Не ангел

Селия молча сидела и пристально смотрела на доктора. Он считает, что ей нужно остаться с мужем: промолчать, смириться с ситуацией, притвориться, будто все как прежде, то есть хорошо.

— Приходится со многим мириться, — улыбнулся он, словно читая ее мысли. — Я всегда восхищался вами, леди Селия. Тем, как вы сочетаете работу с семьей. Той выдержкой, которую вы проявили во время войны, по сути дела спасая «Литтонс». Вашим великодушием к Барти…

— Ох, ну что вы, — вздохнула Селия, — за это меня критикуют все кому не лень.

— Да, критикуют. Люди любят позлословить, порассуждать о том, как нужно было поступить и что бы они сделали, а на самом деле не ударяют палец о палец. Ни для кого. Конечно, случай с Барти весьма трудный. Но вы предоставили ей такую жизнь и такие возможности, которых у нее никогда не было бы. И эта очаровательная и умная молодая леди еще займет достойное место в мире, место, о котором не могла бы и мечтать без вас, и у вас будут все основания гордиться ею.

— Вы правда так думаете? — Боже, слезы текут. Почему она плачет? Что с ней?

— Конечно правда. Останься девочка там, где была, она теперь и сама, возможно, уже стала бы матерью. И была бы погребена под кучей грязи, изнурена нищетой, как ее собственная мать. Не слушайте никого. Радуйтесь себе. Тому, что вам удалось. А что касается ваших близнецов, то…

— Мой муж говорит, что они кончат жизнь либо в тюрьме, либо в качестве первых женщин на посту премьер-министра.

— Я бы согласился с последним. Они чудесные девочки. И какие красавицы, как их мама! А Джайлз какой замечательный молодой человек. Вы создали изумительную семью, моя дорогая. Это непросто. И теперь не должны…

— Что не должна? — спросила она. — Скажите мне, доктор Перринг, чего я не должна. Дайте совет.

— Ах ты, боже мой. Опасная штука эти советы, — пошутил он. — Я просто хотел сказать, что вы не должны вредить себе. Вам надо вновь поверить в себя, в свои силы и продолжать жить. Только и всего. А теперь желаю вам всего доброго. Побольше отдыхайте, выбросьте вон сигареты и через месяц приходите ко мне. Если вам, конечно, не понадобится раньше моя консультация. Я всегда к вашим услугам.

Селия подошла к нему и поцеловала.

— Спасибо вам, — с чувством сказала она, — я очень вам благодарна.

Доктор Перринг порозовел от удовольствия.

— Боже правый, — воскликнул он, — не за что. Я просто хочу, чтобы вы были счастливы. Помните это. По-настоящему счастливы.

Кажется, Селия уже слышала эти слова. Да, это мама говорила. Надо быть счастливой, иначе какой в жизни смысл? Только она не счастлива, а страшно несчастна. И что бы она ни делала, впереди ей предстояли еще большие несчастья, пугающие и неизбежные.

Может быть, избавиться от него? От ребенка? Да, над этим стоит подумать. Это возможно. И даже довольно просто. При наличии денег. Все будет сделано как положено умелым хирургом, ей не придется прибегать к помощи старух со спицами. Так, у кого бы узнать об этом подробнее? Во-первых, у Банти Виннингтон, она точно делала однажды аборт, и Элспет тоже, кажется, делала. Но… как же она спросит у них, они же обо всем догадаются? Они же сразу поймут, зачем она спрашивает, поймут, что это ребенок Себастьяна. И понятно, разболтают всем знакомым. И сплетни пойдут еще хуже, еще безобразнее, чем сейчас.

Селия в очередной раз удивилась, как это Оливер до сих пор не услышал всех тех гадостей, что о ней говорят последние несколько недель, не пришел в ярость, не предъявил ей обвинений? Почему, почему этого не случилось?

— О боже, — произнесла она вслух, облокотившись на стол и положив голову на руки. — Господи, что я наделала? Что я наделала со всеми?

Кембридж,

Колледж Святого Николая,

Секретариат

Уважаемый мистер Бейтсон!

