Назад в СССР 2
Шрифт:
Мне предстояло найти Вику. Я не знал номер ее комнаты. У меня был только адрес здания и номер корпуса.
Я вошел в вестибюль и увидел справа вертушку и небольшую дежурку — помещение с высокими окнами.
Слева находилось подобие зимнего сада. На прямоугольной площадке стояли кадки с цветами, пальмами и другими декоративными растениями. На стене висел таксофон.
Я ожидал увидеть пенсионера или пенсионерку, но моему удивлению вахтер, сидевший в дежурке был очень молод.
Мой ровестник. Лет двадцати — двадцати двух. Скорее всего сам являлся студентом ВУЗа, которому принадлежало общежитие.
На его рукаве была красная повязка. Мне не удалось рассмотреть надпись на ней, так, как он сидел ко мне вполоборота левым плечом. А повязка находилась на правом
— Привет, братан, ДНД?, — указывая на повязку на его руке, спросил я.
Он смерил меня взглядом, полным высокомерия, нехотя ответил, как бы делая мне одолжение:
— Какой я тебе братан? — а чуть погодя, развернувшись и продемонстрировав надпись на повязке продолжил тем же тоном — оперотряд!
Да, господи, откуда у них, у оперотрядовцев такая глупая, горделивая мания величия. Он искренне верил в то, что надпись на повязке и удостоверение делает его каким-то особенным.
Он считал себя выше других людей, а свою общественную деятельность престижней, только из-за громкого названия.
Большинство из них в своей студенческой оперотрядовской жизни, занималось тем, что ходили ближе к полуночи по комнатам и отлавливали, припозднившихся после 23–00, гостей. Таких же как они студентов.
Максимум, на что такие субъекты были способны, так это на задержание и препровождение в каталажку, заблудших праздношатающихся безобидных алкоголиков. Или вот так, сидеть на вахте в общаге, отращивая себе чудовищный комплекс вахтера.
Но апломба, гордыни у них всегда было с излишком. Они рассказывали друзьям-однокурсникам, девушкам всякие небылицы про задержания валютных спекулянтов, преступников.
Чуть ли не участие в совместных операциях с КГБ по задержанию агентов иностранных разведок. Но, как правило, такие «перцы» не видели вживую ни валюты, ни спекулянтов, ни сотрудников КГБ.
Не все конечно, были и нормальные ребята. Но они сущетсвовали в оперотрядах в абсолютном меньшинстве.
— Земляк, как найти Вику Рерих? — я назвал факультет
Он не ответил на мой вопрос. Но полез в списки студентов набитые на желтоватых полупрозрачных листах на печатной машинкой.
— Ты ей кто?
Он вел пальцем по фамилиям студентов, до тех пор пока не нашел.
— Я ей брат двоюродный.
Мне не хотелось ему рассказывать, всю подноготную. Этой информации должно было быть достаточно, чтобы он отвалил.
— Ничего не могу поделать. Уехала группа Рерих «на картошку», через неделю приходи. Брат. Двоюродный.
Он смотрел мне в глаза и лыбился. Да, про картошку я совершенно забыл. Студенты и курсанты первых, вторых курсов добровольно-принудительно отправлялись собирать урожай осенью в ближайшие колхозы.
Поездка на «на картошку» была неотъемлемой частью учебного процесса. В 70-ых сельские жителей начали переезжать в города. И трудовых рук для полевых работ стало не хватать.
Выход был найден — государство задействовало студентов и студенток в полевых работах по сбору урожая на протяжении периода сбора урожая, оправляя их в колхозы
или совхозы под эгидой студенческих строительных или сельскохозяйственных отрядов.Убирали, правда, не только картошку, а всё, что выращивало сельское хозяйство СССР. И капусту, и свеклу, и помидоры с виноградом.
— А куда уехали?
— Понятия не имею, ответил вахтер.
Вдруг у меня из-за спины раздался насмешливый мужской голос.
— Зацепин, какая картошка? Окстись, октябрь уже кончается. Ну что ты за человек? Точно соответствуешь своей фамилии. Тебе лишь бы зацепиться за что-нибудь.
— А что не так с картошкой? — делано удивился вахтер Зацепин
— В сентябре закончилась, что придуриваешься? Все уже давно повозврощались с картошки. Зачем парню голову морочишь?
Я обернулся на голос и увидел светловолосого худого высокого парня.
— Твоя смена закончилась, — он распахнул дверь дежурки и вошел в нее. Я посмотрел на часы. Они показывали ровно девять вечера.
Зацепин с неохотой снял с рукава повязку и протянул её вновь прибывшему.
— Ну тогда разбирайтесь сами, я пошел, — раздосадованный ситуацией, он пошел в сторону лифтов не прощаясь.
Парень поймавший Зацепина на лжи повязал себе повязку и добродушно обратился ко мне:
— Что у тебя братишка? Не обращай внимания. К кому ты приехал при параде?
Он уселся в красно вращающееся кресло на пяти черных ножках, и взял листки со списками студентов. Было видно, что мебель в общежитии новая, не успевшая поработать и года.
— Глянь, будь добр, Вику Рерих с первого курса.
— А что глядеть-то на в 6–09 живёт. Я и так знаю. Студент?
— Угум
— А сам на картошку, что не ездил? Давай студенческий.
Я вытащил студбилет и передал ему через небольшое окошко.
— Мне освобождение по работе, по линии ОСВОД дали. Вот и вылетело из головы. Мои однокурсники ездили.
Он записал мои данные в журнал посетителей.
— Прочти памятку, — я взял в руки потретрый листок с правилами посещения проживания в общежитии, — вообщем проходи, но в 23–00 тебя не должно быть в здании. Шуметь нельзя, распивать спиртное нельзя. Курить в комнатах нельзя, можно только в строго отведенных местах. Куришь?
— Я не курю.
— Спортсмен?
Я кивнул
— Боксер?
— Как угадал, по лицу? — я имел ввиду мои ссадины после схватки в поезде.
— Ну ты даешь. По твоим швам и ссадинам, я скажу, что, тот с кем ты дрался, был вооружен. Кастет, железяка. Чет такое. Угадал по кулакам. Рыбак, рыбака видит, а Бог шельму метит, как говориться.
Он вернул студенческий и протянул руку.
— Константин, можно Костя.
— Максим, можно Макс.
Я забрал студенческий и пожал ему руку.
— Не подведи меня.
— Понял, не дурак. Дурак бы не понял, — откуда-то всплыл ответ из недр памяти, — не подведу, Кость.
Упоминание Шельмы меня озадачило. Вряд ли Костя был с ним знаком. Но закончена ли история с ним? Я вспомнил старую детективную истину — пока не найдено тело, нельзя утверждать, что враг мертв.
Конечно, падение на такой скорости, с такой высоты из поезда на насыпь, оставляло мало шансов на выживание.А там было будь здоров лететь — метра два с половиной вниз головой.