(Не) буди во мне зверя

– Дядь, а ты чего в темноте сидишь? – осторожно спросила я.

Он вздрогнул от неожиданности. Ружьё выпало из рук и стукнуло прикладом о стол-книжку, стоящий у подоконника. Вот тогда я жутко перепугалась. Сильнее натянула накрывавшую меня простыню, как будто она, в случае чего, могла спасти от дроби. Дядька обернулся и вгляделся в моё лицо. Его собственное же в свете луны казалось совершенно замученным.

– Эх, Ника-Ника, – вздохнул он с горечью. – Что же ты наделала? Я же тебе говорил, выпей лекарство.

Его разочарованный тон мигом всколыхнул чувство вины внутри. Оно же в свою очередь спровоцировало желание защищаться и оправдываться, даже будучи не совсем уверенной, в чём именно меня обвиняют.

– Дядь, да всё не так, – выдерживая псевдо-спокойствие, начала я. – Мало ли кто что сказал. Я сама по своей воле ничего не пробовала. Спроси Кира, он подтвердит. И кстати, вода твоя мне никогда не помогала. Голова так и продолжала болеть, я просто тебя расстраивать не хотела, потому и не говорила ничего.

Дядька, не выпуская ружьё из рук, придвинул стул к дивану и сел напротив. В руке блеснуло что-то, что я вначале приняла за нож. Последние остатки смелости покинули меня. Я приготовилась молить о пощаде и клясться, что никогда и ни при каких обстоятельствах даже в мыслях ничего странного в рот не возьму.

– Голова-то, может, и болела, но вот такой фигни не было, – дядь Валера поднёс руку к моему лицу, и я поняла, что у него там не нож, а зеркало.

Наступил краткий миг облегчения, который длился, пока я не взглянула на своё отражение. Первое, на что я обратила внимание, это глаза: звериные, янтарно-жёлтые с красными и чёрными вкраплениями. Они смотрели на меня и моргали в такт мне. Их окружала короткая густая шерсть, лоснящаяся даже в скудном свете. Я не сразу осознала, что все эти особенности украшали теперь моё лицо. И именно их имел в виду дядька, когда говорил о «такой фигне». В довершение всего голову венчали острые вытянутые уши. Ещё не собачьи, но уже и не человечьи.

Я вскочила с места и побежала к большому зеркалу на шифоньере. Оглядела себя всю в потёмках и поняла, почему дядька решил оставить свет выключенным. Моё тело изменилось – превратилось в уродливое смешение человеческих животных признаков. Лицо вытянулось, на коже то тут, то там клочьями торчала шерсть. Неподготовленное к таким выкрутасам эволюции сознание сразу стало искать возможное оправдание всему этому звездецу.

– Я что, с ума схожу, дядь? – спросила я, в отчаянии повернувшись к нему.

– Если бы, Ника, если бы, – произнес он со слезами в голосе.

– Тогда что со мной такое на хрен происходит?! – завопила я.

– Ты оборотень, перевертыш, – ответил дядя Валера, и его слова звучали как приговор.

– Но как?.. – только и могла выговорить я.

Дядя некоторое время молчал, давая мне самой возможность осознать, где, когда и как произошёл тот поворотный момент, после которого я и моя жизнь изменились навсегда. То моё чудесное спасение из ледяной воды не было сном. Вот только спасителем моим был не пёс, а огромный чёрный оборотень, после укуса которого я сама стала такой. Все мои познания из полусказочных историй говорили, что ничего хорошего от этого ждать не стоит.

– Волки – зло, – подливал масла в огонь дядя. – Это из-за них погибли одиннадцать лет назад твои мама и папа.

– Но ведь волк спас меня, – возразила я, тщетно пытаясь защитить свою детскую фантазию, что поддерживала меня всё это время.

– Даже обернувшись волком, оборотни сохраняют часть человеческого разума. Если бы он хотел спасти тебя, не стал бы кусать, а обернулся бы человеком.

Я опустилась на заваленный одеждой стул у шифоньера. Свыкнуться с новой реальностью было не просто. Да как это вообще можно было назвать реальностью?! Даже моя внезапная влюблённость в преподавателя уже не казалась чем-то пугающим. Она хотя бы не была из области фантастики.

– Но ведь раньше я не… – прошептала я еле внятно.

– Настой аконита успешно подавлял волчьи инстинкты всё это время, – опустив взгляд, сказал дядя. – Твои мигрени и тошнота – это побочный эффект.

– Но почему ты скрывал?!

До последнего не желая мириться, я продолжала искать несостыковки в этой истории.

– Сначала я испугался. Не знал, что делать и как реагировать. Но аконит помогал, и в какой-то момент я даже начал думать, что ты полностью здорова.

Дядя замолчал. Я видела, как блестели его глаза в темноте. Сама я будто одеревенела от переизбытка эмоций: от его горечи и разочарования, от моих собственных страхов и растерянности. Будущее было у меня перед глазами, а теперь я не знала, что меня ждёт. Не понимала, останусь ли такой уродливой тварью с клочьями шерсти, как сейчас, на всю жизнь или это пройдёт со временем. Много вопросов возникало в моей голове и угасало, так и не найдя ответа.

3.2

Сколько мы просидели так, час или два, я не знала. Постепенно шум автомобилей за окнами стих. Я видела, что погода изменилась. Диск луны заволокли огромные тёмные облака и из них на землю крупными хлопьями повалил снег. Звонок в дверь заставил нас обоих забеспокоиться. Дядя Валера побежал к двери проверять, а я кинулась вновь к зеркалу. На полпути услышала голос Кира. Расстроенный.

– Это хорошо, что ты её проведать пришёл, – холодно сказал ему дядя Валера. – Но к ней пока нельзя.

Я взглянула в зеркало. Из отражения на меня смотрело моё обычное человеческое лицо с размазанным макияжем. Я побежала включать свет, чтобы убедиться, что всё действительно прошло.

– Кир! Погоди, я сейчас всё решу! – крикнула я из комнаты, заметив, как дядя Валера выталкивает его за дверь.

– С ума сошла?! – набросился на меня дядька, вернувшись в зал.

– Я уже в порядке, видишь? – я демонстративно обернулась вокруг своей оси.

Мне во что бы то ни стало нужно было убедить его впустить Кира. Потому что раз он пришёл так поздно, то, скорее всего, снова подрался с отчимом, и ему негде ночевать.

– А если ты вдруг опять обернёшься? – не унимался дядька. – Как ты можешь друга своего подвергать такому риску?

– Нормально всё будет! Ты же сам говорил, что волки сохраняют часть разума, – ответила я, вернув ему его же аргумент.

Дядя Валера призадумался. Пошкрябал пятернёй седую голову.

– Ладно, только сперва выпей настой, – он принёс из кухни графин со стаканом.

При одном взгляде на них меня замутило, но делать было нечего. Вылакав стакан этого адского пойла, я кинулась на лестничную клетку. Кир сидел на подоконнике, ковыряя ногтем облупившуюся краску на стене.

– Заходи давай, – махнула я ему, и он с облегчением на лице поднялся.

Под осуждающий взгляд дяди мы прошли в мою комнату. Я не задавала Киру вопросов, потому что знала, что он лучше уйдёт, чем будет рассказывать о своих проблемах в семье. Просто забрала у него рюкзак и поставила в угол к своему. Кир развалился на моей кровати, открыв читалке какую-то свою очередную книжонку. А я села за комп. Минут через десять заглянул дядька.

– Есть будете? – спросил он, убедившись, что никаких отклонений поведения от нормы не наблюдается.