Не без вранья
Шрифт:
Как все устроилось — ведь Брик был с Женей двадцать лет, до своей смерти. И в стихах к двадцатилетию их знакомства он благодарил Бога за то, что встретил Женю. Но Женя всегда жила отдельно.
В. В. Катанян, Лилин пасынок: «Поскольку Осип Максимович жил всегда там, где Лиля, то Женя жила отдельно.
…Лиля была главнокомандующим и всем отлично управляла… Все подчинялись неписаному правилу „Лиля всегда права“. И Ося шел провожать Женю домой, благо она жила неподалеку. По стране Женя всегда ездила с Осипом, но за рубеж — никогда. За границу с ним всегда ездила Лиля».
Любовь Лили к Жене была искренней, не «для Оси». Женя навсегда
Сестры
Нелюбимая сестра, сестра Маяковского — Людмила.
Людмила ненавидела Лилю.
Они с Лилей долгое время делили большое наследство, и Лилина доля была намного больше. Людмила, естественно, считала, что Лиля соблазнила невинного юношу, и всю жизнь мучила его, и пользовалась им.
Лиля ненавидела Людмилу еще сильней, в Лиле от природы было гораздо больше ненависти, чем в этой несчастной старой деве Людмиле.
Лиля Эльзе (1968 год, Лиле 77 лет):
«…При Люд[миле] Влад[имировне] кто-то сказал, что видел меня в Большом и что я была прелестна и чудно одета — вся в серебре: — сапожки, костюм. Она позеленела от злости. Она была уверена, что со мной покончено, что я мокрое место. Буду теперь наряжаться, как елка. Элик, помоги мне в этом. Буду ходить на все премьеры. Мать вашу так-то…»
Лиля всегда была прелестна и чудно одета. Смогла без потерь переплыть в советскую жизнь из своего дореволюционного прошлого и жить в советской стране дамой в парижских нарядах и бриллиантах. С деньгами у нее были отношения легкие не только в смысле взять, но и дать, — из писем понятно, что она многим помогала. Также и с драгоценностями: она легко их получала и легко отдавала. Драгоценностей у Лили было много: ее мужья-любовники имели возможность ее баловать. Краснощеков был членом комиссии по изъятию церковных ценностей, Примаков подарил Лиле золотой портсигар, принадлежавший Кшесинской, на нем была дарственная надпись ее возлюбленного, Николая Второго. В старости Лиля легко дарила свои драгоценности, и не потому, что она уже стала старой. Лиля была щедрая, любила дарить, любила, когда ее любят. Ее и любили, а Людмилу нет. Но в борьбе за Маяковского временно победила Людмила.
Л. В. Маяковская Л. Брежневу (1971 год):
«Я категорически, принципиально возражаю против оставления каких-либо следов о поэте и моем брате в старом бриковском доме».
Лиля Эльзе (1970 год):
«…Людмила говорит: „Музей в Гендриковом надо стереть с лица земли!“ Совсем спятила старуха!»
Любимая сестра — Эльза.
Лиля Эльзе (1949 год):
«Дорогой мой Элик! Очень рада была твоему подробному письму. Как прошла премьера балета?..
Вместе с этим письмом шлю посылку с едой и IV и XII тома Маяковского. Полное собрание сочинений, наконец, закончено! В прошлой посылке были шпроты, белуга и осетрина… В этой: в мал[еньких] баночках — белуга, в тех, что побольше, — осетр[ина] и шпроты. Тянучек шлю 500 гр.».
Лиля
Эльзе (1952 год):«…Мы с Васей трудимся. Вася нашел удивительно интересные вещи для некоторых глав поэмы „Хорошо“ и сейчас пишет об этом. Я, в виде рассказиков, описываю менее понятные стихи Маяковского… И, таким образом, стихотворение становится простым и всем понятным. А у Володи ни одного слова нет, сказанного зря».
Лиля Эльзе (1952 год, Эльза переводит Маяковского — опять обе сестры связаны с Маяковским):
«Начало „Флейты“ — очень хорошо переведено, и все-таки абсолютно правильно, что ты не гонишься за рифмой… Маяковский больше похож на себя без рифмы, чем не со своей рифмой.
Володя был бы счастлив, что ты его переводишь. Во-первых, радовался бы, что ты такой молодец, а во-вторых, — очень он любил, когда им занимались».
Лиля Эльзе (1954 год):
«Элик, обязательно привези несколько номеров „Lettres“, в которых твоя статья о „Бане“ и на 1-й странице фото памятника Маяковскому. Памятник этот уже стоит в саду Музея и великолепен. Кроме того, прошу тебя, привези фарфор для пломбировки моего переднего зуба „силикат-цемент“ или „синтетик“ — одну коробочку, но непременно с приложением лака, которым покрывается пломба. Не знаю, что делать, — пломба не держится, и я то и дело бегаю к зубному врачу.
…И не забудь про „Lettres“ и пломбу».
Лиля и Эльза в садах старости
Лиля Эльзе (1970 год):
«О себе: я стала совсем плохо слышать, так что, если приедем, тебе будет беда и с Арагошей, и со мной… „Здорово, кума. На рынке была…“ и т. д.»
В 1970 году умер Лев Кулешов, это его жена Шура чуть не покончила с собой из-за романа мужа с Лилей. А ведь Лиля оказалась права — все пустяки, кроме человеческих отношений.
«Все эти дни прошли под знаком Кулешова. Два дня не решались пойти к нему. На третий мы с Васей попрощались с ним у него дома. Он совсем не изменился. Лежал, спал спокойно.
…На кладбище и на поминки не поехали — не хватило сил.
…Шура держится замечательно. 1 мая их золотая свадьба… Кулешов всю жизнь был верен ей, несмотря на свои романы. Она была для него незаменима. И он ни разу не предал ее. Вообще друг и товарищ он был верный. За несколько дней до смерти он проснулся ночью и закурил. Шура спросила его: „Почему ты куришь ночью?“ Он ответил: „Я думаю о Лиле“. Она: „Спи. Ведь сейчас у нее все хорошо, никто ее не обижает“. Он молчал и продолжал курить».
Лиля Эльзе (1970 год):
«…Мне вспомнилась наша ранняя молодость, моя влюбленность в Осю. Я весь день думала и вспоминала, и в результате вечером у меня был гипертонический криз с острой болью в сердце.
…„Вот, детка, какая картина“, как объявил по телефону один наш знакомый жене о смерти мужа. Ему поручили сделать это как можно осторожнее».
Лиля в восемьдесят лет носила фиолетовые лакированные сапожки, ленту в рыжей косе — как клоун, да, но живой клоун.