Не бесите Павлика

Но проблема в том, что в обычной жизни я верю не в судьбу, а в упорство и поступки, и уж тем более сомневаюсь, что может получиться что-то дельное у двух людей, случайно повстречавшихся посреди леса. Скорее всего, как только половой интерес будет удовлетворен, пелена, застилающая мои мозги, спадет, и все окажется до банального просто — это были радужные мысли озабоченного мужика, живущего три месяца на голодном пайке. Против физиологии не попрешь, как ни пытайся, не даром добрый дядя Фрейд говорил, что единственно извращение в сексе — это его отсутствие.

Осталось только к Юле подкатить, а это в сложившихся обстоятельствах, ой как не просто. Я привык знакомиться с женщинами, как преуспевающий бизнесмен, одетый с иголочки, с холеной мордой и наглым взглядом. А вот в образе бородатого бирюка, с косматой головой и вытертыми на коленях портками, еще никого очаровать не пытался. Холеной мордой и не пахнет, а наглый взгляд теряется где-то в районе кучерявых бровей. Вообще сомневаюсь, что это возможно, тем более с Юлей, потому что она не производила впечатления девушки, которая готова довольствоваться раем в шалаше и по первому требованию падать в объятия потрепанных заросших мужиков, обитающих в глуши. Хотя я видел, как она на меня смотрела, когда к озеру ходили. Тогда, мне казалось, все очевидным, а сейчас засомневался. Вдруг мне причудилось то, чего нет?

А еще мне совершенно не хотелось признаваться ей в том, кто я на самом деле. Я боялся заметить алчный блеск в голубых глазах, боялся того, что милая Юля тут же превратится в расчетливую стерву. Видел такое и не раз. Сейчас мы настоящие. Оба. Без мишуры, без глупых понтов, без показухи и жадности. И мне очень хочется, чтобы так оно и оставалось. Чтобы за мной не стояла тень больших денег, опошляя все поступки, низводя их к простому расчету и взаимовыгодному использованию друг друга.

Но вот как к ней подкатить, чтобы откликнулась? Время-то поджимает. Скора Гриша приедет, и увезет мою случайную знакомую в большой город, и наша пути больше никогда не пересекутся.

Этого я допустить не мог. Надо что-то делать, причем срочно.

Если б хоть бороду сбрить, и то проще бы стало. Я попытался вспомнить, есть ли в домике бритва. Это вряд ли. Нормальных ножниц в этом захолустье тоже не найдешь. Остается разве что серпом пол бородёнки оттяпать…

Вот о такой ерунде я думал, пока шли обратно домой вместо того, чтобы смотреть по сторонам. Итог закономерен: мы заплутали.

В какой-то момент я понял, что понятия не имею, где мы и куда идти дальше.

Вот правду говорят, что все беды случаются из-за женщин! Если бы Юлька своими трусами передо мной не размахивала, я бы с дороги не сбился.

И что теперь?

Я озирался по сторонам, в поисках хоть какого-то знакомого ориентира, при этом пытался действовать незаметно, чтобы моя боевая подруга и по совместительству заядлая грибница ничего не заподозрила, и не запаниковала.

Ничего знакомого в поле зрения не было.

Мы шли сквозь светлое редколесье, под ногами пружинила прошлогодняя листва, да мох, солнце приветливо светило, а я все больше напрягался. Потому что мы шли, шли, шли, а куда шли — неизвестно. Вроде нутром чую, что этой стороны держаться надо, а уверенности нет никакой.

— Долго нам еще? — раздался усталый голос Юленьки. Она словно мои тревожные мысли прочитала и озвучила.

— Нет, совсем немного осталось, — ответил так уверенно, что сам удивился.

— Точно?

— Да.

Понятия не имею, почему я продолжал упираться, и не хотел признаваться ей в том, что мы заплутали. Можно подумать, мое вранье что-то изменит.

Надо рассказать. Вот она удивится, узнав, что матерый лесник, коим она меня считает, умудрился заблудиться. А что поделать?

И именно в тот момент, когда я уже готов был во всем сознаться и посыпать голову пеплом, раздался топот и бодрый лай. Ближайшие к нам кусты затряслись, задрожали и оттуда вывалился счастливый Бродский, весь в репьях, с языком на бок, чумазый как черт.

Увидев нас, он так обрадовался, что начал прыгать то на одного, то на другого, в результате выбил у меня из рук одну корзину, а бедную Юлю чуть не повалил на землю. Девушка рассмеялась, гладя жесткую шерсть, а я облегченно выдохнул. Теперь мы точно выберемся, потому что волкодав отлично знал команду «домой», и мог вывести нас к избушке, куда бы мы не забрались.

Глава 8

Грибами я насытилась. По уши. Настолько, что даже думать о них не хотелось.

Я чувствовала себя дурочкой. Махровой и неизлечимой. Это же надо, так замечтаться о прекрасной жизни, что сесть на муравейник, хорошенько посидеть, разозлив своей задницей кровожадное войско муравьев, а потом устроить забег со стриптизом. И все это на глазах у бородатого.

Молодец.

То-то дровосек порадовался. Наверное, смотрел на меня и диву давался, как все запущено. А самое обидное, что оправдаться нечем. Не скажешь же, что придавалась романтическим грезам с его участием? Не объяснишь же, что глупый мозг вдруг ни с того, ни с сего затопили ванильные фантазии, и я уже словно наяву видела, как мы идем с бородатым лесником рука об руку, тащим корзины и думаем о том, как бы насушить грибов на зиму?

А муравьи — сволочи. Накусали так, что место, на котором обычно сидишь, щипало, пылало, и даже, по-моему, припухло. При каждом шаге неприятные ощущения усиливались.

Павел нес наш «улов», рядом весело скакал Бродский, взявшийся непонятно откуда, а я шагала следом, пытаясь незаметно ото всех потереть свой несчастный искусанный зад.

Вот дались мне эти грибы! Сейчас бы сидела на крылечки, отмахивалась бы от мух, комаров, да вредной козы, и никаких хлопот. Так ведь нет, приспичило сельской романтики: корзин, резиновых сапог, блуждания по лесу.

В общем, так и бухтела себе под нос, до тех самых пор, пока мы не вышли к домику. Причем совершенно не с той стороны, с которой заходили. Наверное, так и было задумано. Леснику виднее, он свои владения как пять пальцев знает.

Нас встретили вопли Агриппины, полные обиды и негодования. Павел утром не выпустил ее из хлева, опасаясь, что в наше отсутствие, она куда-нибудь уйдет, поэтому рогатая была вынуждена томиться в своем закутке.

— Не вопи, — произнес миролюбиво, распахивая деревянную дверцу, чтобы выпустить пленницу на волю.

Коза ломанулась наружу, сердито мекая себе под нос, как старая торговка на рынке, у которой три рубля увели. Мимо меня прошла с таким видом, будто решала забодать или нет, и я для надежности спряталась за спиной бородатого. Мало ли что ей в голову взбредет.

Вечно счастливый Бродский тут же растянулся возле крыльца, лениво вывалив язык на бок.

— Ну что Ю-юля, — усмехнулся хозяин, — теперь самое неприятное.

Я в недоумении уставилась на него, пытаясь понять куда он клонит. Павел, видя, что его тонкие намеки до меня не доходят, произнес прямо: