Наживка для фотографа

— Как слышишь, да, — рассмеялся Кшиштоф. — Причем с большим удовольствием. Представляешь, забыла разом всю свою ревность. Агнешке теперь не до меня.

— А до кого же? — удивилась Леля. — Она что, завела роман при живом муже? Агнешка ведь, помнится, была ревностная католичка и грозила нам с тобой муками ада!

— Ну, она давно сменила приоритеты. И теперь ей не «до кого», а «до чего», — хрипловато рассмеялся Кшиштоф, и в животе у Лели внезапно, как раньше, запорхали бабочки. — Когда появляются денежки, Ольгушка, о Матке Воске забывают. На Агнешку нежданно-негаданно свалилось наследство! От тетушки в Австралии. Причем такое огромное, что нам с тобой и не снилось, а вместе с ним, разумеется, и приятные хлопоты по его получению. Однако деньги, недвижимость, как ты сама догадываешься, обязывают и обременяют. И все же моя жена, бывшая деревенская хохотушка, как-то шустренько привыкла к новой роскошной жизни. Звонит все реже и реже. Зачем теперь я ей! Как старый сапог — хрустальной туфельке… Это раньше, когда я взял ее замуж из деревни, квартира в Варшаве была пределом ее мечтаний. А теперь… Не очень молодой, не самый знаменитый и, тем более, не слишком богатый муж. Мужчина не ее круга. Таких музыкантов, как я, она может купить десяток, сотню, да хоть целый оркестр. Причем молодых, красивых и не так сильно, как я, помешанных на музыке. Да и наши чувства, если честно, с годами стерлись, стали заигранными, как старый компакт-диск. Так что я почти свободен. И скучаю о тебе. Приезжай, Ольгушка, в Варшаву, чудненько проведем время.

— Это уже было, — грустно сказала Леля. — Наверное, ты просто забыл. И прогулки по Варшаве, и любовь в гостиничном номере. И Агнешка с ее бесконечными капризами и проблемами. Кшиштоф, родной, ты не хуже меня знаешь: нельзя сыграть два раза одинаково даже простенькую пьеску. А уж к былой любви тем более не стоит возвращаться. Каждая вариация будет хуже предыдущей.

— Если любовь прошла, то да. А я, Ольгушка, люблю тебя все сильнее, — вдруг тихо сказал Кшиштоф. И, помолчав, добавил: — Не знаю, правда, как ты…

— Давай об этом в другой раз, — попросила Леля. — Я не готова к такому серьезному разговору. Мы ведь попрощались навсегда. Помнишь, я сказала тебе, что у каждого из нас своя жизнь, как своя мелодия у каждого инструмента в оркестре.

— Я не прощался. Разве ты слышала от меня хоть раз слово «прощай»? — возмутился Кшиштоф. — Я говорил и говорю: «До видзення, пани Ольга!» И потом: ты же серьезный музыкант, Ольгушка! И знаешь, что в симфонии все мелодии сливаются в один грандиозный финал! Я надеюсь, что наши жизни когда-нибудь тоже соединятся. Всегда жду тебя в Варшаве или в любом другом городе мира, моя коханая пани.

Когда Кшиштоф волновался, он переходил на польский, и Леля, вспомнив это, сквозь слезы улыбнулась. Она почувствовала, как теплая волна после глотка слегка остывшего кофе разлилась по телу и дошла до прохладных пальцев, а шоколад после слов Кшиштофа слегка вскружил голову.

— До свиданья, Кшиштоф, я подумаю обо всем всерьез. Только, пожалуйста, не сегодня, а то от всех событий голова идет кругом, — призналась она, внезапно повеселев.

И Тошка, чтобы утешить хозяйку, лизнул ее потеплевшие пальцы.

Ленка рванула с места, словно участник «Формулы-1». Сердце бешено колотилось, пальцы прыгали на руле. Проехав пару километров по основной дороге, девушка свернула в сторону от шоссе. Через несколько сот метров остановила машину и открыла дверь. Проселочная дорога была пустынной и тихой. По обеим сторонам ее стоял роскошный лес во всем ликовании и торжестве раннего лета. Пахучее разнотравье вплыло в машину и выветрило мерзкий запах ненависти и страха, казалось пропитавший «ласточку». Все, что только что случилось, внезапно показалось Ленке досадным эпизодом — не более того. Птицы пели звонко и слаженно, любуясь своими голосами, как перезревшие оперные примадонны. Пернатые дивы дождались наконец слушателя и увеличили многоголосие. Руки у Ленки перестали дрожать, а сердце замедлило свой сумасшедший ритм. Она вышла на обочину и сорвала ромашку. По упругому стеблю важно полз толстый золотисто-коричневый жук. Божья тварь пошевелила усами и вопросительно посмотрела на Ленку.

