Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»

– Кто это может знать? – неохотно вымолвил Контрразведчик. – Демонстрация, на твой взгляд, выглядела убедительно, не спорю, – обратился он к Президенту. – Но что, если это была именно демонстрация, на пределе их возможностей? Предположим, их прибор способен только на то, что он изобразил. Прямой контакт через телеэкран, перенос некоторой материальной массы на километры, а может быть, всего лишь на метры. Мы ведь не знаем, откуда велась передача. То же и с якобы «жертвами». Достаточно простой фокус – замотивировать нужным образом уже случившиеся события. Шерлок Холмс демонстрирует чудеса дедукции, называет имя и адрес преступника, описывает внешность, все повергнуты в шок и восхищение, а он всего лишь нашёл на месте преступления впопыхах оброненный паспорт. То же и их «аппаратуры» касается. Пусть она действительно есть, но в настоящее время – как винчестер без патронов. Только что стрелял и произвёл фурор, а что перезарядить его нечем – никто вообразить не может.

– И это не лишено. Тем больше оснований согласиться на предложенную встречу. Так что давайте как следует к ней подготовимся, исходя из любых мыслимых вариантов. Это для вас с Философом задача, – предложил он Литератору, – спрогнозировать ходы партнёров, – прекратил Президент дискуссию. – Прочие подготовят соображения каждый в своей области.

А Контрразведчику он поручил озаботиться мерами обеспечения безопасности, исходя из максимума возможностей «защитников».

– Если из «максимума» – вообще ничего делать не надо, – ответил тот. – В таком варианте мы перед ними бессильны. Если блефуют – тем более бояться нечего. А вот меры безопасности против чересчур любопытных «своих» я безусловно приму, надёжнейшие из возможных.

Глава четвёртая

Ляхов-Секонд так до сих пор и не получил обещанные Императором «под настроение» за организацию романтической встречи с Сильвией и идею «Мальтийского креста» генерал-адъютантские погоны. Через несколько дней Олег Константинович как бы между прочим заметил, что он своих слов не забывает, но сначала – результат, награды – позже. Вадим и сам не особенно надеялся, учитывая свой неприлично молодой для генеральства возраст. Но всё равно было немножко обидно, пусть на самодержцев и не принято обижаться. «Над жизнью я своих людишек волен, и над смертью тоже», – как любил выражаться Иван Грозный.

Грешным делом, Вадим считал, что в его карьерной неудаче косвенно виновата именно Сильвия. Согласись она ещё дня три-четыре поиграть с государем во всепоглощающую страсть, заданного в подходящий момент вопроса: «А что это наш конфидент до сих пор в прежнем чине ходит?» – хватило бы.

Карьеристом в обычном смысле Вадим не был, велика ли разница для рыцаря «Братства», какие аксессуары украшают его в один из преходящих моментов? Но для пользы этого же «Братства» его генерал-адъютантский чин предоставлял значительно большие возможности, без сомнения.

Игра Сильвии тоже была ему не совсем понятна – отчего она вдруг резко прервала так удачно им подстроенную связь с Императором. Женщине её характера и морали не всё ли равно, одну ночь провести в чужой постели или «сколько потребуется»? Сам он с юных лет считал, что понятие «измена» количественному измерению не поддаётся. Что в любви, что на войне. Если «старшая сестра» изменила нынешнему мужу единожды, то, не рискуя больше повредить своей «чести», могла бы делать это и далее, в меру необходимости.

И тут же сам себя одёрнул – не его дело рассуждать и оценивать поступки людей иного уровня и иной культуры. Если Сильвия поступила именно так, значит, имела к тому основания. Со своими бы делами разобраться.

Он вплотную занимался порученным делом, как вдруг поступило новое задание – в трёхдневный срок подготовить необходимые обоснования по «Мальтийскому кресту» для намеченной личной встречи Императора с Президентом Российской Федерации.

Ничего особо сложного, если бы не сам предмет переговоров. Если говорить без обиняков, то подразумевалась неслыханная в истории акция – фактическая аннексия независимого государства самим же собой, но выступающим в другой ипостаси. Как если бы богословам предложили рассмотреть практическую возможность слияния «живоначальной Троицы» в единую личность. При всей их «нераздельности и неслиянности».

Увлёкшись идеей «Креста» как чисто военной задачей, способом обеспечить Россию несокрушимым тылом и стратегическими ресурсами на случай грядущей европейской или мировой войны, он упустил из виду политический аспект. С некоторым опозданием вспомнил, что нации, а уж тем более такие, как русская, крайне болезненно относятся к малейшим попыткам ущемления своего суверенитета.

Впрочем, пришла следующая мысль: собственно высокая политика – не его уровня проблема. Он должен дать в руки Императору инструмент для её проведения, всего лишь, а уж как он им распорядится…

Всего за три отведённых дня нужно было успеть собрать подходящих людей из числа «пересветов», наилучшим образом подготовленных дипломатически, свободно владеющих необходимыми статистическими, демографическими, военно-экономическими данными, разъяснить им смысл задания и снабдить нужной информацией о реальном положении дел на «сопредельной стороне». Чтобы могли без запинки играть на сопоставлении потенциалов, крыть доводы собеседников цифрами, историческими примерами и политическими аналогиями.

То есть работать экспертам пришлось в условиях жесточайшего цейтнота, как в условиях внезапно вспыхнувшей и неудачно развивающейся войны с малознакомым противником.

Здесь очень к месту пришёлся Федор Ферзен, обладавший всеми необходимыми качествами как раз для такой деятельности. Он очень хорошо проявил себя в польской кампании и при ликвидации «московского инцидента», где успел познакомиться, пусть и поверхностно, с положением дел в стане предполагаемого «союзника». Да и не просто союзника.

В последний перед днём судьбоносных переговоров вечер Вадим, в принципе довольный результатами работы своего «полевого штаба», пригласил Фёдора Фёдоровича посидеть с ним в том самом «извозчичьем трактире» напротив храма Христа Спасителя, где состоялась их первая беседа после поступления Ляхова в Академию [33] .

Тогда у них состоялся интересный разговор. Ферзен на семинаре по истории высказал мнение, что нынешнее государственное устройство и само послереволюционное существование России не соответствует основным принципам геополитики и даже «здравого смысла» в широком понимании. Проще говоря, тогдашний подполковник самостоятельно пришёл к выводу, что окружающая его реальность является в определённом смысле «химерической». До тонкостей хронофизики и истинного устройства мироздания он, конечно, не додумался, но суть ухватил верно. Проанализировал все доступные ему источники и пришёл к выводу, что по всем предпосылкам и политико-психологическим раскладам в гражданской войне должны были победить большевики и установить свой «социализм». «Белые» не могли выиграть, при всей своей отваге и тактическом превосходстве, без полномасштабной интервенции вооружённых сил Антанты.

33

См. роман «Дырка для ордена».

Этот вариант показался Ляхову довольно любопытным, как опытному шахматисту – неожиданный ход в давно известной, канонической партии. Тогда Ляхов ещё не читал соответствующих трудов из «параллели», не был знаком с деятельностью Шульгина на испанской гражданской войне 1936 – 39 годов. Иначе восхитился бы проницательности Ферзена, столь чётко реконструировавшего неизвестный ему «исторический симулякр», как некогда Кювье, наловчившийся восстанавливать полный облик динозавров по одной-единственной кости.