Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»

– Да, помню, – тут же ответил Фёст. – Азимов. «Профессия».

Писатель только уважительно развёл руками.

– Короче говоря, вам бы следовало начинать переговоры со мной, с Журналистом, с Контрразведчиком даже, и уж в самую последнюю очередь – с Президентом.

– Да, не повышаете вы своими словами его авторитет, – развеселился Фёст. – Я, знаете ли, не имел счастья общаться с ним так же близко, как вы, вообще последнее время был поглощён делами, далёкими от ситуаций в коридорах власти, но исходил из постулата, что правитель должен быть умнее любого из своих сотрудников, вместе взятых. Как Наполеон, например, или Чингисхан, да и Олег Константинович, в конце концов. Не квалифицированнее в тех или других вопросах, а просто умнее. Вообще. А ваш сюзерен простейших моментов не улавливает. Без обиды только, взгляд со стороны, ничего личного.

– Какие обиды! Человек своего времени в предложенных обстоятельствах. Но мозги у него в полном порядке, да и характер тоже. Давайте вместе соображать, как ситуацию выправлять будем. Я-то на вашей стороне, не сомневайтесь. Пойдёмте послушаем, о чём за общим столом наши лидеры беседуют. Да и обед, кажется, уже подают.

Президент с Императором сидели в самой удобной для доверительного разговора позиции – по обе стороны левого угла торцевой части стола.

– Я не хочу превращаться в тирана и даже автократора, я хочу всеми доступными мне средствами строить в стране настоящую демократию. Хотя это и нелегко, – излагал свою позицию Президент.

– А вы представляете – я имею в виду – по-настоящему представляете, чем отличается автократор, даже «самодержец», от тирана? – с несколько печальной улыбкой умудрённого жизнью и даже несколько от неё уставшего человека отвечал Олег. – Так я вам поясню, на личном опыте. А то чувствуется в ваших словах нечто неуместное для человека вашего калибра. Некритично заимствованное из трудов безответственных писак, никогда даже ротой не командовавших, не то чтобы Империями. Первое – самодержец отличается от тирана прежде всего тем, что первый неукоснительно и без изъятий исполняет законы, им самим и предками установленные. Подданные могут, по слабости человеческой, грешить, но самодержец – никогда. Он имеет право инициировать принятие новых законов или самовластно их вводить, но нарушать существующие, без теми же законами установленной процедуры – ни за что! Иначе он теряет Свыше определённую легитимность. Вам, так называемым «демократам», эту тонкость трудно уловить. Но на досуге – попробуйте. На мои дружеские и нелицемерные советы в этой сложной сфере человеческой деятельности можете рассчитывать. Вас ведь, и всех ваших «коллег» дома и за рубежом, «на президента» не учили. Якобы выбрали, «народным волеизъявлением», без всякого учёта «профессиональной пригодности». А на самого обыкновенного ротного, каких в армии тысячи, учат от трёх до десяти лет, если считать кадетский корпус, и лишь после двух-трёх лет реальной и весьма нелёгкой службы что-то из него получается. Или – нет. До комдива, которых тоже сотни, лет через пятнадцать дослуживается меньше десяти процентов. И из них по-настоящему соответствует должности едва ли каждый второй. С командармами положение ещё хуже. Что уж тут о царях говорить! На царя учат не только всю твою личную, не слишком продолжительную жизнь, сюда нужно приплюсовать тщательно изучаемый с пелёнок опыт, положительный и отрицательный, всей твоей династии. Вот вам и разница.

Второе, и, пожалуй, самое главное, – Император понизил голос и очень дружеским, почти отеческим жестом, положил тяжёлую ладонь воина на руку Президента, – самодержец волен над судьбами людскими, над судьбой своей Державы и, нередко, многих других тоже. Но вот над СОВЕСТЬЮ человеческой он не волен. Указать может, подсказать, попытаться наставить на путь истинный, но не более. Если какой-нибудь поручик или полковник, вроде известных вам из истории пестелей, кропоткиных, даже помощников присяжных поверенных ульяновых, против власти злоумыслил и решил революции учинять – самодержец в том повинен. Не тому и не так в кадетском или Пажеском корпусе учили, в Университете опять же. Вовремя не распознали заразу и вовремя нужного лечения не предложили. Меа кульпа [51] . Но ежели вдруг подобное случилось – наказать в пределах, определённых законом, нужно с непременностью и непреклонностью. Для избавления от «паршивой овцы» и в назидание окружающим. А заставить кого-то мыслить и ощущать иначе – не в нашей власти. Было дело – и декабристы каялись в совершённом грехе, и иные «революционеры», когда в девятнадцатом году начали массово судить тех, кто выжил и за границу сбежать не успел. Плакались, что бес попутал, другие народ обвиняли, не сумевший понять величие их идей и чистоту помыслов. Однако – поздно было. Ты поступал в соответствии со своей совестью, я – со своей. Да воздастся каждому по делам его! Я доходчиво излагаю? – спросил Олег.

51

Моя вина (лат.).

– Да уж куда больше. У нас в пятидесятые годы прошлого века целая философская система появилась, близкая к вашим воззрениям – экзистенциализм называется…

– Слава богу, не знаю. Но если близкая – значит, и я, можно сказать, стихийный философ, – сделал значительное лицо Император.

