Навстречу звездам
Шрифт:
– ...О своем детстве у меня самые плохие воспомниания, - начал он свой рассказ.
– Жили мы небогато. Мать умерла, когда мне было одиннадцать лет... Мой отец был инженером-нефтяником, но его интересовала не только техника. Время от времени на квартире отца собирались люди и, запершись в одной из комнат, о чем-то вполголоса разговаривали. Отец организовал подпольный кружок по изучению запрещенной литературы - Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина; планировал создать в Саудовской Аравии отделение Партии арабского социалистического возрождения, основанной за четыре года до этого. По сути, он шел на смертельный риск - за гораздо менее "предосудительные" поступки в той стране и по сей день полагается смертная казнь. По сей день там запрещены все общественные объединения. По сей день там жестоко расправляются с защитниками интересов трудового народа... За его деятельность нашей семье, и мне в том числе, довелось испытать поистине ужасные страдания. Но я не виню его - наоборот, я горжусь им. Он мечтал о том, чтобы
И вот в мае 1951 года королевская тайная полиция напала на след "заговорщиков" - среди тех, кому доверился отец, был ее агент. Он и его товарищи были арестованы и брошены в подземные застенки...
Через несколько недель они, полумертвые от страшных пыток, предстали перед закрытым шариатским судом. Приговор был фактически вынесен в день ареста - за так называемую "государственную измену" все они были приговорены к смертной казни, а члены их семей были проданы в рабство.
– То есть как?
– не поверил своим ушам Иван.
– Проданы в рабство? Оно было узаконено - во второй половине двадцатого века?
– Да, Иван, в рабство, - ответил Джемаль.
– В Саудовской Аравии оно было узаконено. Издавна туда ввозили рабов из Африки, и их потомки также с рождения были рабами. Налицо все атрибуты работорговли: невольничий базар, контроль над ценами со стороны правительства. Вот, смотрите, - он протянул ксерокопию йеменской газеты "Фатат аль-Джазира", вышедшей в начале пятидесятых, - в ней говорится, что правительство Саудовской Аравии установило новые цены на рабов: мужчины продаются по 250 фунтов стерлингов, женщины - по 350 фунтов... А вот еще, - он включил видеотерминал и запустил кинохронику, - видите, маленьких детей продают в рабство, угоняют на каторжный труд закованными в кандалы. А рядом с невольничьим рынком сказочные дворцы правителей этой страны... [14] Это не криминальное рабство, которое было даже на территории СССР при оккупации - например, в Чечне. Это закондательно закрепленная система рабовладения и работорговли. В Саудовской Аравии рабство формально было отменено в 1962 году. Но это формально - а хозяевам той страны закон не писан, они неподсудны. И фактически эта система благополучно пережила рубеж тысячелетий. Знатные господа владели рабами даже на территории Соединенных Штатов. В газете "Завтра" - вот она, прочитайте сами [15] описывалось, что саудовский посол в Америке принц Бандар имел по месту службы целый гарем из детей-рабов. Явный извращенец... В начале двадцать первого века мир также узнал о том, что нефтяные шейхи похищают по всему миру для своих гаремов девушек и подвергают их пластическим операциям чтобы были похожи на голливудских звезд. Занимаются групповым сексом с десятью "Мадоннами" сразу; раздевают догола, запрягают в повозки и устраивают бега... И они смели нас учить "правам человека" в связи с Афганистаном! Это не слишком афишировали: Запад - понятно, почему, а доперестроечным коммунистам того факта, что саудиды на словах осуждали Израиль и даже подбрасывали с барского стола кое-какие средства Палестине, очевидно, было достаточно, чтобы не слишком лезть во внутренние дела... Такова обратная сторона медали этого "нефтяного рая"...
14
Факты взяты из книги В.А. Сухомлинского "Сердце отдаю детям", Киев, "Радяньска школа", 1974, с. 160, 163
15
№17 (334), 2000 г.
– А как же вас, арабов, продали?
– все еще не верил Иван.
– Ведь ислам вроде бы запрещает обращать в рабство единоверцев!
– Ради такого "исключительного" случая они придумали довольно изощренный и даже извращенный ход. Этот самый шариатский суд, сплошь состоящий из богачей - представителей знати, постановил, что приверженцы идей социальной справедливости якобы предали Аллаха - а значит, ни они, ни их жены и дети мусульманами не считаются. Но что-то я не встречал в Коране, чтобы Аллах благословлял богатство одних за счет нищеты других. Ислам - это религия, в которой справедливости придается очень большое значение. У нас перед глазами убедительные примеры того, как можно органично совместить идеи социальной справедливости с традиционным исламом - героический Ирак, Ливийская Джамахирия, Исламская Республика Иран. Если уж обвинять кого-то в "служении шайтану", то сама эта саудовская знать - его преданные слуги. Саудиды, узурпировав власть, продали землю и народ Большому Заокеанскому Шайтану. Этим паршивым шавкам Запада Священный Коран - не указ, и они не имеют никакого права им прикрываться. Врагов своего класса они нагло объявляют врагами Аллаха, хотя для них самих главной ценностью является не вера, а сказочное богатство и абсолютная личная власть. Они уж точно не мои единоверцы... Надеюсь, этот оплот реакции доживает свои последние дни, и войска Объединенной Арабской Республики
освободят Эр-Рияд до конца месяца...– Конечно, освободят!
– согласился Иван.
