Найди меня в темноте
Шрифт:
– Но она не знает… Как она узнает?
– Дэрил скажет им. Скажет, где мы. Он придет за нами. Они все придут за нами.
И тогда Бэт спрашивает то, что волнует ее с самого начала этого рассказа о принятом Риком решении ехать в Вашингтон.
– А что сказал Дэрил? Тогда… когда этот… этот военный предложил… когда Рик согласился… что сказал Дэрил?
И она не может не думать после этого о той ночи в церкви близ Атланты. Представляя себе, как это могло быть. Скорее всего, этот бугай точно так же говорил
Она ставит бокал на стол, когда все пьют за ее возвращение, отодвигает стул и выходит из-за стола. От шумной компании. От звона вилок и бокалов. От смеха и разговоров. От взглядов. От НИХ.
Но и в кухне ей не найти такого желанного сейчас одиночества. Спустя минуту входит Кэрол. Бэт смотрит на нее и понимает, что та тоже сейчас чувствует почему-то неловкость и дискомфорт от всего происходящего. Что ее что-то тревожит. Но разговаривать с ней Бэт не хочет. Она вообще не хочет сейчас говорить, поэтому отворачивается к окну.
– Непривычно после всего того, что за стенами? – начинает мягко Кэрол разговор. А потом кладет ей руку между лопаток.
Совсем как он.
Где ты? Я так хочу тебя увидеть! Твою мать, если бы ты знал, как я хочу тебя увидеть сейчас! И как это пугает меня… Потому что не хочу чувствовать того же, когда увижу тебя.
Неловкость. Горечь. Злость.
– Где Ноа? – вдруг вспоминает Бэт, глядя в сгущающиеся сумерки за окном, вопрос, который не дает покоя с момента начала ужина. Она думала, что Кэрол скажет все, что угодно, но слышит только удивленное за своей спиной:
– Тебе не сказали?
И она вдруг угадывает в этом удивлении, что Ноа тоже останется отныне в ее жизни только именем в списке ее памяти. В той половине, что всегда будет в черной рамке траура и скорби.
Все было напрасно. Все это было напрасно… Твою мать…
Снова что-то больно сжимается внутри, грозя переломиться пополам. В висках начинает пульсировать кровь, отражаясь болью в месте былой раны на затылке. И ей очень хочется думать, что это выпитого вина так пошла кругом голова.
– Тебе уже есть двадцать один, крошка? – шутит рыжеволосый, наливая ей вино в бокал, и за столом смеются. Она их не винит – они сейчас счастливы. Они пьяны не только от вина. Как заметил ей Гленн на ухо, он третий раз видит Мэгги настолько счастливой за последние полтора года. Первые два - это положительный тест на беременность и рождение Патрисии.
Но все равно в Бэт вспыхивает острая злость в ответ на этот вопрос рыжеволосого. Несмотря на это понимание.
Нет, гавнюк, мне, конечно же, нет пока двадцати одного. Но это поверь, не самый мой страшный проступок перед законами прошлой жизни. За самые страшные меня бы посадили на электрический стул…
– Я думала, тебе сказали про Ноа, - тем временем говорит за ее спиной Кэрол. Бэт ясно ощущает слезы в ее голосе, но ей, на удивление, плевать
на это. – Тай погиб, когда пытался спасти его…– Я просто хотела, чтобы он вернулся к своей семье. К своей семье! – шепчет Бэт, снова возвращаясь назад в больничный коридор. – Потому что кому-то его так не хватало… Должно было не хватать…
Она понимает, как это глупо звучит сейчас. Понимает глупость и импульсивность своего поступка тогда. Только потом, спустя время, в который раз прокручивая все в голове, Бэт поймет, что едва не убила их всех тогда, в этом проклятом коридоре. Это просто чудо, что все остались живы. Все…
Твою мать, более тупого поступка ты не совершала за всю жизнь никогда, Бэт Грин! Прими торжественно этот знак отличия… к тем другим, что когда-то получала за примерное поведение и успехи в учебе.
Кэрол что-то говорит ей. Бэт видит в отражении, как шевелятся ее тонкие губы, но не слышит ни слова. Как не слышит сейчас звуков вечеринки в большой гостиной дома Рика. Она идет мимо Кэрол и застывает в дверях, глядя на всю большую компанию.
Веселую компанию. Счастливую семью. Им так хорошо…
Кэрол снова пытается коснуться ее – кладет руку между лопаток. И это касание сейчас причиняет почти физическую боль. Возвращая ее в больничный коридор. Она явственно вдруг ощущает тепло ладони, которое почти стерло тогда холод, сковавший ее. Почти прогнало демонов, которые сидели в ее голове.
Бэт стряхивает руку Кэрол, а потом идет вверх по лестнице на второй этаж дома, сама не понимая, куда и зачем. Проходит по узкому коридору мимо распахнутых дверей, следуя по наитию к одной единственной, плотно затворенной. Без раздумий поворачивает ручку двери, переступает порог и щелкает выключателем. И только тогда понимает, кому принадлежит эта комната.
На удивление аккуратно застеленная кровать, но подушка смята и лежит поверх одеяла. Словно он только что лежал на кровати и вышел. Небрежно брошенное полотенце на спинке кровати. Несколько рубашек стопкой на краю постели, самая верхняя – в красно-черную клетку. Несколько книг на столике у кровати…
Книги?
Ты что-то имеешь против, Грин?
В голове тут же звучит знакомый голос с легкой хрипотцой. А она думала, что уже забыла его, этот голос…
Бэт проходит к столику и касается книг. А потом улыбается. Впервые за эти два дня широко и открыто. Чувствуя себя так спокойно и хорошо в этой комнате.
Брэдбери. Кого же еще можно читать в пост-апокалипсис?
Библия. Отчего ее сердце ухает куда-то вниз. Ведь она вспоминает, как часто отец открывал эту книгу.
А потом она переворачивает верхнюю книгу, лежащую к ней обратной стороной. Она успевает мельком вычленить отдельные слова из аннотации, что так часто пишут на книгах, но все равно не готова к тому, что увидит в названии. Слова бьют тут же наотмашь. Больно. Сжимается сердце и ухает куда-то вниз.
Как тогда, когда он будничным тоном рассказывал о мультике про говорящего пса.
Вдох. Выдох. Дыши… Дыши же… Не давай боли, идущей из сердца и захватившей легкие в плен, достигнуть головы. Не позволяй завладеть собой…