– Только та система в основном как раз против «правящих» направлена. Мол, если ты с властью борешься на основе собственной «чистой совести» – так безусловно прав. Поскольку честный и мыслящий человек просто обязан противостоять любой власти…

– И я о том же, – согласно кивнул Император, не повышая голоса. – Он прав, и я прав. Только на моей стороне законы и подкрепляющая их сила, а на их? Сумеют навербовать достаточно сторонников, чтобы существующую власть низвергнуть, – их счастье. Нет – закопаем без салюта и прочих почестей. Экзистенциально [52] ? – усмехнулся Олег.

У Императора были и другие дела, кроме как просвещать Президента братской державы в вещах общеизвестных. Но ему, с одной стороны, было просто интересно, а с другой – он был уверен, что тем или иным способом, с этим партнёром или с другим, своей цели всё-таки добьётся. Вначале он отнёсся к идее Ляхова-Сильвии с интересом, не более. Должна же появиться у него какая-то большая цель, достойная его правления. Ну, отчего бы не эта? А побыв здесь совсем немного, увидев параллельную Россию наяву, он вдруг впал в азарт. Теперь уже решил добиться своего во что бы то ни стало. Кроме новой гражданской войны, конечно.

52

Экзистенциализм – философское направление, рассматривающее человеческое существование в непосредственном переживании своего «бытия-в-мире». Будучи всегда «заброшенной» в ту или иную конкретную историческую (психологическую) ситуацию, экзистенция совершает выбор самой себя, реализуя тем самым изначально присущую ей свободу.

Президента он счёл подходящим объектом для своей игры. Господин, весьма похожий натурой на бывшего премьера Каверзнева, тоже избранного главы «российской демократической республики». Разобрались с ним, без особых затей разобрались: власть сдал, как эскадрон, без всяких вывертов. Так теперь наслаждается должностью Канцлера Империи, особы Первого класса по Табели о рангах, равной генерал-фельдмаршалу. И сидеть на ней будет, сколько захочет, хоть до девяноста лет, как министр двора граф Фредерикс, дай ему бог здоровья.

Да ведь, здраво рассуждая, этот Президент ещё проще Каверзнева будет. Тот хоть поднаторел, изучая опыт девяноста лет парламентского правления в России, а визави четыре года на своём посту, а фактически никакой властью, приличной главе великой державы, так и не обзавёлся.

Тут, конечно, нужно отметить, что позиции Императора и Президента сравнивать невозможно. Не по разнице властных полномочий, но по стилю личностей.

Один из историков писал по поводу адмирала Нельсона, который якобы всегда имел «каре тузов» в рукаве: «Обладание ими делало флотоводца гением. Первый туз – лидерские качества, способность завоевать преданность людей и повести их за собой даже на смерть. Второй туз – нестандартное, гибкое мышление, искра гения. Третий – способность и готовность выслушать подчинённых, учесть их мнение. Четвёртый – агрессивный наступательный характер». С этой характеристикой нельзя не согласиться в отношении Нельсона. Только Император Олег Первый, похоже, имел с рождения к «каре тузов» ещё и джокера. Кто играет в покер – поймёт. Джокер, в данном случае – способность отвлечься от всех привычек и стереотипов, при необходимости принять решение, полностью противоположное тому, что от него могли ожидать люди, считающие, что досконально изучили натуру и стиль Его Величества.

– Друг мой, – продолжил Император, положив ладонь на плечо Президента. – Я говорю сейчас с вами, как с братом. Не в том смысле, что подразумевали владыки ПРОШЛЫХ империй. Николай Второй называл «братом» Вильгельма под тем же номером. Ещё большим «братом» был ему английский король, сначала обещавший, а потом отказавшийся принять под своё покровительство даже жену и дочерей Николая, когда им грозила жуткая смерть. И после этого вы думаете, что стоить верить подобным словам?

– Простите, Олег, – несколько нервно сказал Президент, задетый словами державного коллеги, – а как же я тогда должен верить вам? Кто бреет цирюльника?

Император раскатисто рассмеялся.

– Мы сейчас начнём обсуждать апории Зенона или что-нибудь более близкое ко времени нашего правления? Я всего лишь хотел сказать, что я – совсем другое дело. У меня нет интересов, ради которых стоило бы лгать, изображая дружелюбие, одновременно точа за спиной нож и пряча камни за пазухой. Если я в чём-то заинтересован в вашем мире – я скажу прямо. И если что-нибудь пообещаю, дав честное слово офицера, – я это исполню. В вашей реальности, к сожалению, давно отвыкли от такой военно-феодальной простоты.

Император посмотрел на несколько стоящих перед ними бутылок очень хорошего вина.

– Буквально по глотку, и на этом закончим. Видите, официанты нервничают, и наши с вами соратники с неудовольствием поглядывают в нашу сторону, обоняя соблазнительные запахи… – Олег при этом очень хитро усмехнулся.

– Только ведь… Знаете, если к вам придут те, кто пришли ко мне в Берендеевку, чтобы меня убить и установить свою власть (кстати – ко мне они пришли из вашего мира, и я не поручусь, что следующей целью они не изберут вас), всё может закончиться гораздо хуже, попросту говоря… – Император, не затрудняясь эвфемизмам, прямо и отчётливо сказал, что ждёт его коллегу.