— Ты знаешь, жук, кто бы это ни был, он проиграет, — вдруг сказала девушка. — Фиг им, а не страх и покорность, — добавила она и посадила жука на ладонь. Тот развернул крылья, зажужжал и медленно взмыл над Ленкой. — Правильно, жук, нас не догонишь, — подтвердила девушка. — Тоже мне напугал, бандюга прикольный. Сам, небось, не от крутизны, а от страха так противно повизгивал. Кстати, даже плохонького газового пистолетика у этого доморощенного мафиози не было, кулаками даме угрожал. Фи, дурной тон, жучила! А вообще-то сама виновата. Можно сказать, преподнесла ему машинку на блюдечке с голубой каемочкой: замок у старушки легко гвоздем открыть. Сдуру не поставила на сигнализацию, понадеялась, что эту древность угонять — себе дороже. Так нет же, нашелся идиот, залез, поиграл в мафиози, почувствовал себя типа крутым, самоудовлетворился, подонок!

Тут она что-то сообразила и внезапно расхохоталась.

— Вот кретин! — сказала Ленка вслух. Ее трясло от нервного смеха, и она не могла остановиться. Хорошо, что на несколько километров вокруг и лес и дорога были пустынными.

Ленка хохотала от души, во все горло, как когда-то на студенческих КВН. Можно даже сказать, она ржала. Даже птицы вдруг притихли, догадавшись, что концерт срывается.

«Ну и идиот этот бандит, хоть и в капюшоне! Стибрил паршивую флешку, а на ней вчерашняя съемка! И не допер, что нынешнюю я записала в основную память, чтобы флешку не занимать. Там всего-то была пара десятков кадров. Не первый год, как говорится, замужем».

И Ленка, сразу став прежней лихой репортершей, впрыгнула в машину, хлопнула дверцей, словно это была не ее «ласточка», а московская маршрутка, и, газанув, рванула в город.

Давно у Антона Смирнова не было таких черных дней. На работе все валилось из рук, редакционные задания, как нарочно, срывались одно за другим, начальство раздражалось все больше, грозило увольнением, а коллеги с каждым днем все злее подшучивали над новоявленным неудачником. Даже Алла Матвеевна перестала предлагать в обед салат из сорняков и в довершение всех несчастий разгромила на редакционной летучке его репортаж за прошлую неделю. А ее любезный спутник жизни Иван Варфоломеевич, змей травоядный, из солидарности перестал узнавать Антона по телефону. Так стая одичавших животных вдруг принимается травить ослабевшего собрата. Антон, прежде дружелюбный, открытый и откровенный со всеми, внезапно осознал: хищникам нельзя подставлять незащищенные места. Эти милые двуногие зверюшки едят травку и овощи только для вида, а на самом деле готовы скушать каждого, кто попадется на зуб. В каменных джунглях — свои законы. В тех фирмах, где хорошо, как в их газете, платят, конкуренция всегда очень жесткая и каждый новичок рано или поздно попытается занять твое место. Тем более что в их издание каждый день приходят, вернее, даже прорываются с боем новые и новые амбициозные молодые дарования. Уж они-то готовы сделать карьеру любой ценой. Подставы, предательство коллег, измены возлюбленным — обычная плата за блестящую карьеру. Когда-то Антон читал биографии миллионеров. Да по сравнению с этими респектабельными господами любой обитатель Бутырки — сущий ангел! Впрочем, и сам Антон недавно был таким же: честолюбивым и не очень разборчивым в средствах. Теперь же все изменилось, «слабым звеном» оказался он сам.

В личной жизни у него тоже все шло хуже некуда: любимая девушка с недавних пор считала его предателем, а верная боевая подруга Ленка откровенно жалела. Может быть, даже презирала. Вот ведь, стервочка, отказалась от свидания, хотя еще недавно отозвалась бы на такое предложение с превеликой радостью. Между прочим, Ленка вообще в последнее время вела себя крайне странно: то срывалась куда-то посреди дня, не сказав ни слова, то звонила кому-то по мобиле, то отправляла какие-то письма по электронке, поспешно закрывая файлы, как только он, Антон, приближался к ее компьютеру. А в последние дни он вообще ее не видел, хотя отпуск она вроде бы не брала. А если бы и взяла, ему первому стало бы известно об этом. В конце концов, их рабочий тандем пока никто не отменял. Да что там говорить, еще недавно они были как брат и сестра…

Антону внезапно стало скучно. Он вспомнил, как задорно пикировались они с Кузнечиком в буфете, как давали отпор конкурентам из отдела сенсаций, какую замечательную команду составляли. Как говорят репортеры, они часто «работали в пуле», то есть плечом к плечу, не различая, где чей успех и чье поражение. Это заставляло его быть в форме: никогда нельзя было угадать заранее, что выкинет Ленка. Эта шустрая Кузнецова, увешанная тяжеленной аппаратурой, бывала и авантюрной, и неутомимой, и талантливой… Ну и куда ты подевалась, смешная девчонка, черт побери? Кузнечик, ау!

— Приветик! — заорала Ленка с порога, влетая в комнату, как всегда, стремительно, словно рвалась к финишу спринтерской дистанции. Она с трудом затормозила у стола, плюхнула сумку к ноге вертящегося кресла. Девушка раскраснелась и тяжело дышала.

— Боже, нас посетили инопланетяне! — съязвил Антон. — Я уже забыл, Кузнечик, как ты выглядишь в реале!

— Ничего, сейчас вспомнишь. Готовься, писатель, будешь изготовлять забойный текст к сенсационному фоторепортажу «Падение темной лошадки». Или нет, лучше назовем его так: «Ставка больше, чем жизнь».