала кормления, а когда бодрствовала, наблюдала все вокруг с огромным интересом, как будто на самом деле следила за поведением окружающих, пытаясь его понять, при этом разыгрывая немое безразличие к нему. Несмотря на все это, она мешала своей матери. Карлина чувствовала огромную тяжесть за спиной, и что она несет целый мир со своими войнами и мирными временами, что-то чуждое ей самой, за что она не хотела нести ответственность.
Как только Карлине показалось, что девочка достаточно крепкая и здоровая, она написала одной из дочерей Ховиты, которая жила в Португалии, положила в конверт пару купюр и попросила, чтобы та прислала ей бутылочку с соской. Когда посылку прислали, Карлина без особых усилий приучила девочку пить разбавленное козье молоко. Именно тогда она сказала старухе:
— Мне нужно, чтобы вы оставались с Сан, пока я на работе. Я не могу носить ее с собой весь день. Вы знаете, что это такое, у вас много детей. С каждым днем у меня все сильнее болит спина. А когда она научится ходить, я просто сойду с ума. Мне придется бегать за ней везде, и я не смогу обслуживать клиенток. Если вы последите за ней, я буду вам каждый день бесплатно давать рыбу.
Ховита сочла это хорошим предложением: так она сможет копить деньги, которые ей присылают из Европы, на черный день, а он обязательно наступит, в этом она была уверена. Придет засуха, и огороды засохнут. Или харматан [2] , ветер, который иногда дует со стороны Африки, яростный и жаркий налетит на деревню, принесет смертоносный груз песка на посевы и фруктовые сады и сровняет все с землей. Ее сыновья женятся на бездушных женщинах, которые запретят им продолжать помогать матери, забытой уже навсегда в этом уголке океана. А дочерей бросят мужья, и им придется платить за обучение своих детей и за визиты к врачу, если они заболеют, и у них не останется ни одной лишней копейки. Ховите надо было копить на то время, когда она будет старой и одинокой, у нее будут болеть суставы, и ей нужны будут лекарства, потому что тогда никто о ней не вспомнит.
2
Северо-восточный муссон, дующий с ноября по март из Сахары к западному побережью Африки.
К тому же ей нравилась эта девочка своей независимостью и спокойствием, и Ховите нетрудно было заботиться о ней. Но она попыталась получить всю возможную выгоду, поэтому сделала вид, что собирается отказаться от предложения:
— Я не могу. Я уже не в силах присматривать за такой малышкой. Я слишком стара, я моментально устаю. Твоя дочь научится ходить через несколько месяцев, и это меня доконает. Ты можешь себе представить, как я бегаю за ней по всей деревне?.. Я уже не в том возрасте!
Карлина внимательно смотрела на старуху, пока думала. Ей, наверное, около шестидесяти лет. Она толстая, ведь она столько времени проводит сидя, почти не двигаясь. Но она отличается удивительным здоровьем: никто не помнит, чтобы она хоть раз заболела. И у нее по-прежнему острый взгляд, полный энергии и решимости. Ховита хорошо воспитала своих детей, а старые пристрастия к алкоголю и мужчинам, похоже, исчезли с возрастом. Карлине казалось, что среди всех женщин в деревне, которые
могли бы присматривать за девочкой, Ховита — самая подходящая. Она поняла, что ей придется договариваться и улучшать предложение, хотя это и будет означать для нее самой существенные потери:— Тысяча эскудо в неделю и рыба.
Ховита сделала вид, что раздумывает, глядя на огороды по другую сторону дороги. Стайка маленьких птиц, желтых и крикливых, пыталась приблизиться, чтобы поклевать плоды гуавы с нежной розоватой кожицей, которые уже свисали с ярких деревцев, но увидев пугало, в ужасе вспархивала и улетала в сторону горы, чтобы через несколько минут вернуться снова. Ховите хотелось рассмеяться: ей тоже удалось напугать Карлину и заманить ее в свои сети. Тысяча эскудо в неделю, да еще и рыба — это хорошо. Это будет хорошим накоплением на будущее. А пока она займет себя заботами о Сан, будет ей заплетать мелкие косички и готовить ее к горестям будущего. Да, она примет это предложение.
