Навстречу Закату
Шрифт:
– Я не рыдал… – запротестовал Илюха.
– А чего ты делал? – поинтересовался Алекс.
– Хныкал…
– Ну, хорошо! – погладила Юля сына по голове. – Сидит и хнычет, и коленки держит. А из-под ладоней кровь течет.
– Я листики приложил! С дерева! – уточнил Илья.
– С дерева? – Алекс сглотнул солено-металлическую слюну.
– Да, облизал и приложил! – гордо заявил сын.
Юлия уже мыла руки в ванной.
– Ну, в общем я оказала нашему мальчику первую помощь… и мы дома! Живые и здоровые. Твоя очередь руки мыть!
Супруга прошествовала в комнату переодеваться в домашнюю одежду. Илья поплелся к умывальнику и закрыл за собой дверь.
– А как это случилось? – Алекс подошел ближе.
– Да…
– Понятно… Давайте ужинать! – Алекс вернулся на кухню и начал раскладывать гречневую кашу по тарелкам.
А дальше по привычному распорядку.
Каждодневный семейный ужин.
Ежевечерняя война с сыном за чистоту зубов.
Традиционное чтение перед сном.
Привычное хихиканье в детской с выключенным светом.
Общий отход ко сну.
И никто так и не позвонил…
На следующее утро Алекс проснулся по установленному порядку, когда уже все ушли. Рыжик мирно сопел на подушке супруги. Почувствовав флюиды гнева, вскипевшие в хозяине, кот, не открывая глаз, метнулся прочь, отчаянно работая лапами.
– Вот глупое и наглое животное! Знаешь же, что нельзя… Так зачем же делаешь? – Алекс разговаривал с тапочками, нащупав их у кровати. – Прям как человек!
Тапочки молчали в ответ, как, собственно, и положено окружающим нас предметам, и покорно зашаркали в уборную.
Так же покорно, после утреннего моциона, вещи укладывались в чемодан уверенными движениями крепких рук Алекса. Он точно знал, где и что должно лежать. И совершал все действия смело и мужественно. Потому что за завтраком составил список. А что там на уме у этих вещей, никому не известно. Мы можем только предполагать, если допустим наличие у предметов способности размышлять. Да, собственно, какая разница, чего они там себе думают. И кого это вообще волнует? Свитер сюда, носки туда! И никаких возражений.
Но как раз тот самый свитер и заметил:
– А руки-то у него дрожат…
– Конечно, дрожат… Такое дело… – отвечала рубашка.
– Дело? Какое дело? – это были носки, которые Алекс купил совсем недавно и еще даже не оторвал этикетку.
– Вот только с носками я еще не разговаривала, – возмутилась ветровка, – такое дело! Лежите себе и помалкивайте!
– У тетради спросите… Она знает! – откликнулись брюки.
– Она знает… но не скажет! – вступили в разговор трусы-боксеры.
– А только одно я вам скажу, братцы: страшно ему! – успел только сказать чемодан и тут же захлопнулся. Алекс прервал сборы и убрал багаж в шкаф. Илья должен уже вернуться из школы.
Рыжик, сонно моргая левым глазом, сидел на пороге в комнату и наблюдал за происходящим с непроницаемой мордой. Где-то в глубине его кошачьего мозга шевелились давно забытые рефлексы: “Чемодан – хозяин уезжает – можно спать, где угодно – свобода!”
– Рад, Рыжик? – обратился к коту Алекс. – Конечно! Я думаю! Праздник кошачьей душонки! И можешь не отвечать. Вопрос риторический! Скоро будешь тут полноправным хозяином! Альфа-самцом! Ты победил! Теперь это твоя территория!
Алекс сел на диван. Если раньше Рыжик бы унесся ветром от еле заметного движения, то теперь он продолжал сидеть в позе «кум королю», глядя на мужчину круглыми бессмысленными глазами.
– Даже ухом не повел! Чувствуешь, да? – продолжал Алекс философскую беседу с соперником. – Хищник! А то может мне хобби завести какое-нибудь? И успокоиться? Слышал, помогает!
Кот индифферентно свалился на бок и начал смачно вылизывать под хвостом.
– Да, ты прав, кошак! Какое, нахер, хобби, когда работы нет! А ведь хобби у меня было… Мне нравилось писать…
Кот перевалился на другой бок. Бросил в сторону Алекса замутненный взгляд из-под полузакрытых глаз и вернулся к своим гигиеническим процедурам.
