Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер

— Иностранный легион тоже никогда не использовался против соплеменников основной массы наёмников, — раздался голос из задних рядов. — «Лягушатники» здесь правильно соображали…

Гамильтон-Рэй с интересом смотрел на сразу попавшего в точку капитан-лейтенанта. До того как начать работать с мистером Боулнойзом, он сам был такой же горячий и безрассудный, поддающийся первому впечатлению.

— Мне рапорт об отчислении из «комиссии» сейчас написать, сэр? — спросил Остин Строссон, неправильно истолковав сумрачное молчание адмирала и шепотки его окружения. Тот, сделав усилие, наконец вспомнил фамилию офицера. Что она норвежская или исландская, давно крутилось в голове, и только вдруг всплыла.

— Разве я вам предлагал?

— Пока нет, но до вас три раза уже намекали. Хорошо, у меня основная специальность есть, как-нибудь до пенсии дослужу.

— И что за специальность?

— Штурман. Какой-нибудь «трамп» [114] , хотя бы и под перуанским флагом, из порта в порт довести сумею.

— Рапорт писать не надо, но вопросы лучше формулировать в более тактичной форме. С вами я работать готов, вы оригинально мыслите. Только не нужно думать, будто вы в свои годы умнее всех. Кое-кого — согласен, но не всех. Вы сейчас сказали вполне очевидные вещи. Но раз план всё-таки существует, значит — есть какой-то фактор, который вы не учли. Подумайте на досуге, для тренировки оперативного мышления.

114

Трамп — торговое судно, не имеющее порта постоянной приписки, определённых маршрутов и грузовой специализации, работающее на разовых фрахтах.

— Хорошо, сэр, я обязательно постараюсь решить вашу интересную загадку…

На следующий день адмирал вызвал к себе Строссона и между делом поинтересовался, решил ли тот задачку. Предложенные капитан-лейтенантом ответы Гамильтон-Рэя не устроили. Да и не мог молодой офицер угадать, не имея понятия о достижениях волновой техники.

— Знаете что, Остин, я думаю, вам полезно будет проветриться. Когда наступит время, я вас отправлю туда, где всё будет решаться моим личным представителем. Там и узнаете, в чём заключается загадка.

Время в конце концов наступило, и офицер получил предписание явиться на «Гренвилл». Адмирал рекомендовал ему поближе сойтись с коммандером Френчем, который получил указание считать капитан-лейтенанта доверенным лицом Гамильтон-Рэя, с нужным допуском секретности. По принципу разных корзин для разных яиц Строссон не должен был подчиняться Хиллгарту с его штабом, а Эвансу даже служить тайным противовесом, невзирая на его достаточно высокий чин, с правом непосредственного доклада в Лондон, на собственной выделенной частоте. Гамильтон-Рэй небезосновательно считал, что разведчик слишком много о себе вообразил, почти демонстративно узурпировав контроль за деятельностью научно-технической группы.

У Строссона, независимо от сути полученного задания, на чисто эмоционально-личностном уровне сразу возникла стойкая неприязнь к кэптэну. С каждым днём похода и общения это чувство только укреплялось и твердело. Эванс, в свою очередь, просто не считал сотрудника «хитрой комиссии», в силу его возраста и чина, партнёром, заслуживающим серьёзного отношения. Однако внешне они общались со всей положенной любезностью умных людей, представителей одинаково серьёзных и вполне автономных ведомств, делающих общее дело, пусть и на разных направлениях. Поэтому капитан-лейтенант был удивлён, когда Эванс сам появился у него в каюте в начале пятого утра.

— Что вам не спится, сэр? — зевая, спросил Строссон, садясь на койке и подтянув одеяло. Истинный джентльмен сначала позвонил бы по телефону. — Неужели русские напали на нас первые?

— Не время для шуток. Одевайтесь, я подожду в коридоре…

На шканцах, опершись на леерное ограждение, офицеры закурили, и Эванс, явно нервничая, сообщил, что сегодня ночью из кубрика исчезли пятеро русских «волонтёров», два внештатных сотрудника и один настоящий лейтенант его ведомства, тоже русский, недавно натурализовавшийся, поставленные за своими ненадёжными соотечественниками присматривать.

