Не бойся чувств и слёз не бойся

– Заболел что ли? К чему слёзы-то лить? Любовь, это же так здорово. Мечта! А мне б в девчоночку хорошую влюбиться… жизни нужно радоваться, глупая, а ты реветь вздумала.

– Можете со мной поговорить? Совсем чуточку. Спасибо! Я ему, оказывается, нафиг не нужна. Он мне замену успел найти. Я приехала, а он… Лёшка мой, с ней… синеглазая такая бесцветная пигалица с пустыми глазами, на потрёпанного воробышка похожая, худая как селёдка, в одной постели спит. Обидно. Я себя котёнком чувствую, которого на улицу выбросили.

– Так почему сама с ним не уехала, чего ждала, если так любишь?

– Мне доучиться нужно. Год всего до диплома осталось. Мы же с ним всё-всё заранее обговорили, а он… подлец, слышать о нём не хочу!

– И то верно. Предавший раз, на этом не остановится. А ты плюнь. Какие твои годы!

– Вот ты, то есть вы, смогли бы изменить любимой?

Виктора удивила и тронула одновременно неожиданная откровенность, настолько прямой вопрос, на который невозможно не ответить.

– Не знаю. Я не попадал в подобную ситуацию. У меня была замечательная жена, разве я мог думать о ком-то, кроме неё? Да нет. Бред какой-то. Любовь и предательство, нет, как это можно совместить?

– Была? Вы её бросили, да? Вы такой же, как Лёша? Что с ней, она умерла?

– Не важно. Её больше нет… для меня, нет. Она сама ушла. Если быть точным, выбросила меня на улицу.

– Вы что, Альфонс, вы жили за её счёт?

– Куда там. Лариса умудрилась отнять у меня и имущество, и бизнес, и деньги. Но это не важно. Пусть будет счастлива. Мне одному много не нужно.

Эта странная, одновременно застенчивая и дерзкая девчонка с выразительным живым взглядом вызывала давно забытый искренний интерес, робость, пробуждала навязчивый рефлекс с желанием дотронуться хотя бы взглядом до обольстительных женских прелестей.

Общение с Викой давало смутные надежды на то, что целомудренность и скромность не пустой звук, что преданность и верность присуща не только ему, что разрыв с Ларисой – результат ошибочно поспешного выбора, что инстинкт размножения и банальную страсть он опрометчиво принял за настоящую любовь.

Девочка говорила и говорила, выплёскивая наружу противоречивые эмоции и разгорячённые предательством жениха чувства, уверенно акцентируя мысли на том, что крушение любви, это духовная и физическая смерть, что бессмысленно продолжать жить.

– Что вы такое говорите, Вика! А я, я ведь живу. Не скажу, что доволен и счастлив, но мечтаю и надеюсь… искренне верю, что встречу такую… настоящую… как ты.

Виктор испугался своих эмоций и слов, мельком посмотрел на Вику, которая хлюпала носом и хлопала безразмерными глазищами, на ресницах которых наливались предательские солёные капли. Похоже она не поняла смысла сказанного.

Как же захотелось ему прижать это хрупкое тельце к груди, гладить миниатюрные плечи, трогать малюсенькие пальчики, вдыхать запах девичьих волос.

Виктор ещё помнил, как восхитительно пахнет женщина в момент, когда в ней бурлят эмоции, когда она беззащитна перед таинствами природы и полностью открыта для любви.

Он хотел дотронуться, но не решился, не мог преодолеть внезапную робость, чтобы пересечь запретную зону.

Неожиданно горячая волна блаженного опьянения раз за разом прокатывалась по всему телу, кружила голову, долбила в висках, сжимала спазмами мышцы, но мысли, что такие действия могут обидеть девушку, сковывали движения.

Тем не менее, взгляд Виктора путешествовал от изумительно выразительного рисунка влажных губ через ямочки на щеках и подбородке по нежной коже лебединой шеи к ложбинке малюсенькой, но рельефно совершенной формы груди.

Затем опускался по плоскому животику и талии, незаметно останавливался на невидимом участке в складках платья, который притягивает любого мужчину более всего на свете. Ничего предосудительного не происходило, а между тем Виктор потел и краснел от сознания того, что Вика могла заподозрить его в коварстве.

Магия совершенства недоступного, но желанного девичьего тела звала и манила, требовала отклика. Это не было желание немедленно обладать, иметь, властвовать, хотя тень первобытного инстинкта незримо указывала путь следования.

Виктора интересовала в первую очередь духовная связь, способность почувствовать то же, что она, следовать за водоворотом раскрытых для прочтения взбудораженных изменой эмоций, желание хоть таким образом помочь Вике преодолеть сердечную боль утраты и ноющую пульсацию испытываемых здесь и сейчас страданий невольной жертвы.

Психологическая и эмоциональная связь между собеседниками росла и крепла с каждой минутой, размывая границы дозволенных действий. Виктор чувствовал, что девушка настолько доверяет ему, что готова сложить к его ногам знамёна и флаги целомудренности.

Нет, он не мог, вот так запросто, воспользоваться её растерянностью и слабостью. Виктор был великодушен и честен. Нельзя путать сочувствие, эмпатию с желанием близости.

Может когда-нибудь потом, когда девушка успокоится, когда его невозможно будет заподозрить в меркантильности.

Мужчина смотрел на спутницу раскрытыми глазами и мысленно представлял сближение. Пока не физическое. Но вкус поцелуя, прикосновения и божественного запаха ощутил явственно.

Можно сказать, что в эти мгновения он был предельно счастлив.

Вика тоже почувствовала нечто подобное. Между ними пульсировала некая незримая энергия, которая то и дело превращалась в сгусток и готова была выплеснуться взрывом эмоций.

Взгляд девушки был прикован к его одухотворённому лицу, проникал вглубь Витькиных нервов, пытался подбодрить, вынудить действовать. Эти двое напряжённо беседовали, не произнося ни единого слова, понимая друг друга с помощью жестов и мимики.

Более того, они чувствовали единение и родство.

Время между тем неслось всё более стремительно. За окном появлялись знакомые пейзажи. До станции назначения оставались уже не часы, а минуты.

Вот и расставаться пора…

Как много нужно друг другу сказать, как много…

Внутри у того и другого клокотало и булькало нечто большое, раскалённое. На языках, как ни странно, оказывались ничего не значащие банальные фразы.