Навуходоносор II, царь Вавилонский

Набопаласар решил дело, просто уничтожив соперника. Само собой, этого желали мидяне. Ассирийцы, верные своей доктрине, начали превентивную войну на Иранском нагорье с целью ослабить и рассеять их. Эта агрессивная политика провалилась; но для мидян оставить на своих западном и южном флангах такое грозное враждебное государство, как Ассирия, было бы крайне неосторожно.

Труднее понять решение Набопаласара. Но был ли у него выбор? Его союзники были достаточно сильны, чтобы не советоваться с ним. Насколько мы знаем теперь, он усвоил их образ действий: ведение войны на уничтожение. Тут не всё можно объяснить желанием отомстить. Такую жесткость ему, несомненно, внушила военная и политическая целесообразность. Политическая ситуация на вавилонской равнине была для него не слишком благоприятной: даже когда ассирийцы покинули ее (это случилось летом 620 года), города его царства подчинились ему без особой охоты; в частности, его не признали Ур и Ниппур. Царь мог опасаться, что впоследствии окажется между двумя врагами, находившимися на юге и на севере от Вавилона. После победы он сначала оправдывал свои действия как оборонительные: «Ассирийцу, что с давних времен правил всеми народами и угнетал народы под тяжким игом своим, я затворил Аккад и свергнул иго его». Впоследствии он уже провозглашал уничтожение врага: «Я победил Субарум, обратил страну его в холмы и развалины». За простыми выражениями кроется тонкий смысл. Набопаласар использует те же формулы, которые применяли ассирийские цари, откровенно повествуя о своих победах и завоеваниях. Читателю древности бросалась в глаза издевка, кроющаяся в этих фразах. В более ранней из приведенных надписей противник называется открыто, зато употребление слова «Аккад» было в то время неоднозначно. Этот географический и политический термин иногда обозначал только север Вавилонии; применяя его, Набопаласар по умолчанию признавал, что юг ему не повинуется. Однако довольно часто под Аккадом понимали и всё Нижнее Междуречье — в противоположность иностранным государствам. Современники могли трактовать это выражение двояко, чего и хотел автор. Во втором тексте писец если не по прямому указанию царя, то с его благоволения вместо слова «Ассирия» употребил его «книжный» синоним — «Субарум». Слово это в разные времена применялось к разным местностям; страну с таким названием помещали то на севере, то на северо-востоке. Составитель надписи, конечно, не желал скрыть имя побежденного врага как недостойное: в действительности он таким образом отсылал к Хаммурапи. Отсылка была не прямая, но от образованных людей того времени она укрыться не могла. Вавилонский государь XVIII века хвалился тем, что взял под контроль страну, которую он называл «субарейской» (читай: ассирийской) и впоследствии восстановил ее храмы. Одним словом, если верить ему, он был завоевателем, но завоевателем-благотворителем. Через этот прозрачный намек Набопаласар являл себя преемником Хаммурапи. В этой роли он, конечно, был не слишком убедителен; своим текстом он желал смягчить впечатление от суровой реальности — безвозвратного разрушения Ассирии.

А ведь оно перечеркнуло многовековой обычай «Благодатного полумесяца». Внутри этого пространства побежденные державы подвергались унижению, иногда — систематическому разграблению. Победитель увозил всё, что считал для себя полезным или желанным, однако от решительного разорения страны воздерживался. Но мидяне поступили с Ассирией радикально. Это объяснимо — они не принадлежали к цивилизации Междуречья; но вместе с ними так же повели себя и их союзники-вавилоняне. Разрушению даже не предшествовали тотальный вывоз ценностей и переселение народа. В Ниневии, ассирийской столице, библиотека, собранная царем Ашшурбанипалом, была брошена среди развалин, роскошная мебель слоновой кости разбита; даже статуи богов, которые обычно забирались победителями как военнопленные, погибли под обломками своих святилищ. (В этом отношении Навуходоносор не во всём следовал отцу, а вернулся к образу действий ассирийских и вавилонских царей прежнего времени.) Впрочем, жестокость Набопаласара избавила его преемника от постоянной угрозы на северной границе; однако еще предстоит оценить значение культурного урона, вызванного падением Ассирии. Сожалеть тут надо даже не о продуктах умственного творчества, не о материальных ценностях, накопленных в Ассирии за два с половиной столетия владычества на Ближнем Востоке. Более серьезные последствия имел обрыв «державной» религиозной и политической традиции: именно такой идеологии и не хватало Навуходоносору, чтобы руководствоваться ею в своих действиях. Когда же через несколько лет после его смерти, при четвертом его наследнике Набониде, вавилоняне попытались вновь обрести ее, ход событий показал, что было уже поздно.