Это было забавно, и капитан-лейтенант испытал естественное злорадство. То разведчик воображал, что он здесь кум королю, а настоящие офицеры ему в подмётки не годятся, и вдруг, не справившись со своими непосредственными обязанностями, прибежал просить совета и помощи у специалиста по совсем другим вопросам.

— Что значит — исчезли? — изобразил недоумение Строссон. — В открытом море? С идущего полным ходом корабля? Разве что решили устроить коллективное самоубийство! А куда смотрели остальные «сотрудники»? Их, по-моему, человек двадцать в вашем распоряжении.

— Да черт их знает, куда и как. Внезапно всё случилось. Впрочем, ещё вчера мне докладывали, что некоторые русские ведут себя подозрительно… Держатся уединённо, к старшинам отделений («надзирателям» — мысленно уточнил капитан-лейтенант) относятся без почтения, грубят… По имеющимся сведениям, до трети перевозимых имели те или иные конфликты с законом у нас или на родине. Вот эта пятёрка, ныне исчезнувшая, но с самого начала обратившая на себя внимание, куда-то надолго исчезала по ночам, регулярно пьянствовала…

Если бы рядом был адмирал, Строссон непременно бы выпалил недопустимую в общении со старшим начальником фразу:

— А я что говорил?! Ну, теперь сами увидят — на какую технику ни рассчитывай, а среди двухсот заведомых «не ангелов» обязательно найдутся особо сообразительные и отчаянные.

— Куда-то… — задумчиво сказал он. — Вы вообще на кораблях служили?

— Эпизодически, — недовольно ответил Эванс, зная, что строевые офицеры «береговых крыс» не любят.

— Заметно, — с усмешкой превосходства констатировал Строссон. — «Исчезали плюс пьянствовали». Раз мы согласились, что в открытом океане за борт прыгать бессмысленно, остаётся одно — эти парни нашли укромное местечко, которых на любом приличном корабле множество, где и пьянствовали. И возможно, продолжают это делать и сейчас. Если среди них есть бывший военный моряк, ему не составит большого труда, перемещаясь по внутренним коммуникациям, отыскать провизионку или буфет кают-компании, а там украсть, купить или выменять у баталеров любое количество выпивки, недостачу которой не установит ни одна ревизия. На стороне персонала продовольственной службы вековой опыт. Так что лично я считаю — скорее всего, ваши «пропавшие» и сейчас занимаются своим увлекательным делом. Советую вам не расстраиваться попусту и идти спать. К завтраку или обеду объявятся…

— Но как же мои люди, специально поставленные следить, чтобы…

— Они у вас не русские, что ли? Им гораздо проще присоединиться к соотечественникам. А вам потом придумают, что доложить.

— Нет, этого не может быть! Мои люди многократно проверены и понимают, что стоит на кону. В том числе и для них лично… Один из них только что получил офицерский чин! Я подозреваю самое худшее.

— Подозревать — это не только ваше право, но скорее всего — прямая обязанность. Но я-то тут при чём? Сбежали или исчезли доверенные вашему попечению люди? Доложите командиру крейсера, организуйте поиски. На корабле очень много укромных помещений, но и у вас — достаточное количество изнывающих от безделья подопечных. Я, со своей стороны, обещаю вам только одно — адмиралу об инциденте докладывать не буду, хотя по должности полагается. Но мы, строевики, не буквоеды и не крючкотворы. Я ничего не слышал и не знаю. Доложите сами, когда и что сочтёте нужным. Пойду досыпать, до подъёма целых два часа.

Строссон ушёл, провожаемый бессильно-злобным взглядом в спину.

…Как правило, допущенная при подготовке операции ошибка никогда не бывает единственной. Если старшие начальники невнимательны или непредусмотрительны, то подчинённые — тем более. Вдобавок каждая исходная, так сказать, «ошибка первого порядка» с железной непреложностью порождает собственные производные.

Гамильтон-Рэй, полностью доверив подготовку «Дискрешена» людям, назначенным Арчибальдом, и не прислушавшись к капитан-лейтенанту Строссону, совершил ошибку не очевидную, но роковую.