Найти и обезвредить
Шрифт:
…Чекисты вместе с другими бойцами, плывшими на сейнере, прыгали в ледяную, бурлящую от взрывов морскую пучину, держа над головой оружие, гребли к берегу и, скрюченные судорогой, выползали, выкарабкивались на трясущуюся от канонады, перепаханную взрывами землю. Не будь Леонов знаком с местностью по своим прошлым разведывательным высадкам, пришлось бы очень трудно ориентироваться в этой гремящей и слепящей темноте.
Подсушив одежду и согревшись в землянке у моряков, Леонов разыскал особый отдел 83-й морской бригады, по рации связался со штабом армии.
Был получен неожиданный приказ: взять на учет все население на освобожденном плацдарме, переписать
…Работа оказалась на удивление сложной. На 30 квадратных километрах плоской и голой земли, отбитой у оккупантов, были размещены не только 12—15 тысяч советских воинов, да еще с артиллерией, минометами, танками, кухнями, складами боеприпасов и госпиталями. Там были и гражданские люди — рабочие совхоза «Мысхако», беженцы из самого города Новороссийска, жители здешних маленьких хуторков, поселков, предместий. В полуразрушенных зданиях, в землянках, в уцелевших подвалах и самодельных бомбоубежищах ютились женщины, дети, старики. Кое-где чудом уцелели овцы, свиньи, козы, куры и даже коровы… И все это обстреливалось, бомбилось, заливалось смрадно коптящими струями огнеметов.
Леонов как командир группы распределил обязанности между чекистами. Сам Леонов с Иваном Пономаревым и со мною занялся людьми, а Петру Жадченко и еще двум чекистам достался учет и эвакуация животных и материальных ценностей. Третья группа получила приказ на разведку.
Утром разошлись мы, а вернее — расползлись, потому что другим способом в те дни невозможно было передвигаться по плацдарму, в разные стороны и в разные части. Где ползком, где перебежками добрался я до первых домиков поселка Рыбацкого. В этот момент на поселок спикировал фашистский стервятник, сыпанул пулеметной очередью, сбросил бомбы, провыл сиреной. Я успел упасть под развалины кирпичной стены. Потом сделал еще один бросок и свалился в глубокий лаз со ступеньками, которые вели вниз, к грубо, но крепко сколоченной двери в подвал. Начал кричать, дергать дверь. Открыл старик. Сгорбленный, заросший бородищей по самые глаза, но видать крепкий еще дедуня. Подслеповато пригляделся ко мне.
— Че тебе, господин товарищ охвицер?
— Да не господин я, папаша. Не видишь, наш я, советский. Лейтенант.
Дед равнодушно отозвался:
— Наши-ваши. А чьи же? Так че надо?
— Да вы впустите меня.
— А некуды.
Наверху, рядом с входом в подвал, тяжко рванул фугас. Я с немалым трудом вдавился в тесный, набитый людьми, тяжко дышащий, стонущий, плачущий, говорящий и причитающий мрак подвала. Дед за моей спиной закрыл щелястую тяжелую дверь и ехидно продребезжал над самым ухом:
— От тебе и охвицер. Хто по кресты, а ты, стало, в кусты.
Подавив вспыхнувшую было обиду на старика, я закричал, стараясь пересилить и здешние, и наружные шумы:
— Граждане! Советское командование приняло решение эвакуировать все гражданское население на Большую землю, в Геленджик.
В подвале поднялся гвалт.
— Тихо! — перекричал я начавшийся шум. — Кто тут у вас может быть за старшего.
— Кузьмич!
— Конечно, Кузьмич!
— Правильно. Василь Кузьмич!
— Тихо! Уже слышу! Кто тут Василий Кузьмич? Подай голос!
— Не дери глотку, — раздалось над ухом. Длинный костлявый бородач навис надо мной. — Я и есть Кузьмич, стало быть, Василий. Че орешь?