– Ведь Багдаду помогаем мы и Международная Красная Армия. Вчера наши летчики потопили в Персидском заливе американский авианосец "Рональд Рейган"... Как жаль, что я сейчас только учусь!..
– На этот раз рабовладельцам крышка. За свои преступления они все заслуживают смерти... Продолжаю рассказ... 15 июня 1951 года моего отца и его товарищей по подпольной организации обезглавили на площади. И в тот же день меня и семь моих братьев и сестер, скованных по рукам и ногам, в колодках, прогнали, подгоняя ударами бичей, от специальной тюрьмы для рабов до базара. Мне было пятнадцать лет, я был самым старшим. Самой младшей была пятилетняя сестра Алия, ее тоже выставили на продажу, тоже заковали в кандалы. За людей нас уже не считали - столь сильна была ненависть правителей Саудовской Аравии к революционерам... И я поклялся памятью отца, что разобью рабские оковы при первом же удобном случае.
Началась торговля. Продавцы зазывали покупателей, расхваливая на все лады свой живой "товар", словно торговали скотиной. Покупатели приглядывались к нам. Дети высоко ценились на рынке... Вот показался роскошный "роллс-ройс" со звездно-полосатым флажком на капоте. Из него вылез человек европейской наружности в классическом костюме, при галстуке. Это был посол Джеффри Смит. Он был очень длинный, худой, остроносый, выпученные глаза у него быстро бегали и блестели, на щеках светился нездоровый румянец, губы были пухлыми и влажными, он поминутно облизывал их языком. Он прошел по рядам и остановился возле нас. Продавец чуть ли не на коленях начал ползать перед ним: доллары все-таки...
Мельком взглянув на меня, он уставился на моего десятилетнего брата Мухаммеда. Американец длинными пальцами провел по его плечам, груди и животу. Глаза посла при этом еще больше расширились, он обнажил зубы в плотоядной улыбке. Мухаммед заплакал, за что тут же получил затрещину от продавца. Последний униженно распинался, уговаривая Смита купить моего брата. Наконец, тот вынул из кармана пачку долларов, и Мухаммеда, оторвав от меня, увели и запихнули в "роллс-ройс". Больше я его не видел...
За два часа были проданы еще три брата и две сестры. Ахмеда купили для дворца - он должен был служить в гареме, где наследник престола Сауд, ставший через два года после этого королем, проводил "бурные" ночи в обществе сотен жен и наложниц. Это означало, что тринадцатилетний мальчик, еще не знавший женской любви, должен был подвергнуться ужасной процедуре оскоплению...
Наконец, пришел и мой черед. Толстый человек в роскошной одежде придирчиво ощупал мои мускулы, осмотрел зубы и купил меня за двести фунтов... Это был агент владельца каменоломней, находившихся в районе Красного моря.
Закованные в колодки, мы тряслись в набитом до отказа грузовике - по знойной пустыне, ужасно страдая от жажды. В караване было пять машин. В трех везли различные грузы, а в двух - пятьдесят восемь детей-невольников. Самому старшему из нового "пополнения" было семнадцать, самому младшему восемь. Нас везли на каторгу, а фактически - на убой. Больше полугода не выдерживал никто. Дети были совершенно беззащитны и более дешевы по сравнению со взрослыми мужчинами... Когда караван достиг моря, нас переправили на безжизненный островок в семи километрах от берега и в тридцати километрах к северо-западу от Джидды. Отныне мы должны были по семнадцать часов в сутки заниматься тяжелейшим трудом, без выходных, в цепях и колодках, под палящим солнцем и ударами плетью. Это была работа на износ - умерших детей заменяли вновь купленными. За все время, которое я там провел, умерли от каторжного труда и под плетью тридцать девять детей... И все это для того, чтобы богачи могли жить в роскошных дворцах, с фонтанами и бассейнами...
Я сразу понял, что терять мне нечего. Я решил: если и не удастся сбежать, то по крайней мере пусть они получат от меня как можно меньше. Надсмотрщики сразу невзлюбили меня. Меня постоянно секли плетью, привязывали к столбу на солнцепеке на целый день без глотка воды, и солнце дико жгло мои раны на спине...
Однажды я, не выдержав издевательств, взял камень и замахнулся на надсмотрщика. Но не успел опустить булыжник ему на голову - получил страшный удар палкой по руке. Что поделать - он был взрослый, сытый, полный сил... О "бунте" доложили хозяину, и он приказал в назидание другим публично выжечь раскаленным железом у меня на спине клеймо диаметром в пять сантиметров.
Чтобы я не "заражал" других, меня изолировали и запирали на ночь в отдельно стоящем сарае. Это меня и спасло: в одном из углов среди всякого хлама и металлолома я нашел старое лезвие пилы. Вернее, обломок. И еще одно обстоятельство спасло меня: та гниль, которой нас кормили, хорошо клеилась и имела практически тот же цвет, что и цепи.
Восемнадцать ночей ушло на перепиливание цепей. Наконец, на девятнадцатую ночь я сделал последние надрезы пилой, и оковы пали. Но это было только начало. Мне уже было все равно, что со мной будет. Я готов был умереть в морской пучине или в пасти акулы, но только не в рабстве. Никем не замеченный, я быстро вынул плохо скрепленные друг с другом камни, из которых был сложен сарай, вышел на свежий воздух, тихо дополз до моря, бросился в волны и поплыл прочь от острова.