Так Сан осталась с Ховитой. И надолго. Потому что когда Карлина встретила мужчину из Италии, и он уговорил ее выйти за него замуж и уехать с ним в Европу, женщины решили, что будет лучше оставить девочку, которой тогда уже исполнилось шесть лет.
Причин, по которым ее нельзя было взять с собой, было множество: зимы в Италии были очень холодными. Сан пришлось бы сразу по приезде пойти в школу, не зная ни слова на их бесовском наречии. Кроме всего прочего, как только ее мать найдет работу, девочку не с кем будет оставить. Карлина пустила в ход все эти причины, как будто демонстрировала прекрасную ткань, нечто такое, чью ценность никто не мог бы оспорить. Она не грустила: в конце концов, она ничего особенного не чувствовала по отношению к этой девочке. Карлина ограничилась тем, что механически и холодно заботилась о ней по ночам, не размениваясь на нежности не связываясь с ней крепкими узами зависимости, которые объединяли ее с Эраклио. В целом, она считала, что жизнь милостиво обошлась с ней после смерти сына и, не дав ей полюбить Сан, избавила ее от боли расставания. Карлина видела, как другие матери, уезжавшие за рубеж и вынужденные оставить своих детей на родине, страдали и чахли вдалеке, в довершение ко всему чувствуя себя виновными в том, что бросили их. Это были искалеченные женщины, злосчастные люди, обреченные на незаслуженную пытку. Матери, разбитые переездом, которые там, далеко, в странах, куда они приехали, заботились о детях других женщин, мыли и причесывали их, готовили им еду, крепко держали их за руку на улице, пели им песни, укрывали их в кроватках, играли с ними, целовали их и ругали, когда была такая необходимость. И они делали это, зная, что между ними и этими детьми устанавливалась привязанность как глубокая, так и неустойчивая, как некая болотистая почва из симпатий, которая могла исчезнуть внезапно в один из дней, когда их выгонят из этого дома или они найдут работу получше. А под этими теплыми водами отношений кипел беспокойный пласт тревоги, неизбежности будущего расставания, а также все, что осталось позади, ее собственные дети, о которых она не может позаботиться. Дети, которые воспитываются под руководством чужих людей, часто безразличных или даже враждебных, а в других случаях — чересчур снисходительных. Несомненно, Карлине очень повезло.
Единственным человеком, не согласным с этим предложением, была сама Сан. И не потому, что не хотела расставаться со своей матерью. Ее дочерняя привязанность была легкой и веселой, как короткий весенний дождь, и в нее не вписывалась никакая драма, даже расставание. Сан протестовала даже не потому, что не хотела оставаться с Ховитой: она уже привыкла к грубости этой эгоистичной и несдержанной женщины, как и к холодности своей матери. Сан еще было слишком мало лет, чтобы задаваться вопросом, есть ли другие способы любить маленькую девочку, другие возможные поступки, которые как-то связаны с нежностью, пока еще не существующей в ее картине мира.
Но слово «Италия» пробуждало ее воображение. Несколько месяцев назад одна семейная пара из деревни приехала на каникулы из Неаполя, где они жили, и привезла с собой дочь. Ноли было девять лет. Она была тщеславной и веселой девочкой, и сразу же стала предводительницей всех деревенских детей. Она носила с собой красивую куклу с очень длинными волосами и нарядами, в которые можно было ее наряжать. Еще у нее было несколько чудесных книг с множеством картинок, в которых можно было прочесть чудесные истории, а также тетради и цветные карандаши, с которыми Ноли проводила вечера за рисованием и позволяла делать то же самое только тем, кто ей нравился. У нее было много разных платьев, штанов и футболок, как у мальчишек, и целая уйма туфель, которые она показывала каждый день, зная, какое привлекает внимание. Ноли без конца рассказывала обо всех удивительных вещах в Италии. Об улицах, полных машин и автобусов, на которых можно было поехать в любое место. Об электричестве, которое освещало темноту так, будто был день. О лифтах в больших зданиях. О школе, в которой она училась и собиралась стать медсестрой. О конфетах и мороженом, которые ей мама покупала каждое воскресенье. О телевизоре, по которому она смотрела каждый вечер мультфильмы и передачи для детей…