– Это не то, что ты услышал, рыжая ушанка! То, что тебе послышалось, ты делаешь в своем лотке. А мне нравилось
сочинять и записывать на бумагу. На белую, как облака в летний день, бумагу. Ровными линиями выводить буквы. Аккуратно, не отрывая руки. Пробуждая их к жизни тонким стержнем шариковой ручки. Как по велению волшебной палочки. Подчиненные твоей воле и мысли. Подвластные только твоей фантазии. Строки вязью проявлялись на чистой странице. Несказанное блаженство, рожденное из тишины и пустоты… И знаешь, о чем был первый рассказ? Ты не отвлекайся, Рыжик, ты мне не мешаешь. Так вот! Эта история была о том, как один человек ехал за рулем по дороге в город своего детства. Такой маленький городок на краю цивилизации. За гранью шума и суеты. То есть, трасса была такая загородная. С редкими встречными автомобилями. И никто не обгонял этого человека… Потому что туда, куда он ехал, больше никому не нужно было… Вот так ехал он, ехал, не спеша и рассматривая окружающие пейзажи. И вдруг увидел дерево, стоящее одиноко в поле. Дерево, которое отец этого человека называл “Горюшко”. Это дерево было поражено молнией. С одной стороны оно обгорело, а с другой стороны зеленело листвою. Ровно вдоль по середине. Одна половина умерла, а другая осталась живой. И отец в детстве рассказывал этому человеку, что такие деревья мучаются на грани цветения и гибели. Страдают. Поэтому и называл их “Горюшко”. Одна половина – смерть, другая половина – жизнь. Вспомнил эту историю человек и поехал дальше. Внезапно пошел дождь. Такой сильный, как во время всемирного потопа. Машину невозможно вести. Тогда остановился он на обочине. А дождь заливает все вокруг. И вода не успевает уходить. Поднялась уже до крыши автомобиля. Человек открывает дверь, чтобы спастись, но только вываливается на дорогу прямо в воду и захлебывается… А мимо едут редкие автомобили как ни в чём не бывало, и пассажиры в них думают, что человек просто чудик. А читатель понимает, что этот дождь – плод воображения водителя…Алекс замолчал. И тут же со всех сторон, из всех углов поползли к нему холодные змеи одиночества и ненужности. Их шипение сжимало виски и отдавалось звоном в ушах. Чтобы отогнать этих тварей, Алекс заговорил опять.
– Почему мне вдруг вспомнилась эта история, Рыжик? Я не знаю… О чём я хотел написать этот рассказ? Я тоже не знаю… Такая вот хрень заумная… Но в конце-то концов понятно же, что этот человек захлебнулся в собственной фантазии. Понятно? Или нет? Тебе понятно, Рыжик?
Рыжик в яростном упоении продолжал вылизывать свои причиндалы. Точнее, то, что от них осталось. Потому как был этот кот кастрированным.
И внезапно Алекс закричал: Да и пошел ты в пень, тупое животное! И пошел я в пень!
Рыжик сорвался под диван, оставив только клок шерсти на полу.
– Нахер кому это все нужно было, кроме меня! – продолжал орать Алекс. – Какое хобби может быть у безработного?
От крика запершило в горле. Алекс начал говорить тише.
– Он боится тишины! – подумал Рыжик, выглядывая из укрытия. – Ему страшно молчать!
– А ведь я долго забавлялся писательством. И радовался как писатель всякой ху…не, когда меня хвалили. А чего радовался, притырок? Ни один мой роман не взяли в печать. И почему я решил, что я писатель? Хотя я даже несколько книг издал… за свой счет. Ага! Штук тридцать, наверно, в общей сложности. Невъеб…ный тираж. Ага.
– А чего это из него прям потоком хлынула нецензурная брань? – возмущенно спросила подушка жены у подушки Алекса. – Прям неприлично слушать даже.
– А вот поди ж ты… накатило, значит, – ответила подушка Алекса, – спросила бы, если б могла…
Но Алекс ответил сам, словно слышал этот разговор.
– А что я матом ругаюсь, так простите уж. Это чтобы не отпиз…ть себя. Не надавать себе по щам, сука! Писатель хренов! Ага… Еще одно мое заблуждение.
Алекс упал на подушку, лег на бок, повернувшись к половине, на которой спала супруга, и заговорил еле слышным шепотом.