Найденыш

Судорожно сглотнув, Шестерня прошептал:

– Да уж, опасная у тебя работенка. Это только здесь так, или еще места встречаются?

– Встречаются, - механик кивнул, - но редко, чаще по-другому бывает...

Зола перебил, спросил с нескрываемым интересом:

– А просто ходить пробовали, или... тоже мешает?

Маховик кивнул.

– Пробовали. Интересные, скажу я вам, там вещи находят, настоящие сокровища. Да только после таких походов долго не живут, седьмицу, от силы две, затем умирают, да так, что лучше бы вам не спрашивать.

Шестерня, в чьих глазах при упоминании сокровищ зажглась жадность, вторично сглотнул, спросил сипло:

– А что за вещи-то: золото там, камешки какие?

– Да что ты, - Маховик усмехнулся, - такого добра и в других местах хватает, чтобы на верную смерть идти. Нет, там металлы всякие, что ни огонь, ни меч не берут, куски невиданных механизмов, а то, и вовсе непонятное добро, вроде бы видно, для дела вещь сделана, не на показ, но хоть ты голову сломай, не поймешь, как пользоваться.

– Было бы интересно взглянуть, разобраться, - отстраненно произнес Зола.

Маховик хмыкнул:

– Смотрели уже, разбирались, да только без толку. А что это, позволь узнать, за изображение?
– механик указал на карту, что маг по-прежнему держал в руках, забыв убрать в мешок. Заметив, как маг отодвинулся, хмыкнул, сказал дружественно: - Да ты не бойся, не испорчу. Сколько я таких бумаг уже пересмотрел, вижу ведь - карта.

С этими словами Маховик протянул руку. Зола поколебался, нехотя отдал драгоценную бумагу, его глаза прикипели к рукам механика, чтобы, в случае чего, немедленно забрать обратно. Маховик чуть заметно усмехнулся, разложил карту на палубе, придавив по краям непонятными инструментами, что специально для этого извлек из петель на поясе, склонился, пристально вглядываясь в хаотическое переплетение линий и мелкую вязь символов.

Наемники, поначалу не обратили внимания, Зола успел намозолить всем глаза, доставая карту из мешка и складывая обратно по пять раз на дню, но по мере того, как Маховик что-то негромко бурчал, ползая по изображению едва не носом, поворачивали головы, с интересом наблюдая за действиями механика. Пристроившись на выступающей из борта доске, сделанной в виде скамьи, Зола сидел, как на иголках, раздираемый сомнениями: отобрать карту прямо сейчас, пока механик окончательно не заляпал рисунок присохшей к рукам грязью, или дождаться внятных объяснений.

Словно почувствовав, что еще немного, и нервы мага не выдержат, Маховик поднял голову, взглянув на наемников, одобрительно произнес:

– Мастер делал. Хоть и без подробностей, но все точно. Вот только не пойму, для чего она?
– Он вновь стал возить пальцем, озадаченно бормоча: - Населенных пунктов нет, дороги не обозначены, воздушные пути тоже.... Даже границ нет, а ведь это важнейший элемент, особенно...
– Он замолчал, мгновенье раздумывал, после чего поднял голову, спросил, понизив голос: - Ты где это раздобыл?

Зола нахмурился, но раньше него успел вставить слово Дерн. Похлопав механика по плечу, он произнес дружелюбно:

– Будучи наемниками, мы много где побывали, сейчас уж не упомнить. Ты лучше расскажи, что это за схема? А то мы в догадках теряемся. Вон, Зола совсем измучился, ночей не спит, уже мешки под глазами.
– Он широко улыбнулся, но глаза остались серьезными, давая понять друзьям, чтобы не вмешивались.

Маховик помялся, сказал, понизив голос:

– Довелось мне как-то возить людей, кого - не спрашивайте, они, прежде чем на борт подняться, предупредили - чтобы вопросов не задавал, из рубки не выходил. Так вот, была у них подобная схемка....

Шестерня не выдержал, поинтересовался насмешливо:

– Откуда ж ты о карте узнал, коли в рубке сидел?

– Помощник мне сказал.
– Механик вздохнул.
– Он по неопытности советам не внял, наверх поднялся, они как раз карту рассматривали. Сразу-то ничего не сказали, улыбнулись только, а на следующее утро его в канализации нашли, выпотрошенного.

Дерн с неодобрением взглянул на Шестерню, произнес с сочувствием:

– Опасная у тебя работа.

Себия спросила с удивлением:

– Разве ты не мог им отказать?

Механик пожал плечами.

– В нашу мастерскую, абы кто, не заходит. Да и не пропустят. Сами-то, как попали?
– он усмехнулся.
– То-то и оно.

Зола дернул щекой, сказал со сдержанным раздражением:

– Это все, что ты хотел сказать?

Маховик нахмурился, произнес:

– Я к тому, что не простая это карта, как бы вам с ней горя не нажить. Туда-сюда бесцельно полетали и вернулись. Это я потом понял, на что они смотрели.

– И на что же?
– с любопытством произнес Мычка, подсаживаясь ближе.

– На эти самые пятна, подобные тому, где нас чудовище уронило. Они их назвали порталами. Видишь, отметки различаются цветом?
– он ткнул пальцем в карту. Вот эти бордовые, обозначают старые порталы, там, почитай, уже все заросло, найдешь, лишь зная, что ищешь, да и то с трудом.

– А вот эти?
– Зола указал на ярко-красные обозначения.

– А это те, что появились совсем недавно, или вот-вот появятся.

– Значит бледно-розовые...

– Те, что лишь должны возникнуть, - с гордостью закончил Маховик.

Себия прищурилась, спросила с подозрением:

– И обо всем этом ты догадался сейчас, глядя на карту?

– Нет, но с палубы к рубке идут слуховые трубы, так что, мне даже не нужно было выходить, - механик самодовольно ухмыльнулся.
– Вот только, что означают эти синие пометки - не скажу, не было у них на карте, а может, разговор не заходил, - он огорченно развел руками.

Мычка некоторое время всматривался в карту, о чем-то напряжено размышляя, сказал с непониманием:

– Вот место, где мы сразились с чудовищем, и оно отмечено, как несуществующее. Но ведь пепелище уже возникло!

Зола в раздражении отмахнулся.

– Ни ты, ни я не знаем, когда рисовали схему, а уж о времени исследований, можно лишь догадываться: год назад, пять, десять? В то время большей части этих порталов и в помине не было.

Послышались приближающиеся шаги. Себия быстро присела возле товарищей, стремительным движением накрыла карту плащом. Из-за надстройки показался Обвес. Наемники разом повернули головы, в упор, рассматривая назначенного главу рейда. Невысокий, сухопарый, на фоне прочих Обвес смотрелся скромно, но мощный, с ямочкой, подбородок выдавал упрямый характер, а в живом взгляде внимательных глаз читался недюжинный ум.