Завоевание вавилонянами империи вплоть до взятия Иерусалима в 587 году известно нам по подробным и хорошо осведомленным источникам на вавилонском, еврейском и греческом языках. По-гречески Иосиф Флавий в I веке нашей эры написал трактаты «Против Апиона» и «Иудейские древности». В обоих сочинениях повествование о победах Навуходоносора во многом восходит к Библии, но их автор дает и некоторые другие важные сведения. Книги самой Библии (Четвертая Царств, параллельная ей Вторая Паралипоменон, пророков Иеремии и, в меньшей степени, Исайи) все внимание, естественно, обращают на судьбу Иудейского царства; несмотря на такой ограниченный взгляд, данные этих книг неоценимы, ибо уникальны; о других же городах империи мы не знаем ничего, кроме точки зрения владык-вавилонян.

Наконец, по-вавилонски ход событий изложен в Вавилонской хронике [10] . Она начинается со второй половины VIII века и доведена до III века. Хроника записана на многих табличках, пострадавших при перевозке, из-за чего в их ряду есть досадные пропуски. Вероятно (судя хотя бы по месту находок), она хранилась в самом Вавилоне. Первая часть повествования доходит до 539 года — взятия Вавилона персами. События записаны погодно — в этом смысле хроника явно следует образцу «царских летописей». До середины II тысячелетия каждый год в них обозначался каким-либо выдающимся событием, совершившимся в году предыдущем (военной победой, строительством храма, завершением прокладки канала). У этих документов была практическая цель: служить ориентирами во времени для исполнения исков по займам. Естественно, своего царя администрация выставляла только в выгодном свете. В хронике это вовсе не так. Ее тон кажется на удивление современным. Правда, она фиксирует события, относящиеся только к Вавилонии, более того — только к вавилонскому царю; об остальном мире, если действия царя с ним не были связаны, мы не узнаем из нее ничего. Но историки нашего времени не могли не оценить полноты и объективности сообщаемой информации; в этом отношении хроника резко отличается от современных ей документов. Царские надписи (это относится ко всем, в том числе, конечно, и к надписям Навуходоносора), безусловно, не допускали прямой лжи, но пользовались лукавыми умолчаниями: о поражениях и даже разгромах, если они не имели особо тяжких последствий, не сообщалось. Здесь же составитель, в частности, упоминает о битве между Навуходоносором и фараоном, не скрывая, что она оказалась кровавой, а исход ее неопределенным. До сих пор никто еще не установил, какая группа писцов могла собрать и записать историю своей страны, но столь упорное продолжение замысла (на протяжении более четырехсот лет!) и такая раскованность при его исполнении вызывают восхищение.

10

Она еще называется Хроникой Уайзмана по имени открывшего и переведшего ее британского ученого.