На всякий случай я опять прикрикнул:
— Тихо! Я пойду по другим подвалам и убежищам. Может, кто подскажет,
где еще есть люди? А вы, Василий Кузьмич, постарайтесь подтянуть поближе к дверям мамаш с детьми и раненых. Барахла лишнего не брать. К вечеру приготовиться. Сам приду или пришлю кого. Будем выводить на берег и грузить на корабли. Ночью вывозить будем.…Разыскал я в тот день еще три таких подвала, набитых людьми. По-всякому приходилось разговаривать. И длилась эта кропотливая работа почти неделю. Жителей малыми группами под непрекращающимся обстрелом бойцы и офицеры доставляли к берегу, где удалось найти и кое-как оборудовать укрытие. Оттуда их партиями выводили на причал, затем на судах отправляли на Большую землю.
А с тем крупнокостным дедуней, Василием Кузьмичом, довелось-таки мне еще встречаться. Старик оказался довольно оборотистым и толковым организатором. Выполнив миссию, разыскал меня, потребовал:
— Ты слышь, литинант, чи как там теперь вас величают… Приказ твой, значица, сполнил. Усех доставил и с рук на руки сдал. А теперь определи ты меня к партизанам, литинант. Не уйду я отседа, пока фашиста не вычистим. Не определишь — сам буду партизанить. Земля-то наша, дедовская. Никак нельзя, чтоб поганили ее чужаки-то.
Уговаривать нас долго не пришлось. Благо тут же оказался командир группы партизанских отрядов Петр Иванович Васев. Он черкнул несколько слов на блокнотном листике и направил старика в отряд «Норд-ост».
Другой раз столкнулся я со стариком-партизаном, когда наша группа под командованием Петра Жадченко получила задачу пройти в тылы противника, добраться до Южной Озерейки, связаться с высаженными туда и попавшими в окружение десантниками и вывести их на Мысхако. Если даже в обстановке спокойной, устоявшейся обороны это была непростая задача, то в условиях, когда гитлеровцы почти непрерывно атаковали наши позиции, пытаясь сбросить куниковцев в море, сложность ее возрастала стократ. Немало смекалки, смелости, отваги и находчивости проявили бойцы нашей группы, в состав которой входили моряки, партизаны и чекисты. Особую услугу оказал и нам, и окруженным Василий Кузьмич. В конечном счете задачу мы выполнили и вывели десантников на Малую землю.
Довелось мне видеть Василия Кузьмича и в горячем деле, когда Васев включил Лапина, Леонова, Жадченко и меня в боевую группу партизанского отряда «Норд-ост». Перед группой была поставлена задача разгромить комендатуру и склад гитлеровцев в Нижнебаканской, захватить и доставить к нашим старосту-предателя, который, по поступившим от разведчиков и жителей сведениям, был верным слугой оккупантов и настоящим палачом для населения станицы. Задача была выполнена. И в операции проявили отвагу и героизм чекист Лапин и партизан Василий Кузьмич.
…В другом подвале нахожу пять или шесть женщин и десятка полтора малышей — от грудных до школьников. Эти молодые женщины и девушки собирали осиротевших детей и прятали в подвале, кое-как подкармливая и согревая их. Только двое были со своими детьми — кормящая мама и другая — с мальчишкой лет восьми. Остальные все работницы молодежного виноградарского звена совхоза «Мысхако» и действовали под руководством звеньевой Оли.
Я растолковал взрослым, как бросками переводить группками детей, и для наглядности провел первую группу смешливой Нюси до накопителя, потом вернулся опять в подвал и, следя за паузами в огневых шквалах, стал посылать остальные группы. Удивительно смелыми оказались эти девчата. Ольга отвела свою группу, оставила на попечении Нюси и под ожесточенным огнем вернулась за следующей группой. Я наказал ей отвести этих детей и не возвращаться. Тогда примчалась Нюся. Подхватила еще одну группу и, подбадривая, что-то выкрикивая и смеясь, ринулась с малышами в грохочущий ад.