Благодарим Вас за письмо. Было приятно узнать, что Вы благополучно пережили войну и сейчас успешно занимаетесь преподавательской деятельностью.

К сожалению, мы располагаем только адресом семьи мисс Бартлет. Сама она в течение всех этих лет не поддерживала связи с колледжем и ни разу не бывала на встречах выпускников. Ее родители, вероятно, смогут переадресовать Ваше письмо, и оно непременно должно до нее дойти. Адрес: 42 Гарден-роуд, Илинг, Лондон, В5. Имя отца — мистер Роджер Бартлет. Надеюсь, это поможет Вам. Будем рады увидеть Вас на ежегодной встрече выпускников колледжа. Если Вам удастся разыскать мисс Бартлет, передайте ей наши наилучшие пожелания.

Искренне Ваш,

В. Стаббз, секретарь колледжа Святого Николая.

— Здорово, — сказал Гай, когда Джереми показал ему письмо, — чертовски здорово. Молодец, старик.

— Да ладно тебе, пустяки. Будем надеяться, что мистер Стаббз не очень дружен со старым Лотианом.

— Даже если и дружен, какой ему в том интерес? — спросил Гай. — Совершенно невинный запрос.

— В общем, да, — согласился Джереми, — так что, написать мне или ты сам?

— Ведь это ты с ней знаком?

— Да, не близко, но она должна помнить меня.

— Тогда ты и напиши. И тон должен быть такой… дружеский, совершенно невинный. Можешь написать, что ты просто хотел повидаться с нею, поговорить насчет встречи выпускников. А потом мы можем вместе зайти к ней. Если ты не против. Хоть какая-то надежда!

— Не гони лошадей, — предупредил Джереми. — А вдруг она не согласится? И если даже согласится и все честно расскажет, что весьма сомнительно, неизвестно, поможет тебе это или будет еще хуже.

— Как так?

— А вдруг слухи верны? И у нее был роман с Лотианом?

— Боже, — воскликнул Гай. — Я и не подумал об этом. — Воцарилось молчание. Потом он сказал уже бодрее: — Знаешь, я почти уверен, что никакого романа не было. Так, сплетни.

— Пока что, — усмехнулся Джереми, — твое чутье тебя только подводило.

— Что верно, то верно, — мрачно согласился Гай.

Все дети собирались назад в Лондон. Джей был в ярости.

— Так нечестно, почему я тоже не еду?

— Потому что ты там не живешь, — объяснила Барти. — Тебе повезло.

— Тебе не нравится Лондон? — взглянул на нее Джайлз.

— Не очень, в деревне лучше. Когда я вырасту и стану знаменитой писательницей, я поселюсь где-нибудь поблизости отсюда.

— Ты можешь и здесь жить.

— Не могу, Джайлз. Не говори глупостей.

— Я и не говорю глупостей. Почему бы и нет?

— Потому что я не из вашей семьи. Вот почему. — В голосе Барти звучала досада, как это часто случалось, когда речь заходила о ее происхождении, пусть даже на уровне намеков.

— Ну… — Джайлз замялся. Барти зарделась и как-то нахохлилась.

Ему стало неловко и жалко ее. Он понимал, почему она расстраивалась: по мере взросления ее положение все более осложнялось.

Джайлз часто раздумывал над тем, сколько времени ушло у матери на то, чтобы принять решение забрать Барти к себе, — минут пять, не больше. Потому что мать никогда не тратила на раздумья много времени. Просто в какой-то момент ей это показалось хорошей идеей, правильным действием, и она подхватила Барти, как если бы та была бродячим щенком, и поместила ее в новую среду, ожидая, что в ней девочка будет счастлива. Конечно, в определенном смысле мать оказалась права, но сколько отвратительных моментов пришлось пережить Барти, не говоря уже о том, что она в детстве чуть не умерла, потому что никому не было до нее дела, когда она заболела. Джайлз прекрасно помнил, в какую ярость он пришел, услышав, как нянька оскорбляла Барти, называла ее вонючкой. А родители? Они же чуть не уехали, так и не узнав, что Барти больна, и уехали бы, если бы он им не сказал.