Навуходоносор впервые появляется как действующее лицо Вавилонской хроники на девятнадцатом году правления своего отца, в 607 году; именно тогда он начал исполнять обязанности, связанные с титулом наследного принца. К тому времени международное положение уже почти десять лет было крайне смутным. В 615 году Набопаласар после битвы на вавилонской территории попытался напасть на Ассирию, но потерпел неудачу под городом Ашшур, и ему пришлось оставить поле действий мидянам. Те стали брать крупнейшие ассирийские города с востока на запад: в том же году — Аррафу, в следующем — Тарбишу и Ашшур. В 612 году вавилоняне присоединились к победителям. Ниневия пала после двухмесячной осады. В 610 году Набопаласар завершил завоевание территории, но ассирийская армия собралась на западе под предводительством нового царя, оказавшегося последним. Египтяне пришли ему на помощь, но цели их участия в войне нам сейчас неясны. С ассирийцами они всегда были в явной или скрытой вражде, так что ослабление соперника могло их только радовать. Может быть, они боялись, что на смену Ассирийской державе придет Вавилонская? Как показало ближайшее будущее, для таких опасений были основания; но нельзя удержаться от мысли, что осуществлять поход с таким удалением от своих баз было по меньшей мере неосторожно. Выжидательная политика со стороны фараона больше соответствовала бы обстоятельствам.

В 609 году последним актом войны стала битва за Харран. Мидяне и вавилоняне взяли это убежище ассирийцев. Те вместе с египтянами осадили город, но серьезных успехов это им не принесло — напротив, они были наголову разбиты и навсегда исчезли из истории. Мидяне оккупировали окрестности Харрана, а сам город разрушили до основания. Для них важно было удержать эти области: это давало возможность контролировать пространство между долинами Тигра и Хабура, а также среднее течение Евфрата.

Вавилоняне в то же самое время укрепили свой правый фланг операциями против горцев Верхней Месопотамии, проводя политику «выжженной земли» до самого центра Анатолийского плоскогорья. В 608 и 607 годах Набопаласар с сыном Навуходоносором, возглавлявшие войска, принимали предупредительные меры против вторжения на опустевшее пространство, прежде занятое Ассирией, горных народов — «дотла», как говорит хроника, разграбили и опустошили их земли.

С сентября 607-го по сентябрь 606 года Набопаласар стремился взять Кархемиш, до тех пор остававшийся в руках египетских войск фараона Нехо II, который, несмотря на разгром его ассирийских союзников, не повернул домой. Вавилонскому царю надо было удержать оба берега Евфрата, а затем идти на город; этим движением он угрожал и коммуникациям египтян на широте Халеба. Кархемиш был ключевым пунктом: он контролировал дорогу с анатолийских гор в долину, а главное — там был последний брод; ниже по течению приходилось с повозками, утварью и животными перебираться через реку на келеках. Эти круглые грузовые лодки, сделанные из тростника и кожи, были очень плохо управляемы; люди же плыли поодиночке на надутых мехах, подталкивая барки. Переправа даже в мирное время была неудобна, а если на западном берегу находился враг, становилась очень опасной.

Вавилоняне даже не пытались форсировать реку у самого Кархемиша. Сначала они решили обойти город с севера, овладев городом Кимуху (видимо, нынешний Самсат); он был также расположен на анатолийском Евфрате, примерно в 70 километрах к северо-востоку. Но после четырехмесячной осады египтяне вновь взяли его.

После этого вавилонские войска направили удар на 140 километров южнее: там река была уже очень широка, но зато они находились гораздо ближе к своим базам. Им удалось утвердиться на западной стороне; однако египтяне, спустившись из Кархемиша по восточному берегу, «отбросили» вавилонян и «следовали за ними по пятам». Лаконичный рассказ Вавилонской хроники позволяет предположить, что у Набопаласара уже не было прежней энергии (или прежней удачи). Дальше хроника с предельной простотой сообщает: Навуходоносор «собрал вавилонское войско, и стал во главе его, и пошел на Кархемиш, который на берегу Евфрата, и перешел реку [чтобы напасть на египтян], стоявших в Кархемише <…>. Они дали сражение, и египетское войско пало перед ним; он [победил] его и уничтожил. Вавилонское войско догнало остатки египетского войска, спасшиеся [от разгрома], которые оружие его не смогло победить в округе Хамат, и так их [разбило], что ни один человек не [вернулся] в страну свою». Несмотря на лакуны, смысл рассказа совершенно ясен. О разгроме египтян вавилонянами в Кархемише свидетельствует один маленький (и не вполне достоверный) факт: некий греческий наемник, состоявший на службе у фараона, при поспешном бегстве из города бросил щит.

