Назад, в пионерское лето
Шрифт:
— С начальством ясно, — кивнул я. — А что наши… хм… товарищи по отряду?
«Да какие там товарищи…» — как-то совсем без энтузиазма буркнул Младший.
— А что вдруг так? Из года в год ведь примерно одни и те же люди ездят — ну, костяк, по крайней мере — и вроде, до сих пор ни с кем я серьезно не ссорился…
«В прошлом году меня тут не было, — напомнил Младший. — Сложились новые компании, без меня. К тому же, из тех, кого хорошо знаю, в этот раз на первую смену многие не приехали. Зато, вон, Михеев тут как тут!»
— Михеев? — переспросил я. — Знакомая фамилия.
«Он бывал в “Полете” и раньше — не постоянно,
— Руки ломает?!
На поверку все оказалось не так страшно, как я было успел подумать: Михеев — крепкий паренек в школьной куртке с отрезанными рукавами — всего лишь затеял с приятелями борьбу наподобие армрестлинга: опустившись на одно колено по разные стороны скамьи, поставив на нее локти и сцепившись пальцами, ребята пытались завалить руку друг друга. Действовали, по ходу, бесхитростно — чисто на силу.
— Артем, да? — порылся я в памяти.
«Антон, — поправил меня Младший. — Для своих миньонов — Ант».
— Миньонов? — хмыкнул я, живо представив себе забавных героев популярного мультика.
Вот только в 1985 году его еще и в проекте не было!
«Ну, помнишь, у Дюма в “Графине де Монсоро”? Молодые фавориты Генриха III».
А, ну да, я и впрямь забыл, что слово «миньоны» придумали не в двадцать первом веке и не в Голливуде… Надо же, а в тринадцать лет — знал!
— А Михеев, значит, у них, типа, Генрих III? — с усмешкой спросил я.
«Ага, король всея Томилино — он откуда-то оттуда. Подкатывал ко мне в автобусе, прозрачно так намекал, что стоит под него прогнуться».
— А ты что?
«Сказал, что я сам по себе».
— Правильно, — на автомате похвалил я.
«Правильно-то правильно, но теперь стоит почаще оглядываться».
— Ладно, разберемся, — поморщился я. Размениваться на подростковые терки мне не особо улыбалось — а похоже, придется. — А что у нас с прекрасным полом? — снова перевел я взгляд на скамью, где сидела Марина.
«Половину девчонок отряда в первый раз сегодня вижу. Из остальных упомянуть, наверное, стоит только Вику Стоцкую — ты ее наверняка помнишь».
Ну да, еще бы не помнить: как и я, Вика приезжала в лагерь каждый год — и обычно на весь сезон. Но вот почему-то именно в позапрошлом, 83-м, я на нее здорово запал. Особой взаимности, к тогдашнему своему сожалению, не встретил — да и не особой, честно говоря, тоже — Стоцкая как раз страдала по какому-то парню из старшего отряда. Все, что досталось тогда мне — единственный танец на последней дискотеке третьей смены, правда, далеко не на «пионерском» расстоянии. Возможно, со временем что-то большее за этим и могло последовать, но лето предательски закончилось, а в следующем году в «Полет» я не попал из-за скарлатины.
Потом жизнь нас со Стоцкой однажды снова ненадолго свела, но это случилось уже гораздо позже 1985 года, так что сейчас никакого значения не имело.
Вика, к слову, неизменно была у нас Председателем Совета отряда, а до того несколько раз — командиром октябрятской группы. Впрочем, за эти посты в лагере не так уж и часто возникала серьезная конкуренция — мало кому нужны лишние заботы.
За время, прошедшее с того нашего танца в 83-м, Стоцкая заметно вытянулась, сменила свою прежнюю пару выгоревших, вечно полурастрепанных косичек на строгое темное каре (с которым, кстати, она
проходит еще долгие годы), несколько округлилась в бедрах и даже обзавелась каким-никаким бюстом — для ее возраста, пожалуй, вполне солидным. В те свои тринадцать я бы на нее точно засмотрелся!Что, собственно, Младший и делал.
«Ничё так, да?» — заметил он разве что не с придыханием.
Я предпочел промолчать.
«Скажи, а?» — не унимался мой внутренний собеседник.
— Она мне, на секундочку, в дочери годится, — хмыкнул я.
«А-а-а…» — разочарованно протянул Младший.
…Любовь, комсомол и весна…
— словно подначил нас коварный репродуктор.
«Слу-у-ушай! — встрепенулся вдруг Младший. — Ты меня тут заболтал, а я ведь как раз это… Журчинскому позвонить собирался отойти. В автобусе две бутылки кваса выпил — вот, пора…»
Первыми моими мыслями были: откуда у него телефон? И при чем тут квас? Но на следующей: «А кто такой Журчинский?» — таки сообразил, о чем речь.
«Ты, наверное, не чувствуешь, а меня уже конкретно приперло!» — продолжил между тем Младший.
— Вот как ты сказал — сразу почувствовал, — кивнул я, ничуть не покривив душой. — Идем скорее, пока штаны не намочили!
«Ну, до этого, надеюсь, не дойдет…» — мы уже торопливо шагали краем футбольного поля к лесу.
Углубиться в заросли нам пришлось шагов на пятьдесят: на опушке толпа детишек из младших отрядов затеяла интенсивную перестрелку еловыми шишками. Отойдя подальше, мы без помех сделали свое важное дело, двинулись назад и уже почти вышли из леса, как вдруг из-за неплотной завесы зелени послышались возбужденные голоса:
— Отстань! — первый, высокий, скорее всего принадлежал какой-то девушке или девочке.
— Да ладно тебе! — а этот явно был мужской.
— Сказала: отстань! Мне что, на весь лагерь закричать?
…Сюрприз, сюрприз,
Да здравствует сюрприз!..
— если кто тут и кричал на весь лагерь, то это был неугомонный репродуктор. И его, в случае чего, еще фиг переорешь!
— Ну что ты кобенишься-то?
— Руки убери!
Младший, которому я еще по пути в лес уступил контроль над телом, крадучись двинулся вперед и осторожно выглянул из-за куста: на полянке у самого края ельника стояла фигуристая — формами не уступила бы и Вике Стоцкой — русоволосая девочка лет тринадцати-четырнадцати и накачанный коротко стриженный парень — вероятно, того же возраста, если не старше. Лагерные — оба в белых рубашках и при пионерских галстуках.
Ну, как стояли: бесцеремонно ухватив за запястье, парень тянул спутницу за собой, та, вроде как, упиралась.
«Инга Трефилова из нашего отряда, — сообщил мне Младший. — Бугая этого не знаю, но он, вроде, из первого… Что будем делать?»
— В чужие дела лезть — только попусту нарываться, — едва слышно прошептал я. — К тому же, мне бы вообще лучше поменьше вмешиваться в прошлое…
«При чем тут прошлое? Для меня это настоящее! Думаю, нужно вступиться! Мне, не тебе, так что все будет в ажуре!»
Экий я был смелый в тринадцать лет! И как только до четырнадцати дожил?
— В ажуре? Он же тебя размажет…