Найон
Шрифт:
Телята обшарили ящики стола, пульта не нашли. А его там и не было, директор не дурак, тем более, министерство знакомит с последними новостями. Пока всё идёт по известному сценарию; шпана обезвреживает охрану и санитаров, мамок, скорей всего, заперли в одной комнате. Дух восстания заразил воспитанников, а мы ни о чём не догадывались.
– Кто-то уже погиб от ваших рук? – на всякий случай, уточнил директор.
– Не твоего ума дело. Тварь! – полиция восставших проводила обыск, как получила чьи-то инструкции: в кабинете где-то должно быть устройство, подающее «тревогу» на пульт. А когда
Ухарева контролировал одну группу сыщиков, давал советы. Лампон первым хотел найти устройство, чтобы диктовать решение: я нашёл – он мой.
Будут бить, как мы научили. Нам придётся несладко, хотя бы первые минуты вытерпеть, иначе они только укрепятся в уверенности, что рассказы о системе обмана – чистая правда.
Ему как-то предлагали ампулу, чтобы не идти на пытки. Статистика говорит, от старших телят персоналу достаётся больше, малышня только делает первые шаги. Вид крови может остановить большинство, но встречаются экземпляры, которым только дай. И на лбу не написано, на что способен тот или этот воспитанник.
Недидим очнулся, вскрикнул от боли. Ещё копеечка в копилку бунтарей. Только и слышно: ищите, должна быть связь с пультом. И тогда прилетят солдаты, мы пожалеем, что родились на свет.
Ищите, ищите, – с серьёзным выражением на лице Коленька Иванович очень надеялся, что щенки сделают ошибку, сами подадут сигнал – достаточно сдвинуть красный ящик, замаскированный под гроссбух. Эту хитрость предусмотрели по его подсказке специалисты, посланные министерством после первого бунта. И в министерстве одобрили его идею:
– Что значит, опыт. Они будут рыться всюду, и сами сдвинут при обыске.
– Меня натолкнуло на идею одно из видео. Это про первое восстание. Телята устроили обыск у директора, все документы полетели на пол. Вот пусть тревожная кнопка и сработает.А фильмы, где следователи проводят обыски, лучше исключить из программы.
Министр старательно фиксировал каждое слово в блокноте, кивал и поддакивал.
– А ещё у меня из головы не выходят эпизоды той войны. Артиллеристы везли на повозках ящики со снарядами, были уверены, что везут снаряды.
– Как открыли – там кирпичи? Слышал… И виновные не пострадали, поскольку всюду наши. Были редкие случаи, когда нас вынуждали назначить виновного, пусть одного-двух расстреляют, зато остальная команда остаётся на постах и до времени затихает. Мы живучи, уж сколько лет!
– Хотелось бы надеяться.
– Даром что ли столько техники теперь в распоряжении?
Но оба подумали: а бунты всё равно случаются, и тут без посторонней помощи точно не обходится.
– А ни у кого не возникал вопрос о портальной системе?
Министр записал, поднял голову:
– Продолжай.
– Противник, предположим, знает о наличии детских домов, и кого мы в них готовим. Прощупал подходы, вычислил лидеров… Я бы на их месте так и поступил: вышел из портала, начал разговор, увёл с собой на фронт и показал, как из телят делают мясо. А когда лидеры своими глазами увидят, что им приготовили, начинает зреть бунт.
В тот день они расставались с министром очень тепло, были обещаны и всяческая помощь, и материальное вознаграждение.
Коленька Иванович уже подумывал об отставке: время не спокойное, пока не случилось – нужно исчезать. Но отставку не принимали, просили ещё годик послужить.Теперь Коленька Иванович искоса наблюдал: сдвинут красный ящик или не тронут.
Если их инструкторы просчитали момент, то тревожная кнопка не подаст сигнала.
– Лампон и ты, Ухарева, я могу о чём-нибудь попросить?
– Без подлости? Говори.
– Хочу глянуть документы. Вон, в той красной обложке. Всё у вас на глазах, без обмана.
– Что там есть интересного?
– Моё заявление об уходе. Давно собирался уйти, не отпускали.
– Ладно, сейчас. – Лампон направился к полкам. Ухарева перегородил дорогу.
– Ничего не трогай. Может, это ловушка. Тебе же сказали, что нас разведут, как детей.
– Ладно, – Лампон вернулся к директору, заглянул в лицо. – Это там кнопка, которая подаст сигнал тревоги?
– Там просто моё заявление. А кнопку я сам покажу. Вот её трогать нельзя, приедут военные.
– Показывай.
В который раз Коленька Иванович похвалил себя: мне бы государством руководить, было бы больше толку.
В стене, под вымпелом, углубление, в нём, под стеклом, настоящая кнопка. Бунтари столпились вокруг, согласились, что директор, похоже, говорит правду.
– Видишь, куда запрятали? – зашумели довольно сыщики.
– И всё равно, я настаиваю: стол обыскали – больше ни к чему не прикасаемся, только внешний обзор. – Ухарева уставился на Лампона. – Ты понял – объясни своим. Иначе приедут, и пойдём мы с тобой не на фронт, а на колбасу, для других детских домов.
Коленька Иванович рассчитывал, что между двумя лидерами возникнут разногласия. А они должны возникнуть, такова природа.
– Ухарева! Пусть возьмёт своё заявление. Ему пора на отдых. – Лампон тут же и подтвердил расчёт.
– А я сказал, до тебя не дошло? Ни к чему не прикасаться! Выживет Коленька Иванович и без заявления. На выход! И кабинет запрём, чтобы никто ничего не сдвинул.
Лампон задумался, выходя в коридор.
– Послушай, командир. Мы могли сдвинул стол, зацепить ещё что-то. Может, военные уже в пути.
– Не думаю. Стол он сам мог сдвинуть, уборщица тоже. Здесь кнопку никто не устанавливает.
– А он говорил…
Ухарева схватил приятеля за плечи и хорошенько встряхнул:
– Ты хочешь всё испортить? Ни слова о том, кто… Заруби себе на носу!
– Ладно. Остаётся только ждать – приедут или нет.
– Приедут. Связи нет – пришлют специалиста. А когда от него не получат сообщения, сами поднимут тревогу. У нас есть день, чтобы унести подальше ноги. Находим глухую деревню и живём в ней, налаживаем жизнь. С продуктами, в первую очередь.
– А кто не с нами?
– Пусть дождутся «спасателей» своих, мы никому не навязываем, раз сами не понимают.
А назавтра в корпусах остались два десятка девочек и шесть мальчиков, они не хотели уходить далеко от своих кроваток. Им не понравились обещания бунтарей: да хоть на соломе будем спать, лишь бы не на фронт. Эту команду возглавила Лепека – большой знаток конфет.