Действительно, побежденным ничего не оставалось, как только отступить в Хаматскую долину, чтобы попытаться оттуда вернуться в Египет. Последний акт борьбы происходил в чистом поле. К несчастью для отступавших, дорога к югу была очень неудобна для бегства. Воин в латах и шлеме, окруженный товарищами, был неуязвим для атак неприятеля, если твердо стоял лицом к лицу с ним. Даже при поражении, если отход совершался в порядке, потери оставались небольшими. Тогда еще не существовало метательных орудий вроде позднейших онагров, способных поражать ряды противника издалека. Но стоило разорвать строй и рассеять воинов, чтобы каждый из них остался один в беспорядочном бегстве, как в преследование бросались колесницы: малоэффективные против сомкнутых рядов; они без всякой опасности для себя поражали отступавших ударами в спину. Этим и объясняется полное избиение египтян. У них не было командира, который объединил бы их (фараон, вероятно, не присутствовал на поле сражения — иначе бы вавилонский источник на это указал). Они рассеялись на большом ровном пространстве без преград и лесов, с запада запертом горами, с востока — ограниченном горами и пустыней: это было идеальное место для маневра колесниц. На южном направлении порог перед Дамасским оазисом преодолевался тоже не без труда, но идти следовало именно через него; дальше в Египет было две дороги: одна — на запад, к финикийским портам, откуда можно было отплыть в дельту Нила, другая вела на юг, к нильской долине, через прибрежную низменность. Стратегия Египта была явно беспечной; по всей видимости, все предосторожности были принесены в жертву тому, чтобы как можно быстрее попасть в Верхнюю Сирию; пути сообщения остались без прикрытия с тыла; фараон обеспечил себе лишь контроль за Иудейским царством.

Судя по отклику пророка Иеремии, этот разгром получил заметный резонанс по всему региону. Иеремия признал его значение и перспективы: перед наследным принцем теперь остался открытым весь Левант до Синая.

Наследник расположился в Рибле (как в свое время и фараон Нехо по прибытии из Египта). Тот, кто желал контролировать выход к Средиземному морю, не мог не выбрать этот поселок в Хаматской долине. Говоря военным языком, это был главный узел дорожной сети; он был расположен неподалеку от нынешнего «Хаматского прохода», через который можно попасть к морю из внутренней Сирии. Места для дислокации войск там хватало, река Оронт давала воду, а окрестность изобиловала продовольствием. Кроме того, это место обладало с политической точки зрения тем преимуществом, что давало возможность утвердиться, не вызывая недовольства правителя Хамата. Хотя он с тех пор фактически оказался в подчинении у Набопаласара, но обязанность кормить воинов могла ему не понравиться. Маленькая же Рибла не имела собственного царя, потому она и сохранила свою военную роль до самого конца Вавилонского царства в 539 году.

Именно там Навуходоносор узнал, что его отец умер от болезни в Вавилоне 8-го числа месяца ава на двадцать первом году царствования (15 августа 605 года по нашему календарю). Наследник оставил основную часть войска в Сирии, а сам с небольшой охраной немедленно отправился в путь и 7 сентября «воссел на престол царей», как гласит традиционная вавилонская формула. С учетом времени, за которое до Навуходоносора могла дойти весть о кончине отца, и предполагая, что отправился он в столицу обычным путем, он покрыл расстояние около тысячи километров меньше чем за 20 дней. Таким образом, его дневной переход равнялся 60 километрам — это вдвое больше обычного перехода войска в походе.