Не будите Гаурдака
Шрифт:
— Зачем? — удивился второй.
— Спроси у него. Ты знаешь… — не удержался и хихикнул высокий, — я за всю свою жизнь не видел ни разу, чтобы купол непрозрачности Саффля сползал и растекался, как блинное тесто с мячика!..
— Блины — это хорошо… — одобрительно пробормотал коротышка.
— Рагу из баранины лучше… — мечтательно вздохнул высокий, облизнулся смачно, и продолжил.
— Вслед за куполом это позорище рода волшебного попробовало поставить непреодолимую ледяную стену Айсса.
— В мае-то месяце?! — фыркнул в кулак коротыш.
— Уг-гу… — гыгыкнул
— А дальше? — уже почти нетерпеливо, в предвкушении искусно придерживаемой другом кульминации, вопросил раненый.
— Огненная стена Пиромани, — широко, хоть и незаметно в темноте, улыбнулся рассказчик. — Это на сырой-то от растаявшего льда земле.
— Ну, и?..
— Даже пшикнуть не успела, бедная.
Коротышка презрительно фыркнул.
— Сдается мне, что окончив сегодня ночью его карьеру, мы сделаем всему роду человеческому огромное одолжение.
— И в этом я с тобой соглашусь. А теперь — тс-с-с-с-с-с… Подождем до полуночи…
Две неподвижные безмолвные фигуры, прильнувшие к склону оврага, внезапно ожили и зашевелились: незримые биологические часы ренегатов пробили полночь.
— Ты знаешь… это пОшло — совершать деяния подобного рода в двенадцать часов ночи… — еле различимо, одними губами на ухо товарищу прошептал коротышка. — Остается еще начать хохотать зловеще и наложить на себя заклинание красного глаза…
Высокий хмыкнул.
— Что ж… давай подождем еще минут десять. Если мы совершим запланированное в двенадцать десять, а не в полночь, даже ты не сможешь нас обвинить в низменных пристрастиях к дешевым эффектам.
Коротышка кивнул.
— Десять минут… двадцать… какая теперь разница.
— Какая теперь нам всемразница, — усмехнулся в поднятый воротник рубахи высокий.
Они снова заняли покинутые было пригретые места и сторожко прислушались к прохладным звукам опутавшей землю тьмы.
Обычные напевы ночного леса ажурным покрывалом случайных шорохов, шелеста, плеска и пересвиста окружали притаившихся людей со всех сторон, скрывая без следа само их существование на этом свете.
В лагере противника было тихо.
— Спят… — странно поеживаясь, проговорил сам себе коротышка.
— Спят, — твердо сказал как отрезал высокий. — Не думай про это. Так надо.
— Да, я знаю… Так надо. Иногда, чтобы достичь большего, надо пожертвовать меньшим…
— Да. Такова жизнь.
— Такова жизнь… — эхом повторил раненый и снова прислушался.
Через десять минут оба ренегата как по звонку неслышимого будильника встрепенулись, зябко передернули плечами, не говоря больше ни слова, оторвались от почти остывшей после дневного тепла земли и двинулись в направлении своих ничего не подозревающих беззащитных жертв.
Проснулась царевна оттого, что ее осторожно тронули за плечо.
— Сеня, тихо…
— Где? — не
издав больше ни звука, Серафима одним плавным движением оказалась на ногах, меч наготове.— Прислушайся… — ткнулись ей в ухо губы супруга. — По-моему, кто-то рядом есть. Может, зверь, конечно… А я пока Агафона разбужу.
— И Олафа тоже.
— Зачем?
— Обидится.
Недолго подумав над сказанным, Иванушка вынужден был признать его справедливость, и на цыпочках отправился будить обоих, но чародея всё же первым.
— Что случилось? — хмуро буркнул в ответ на легкое прикосновение разобиженный еще с вечера на весь Белый Свет студиозус. — Война? Пожар? Посох заговорил?
— Послушай…
Не скрывая кислой мины, оскорбленный маг прислушался.
Метрах в десяти от полянки кто-то ходил взад-вперед, ломко продираясь сквозь кустарник, но, почему-то, не к ним, и не от них, а вокруг. Хруст ломаемых массивным телом — или телами? — веток то затихал, уходя к дальнему концу поляны, то вновь приближался — но уже с другой стороны.
— Кто там может быть? — беззвучно присоединился к не спящим в шиповнике отряг.
— Зверь какой-нибудь? — неуверенно предположил Иван. — Если бы люди были, так уже бы на огонек пришли.
— А если эти… гады?
— Так зачем им кругами ходить, да еще с таким треском? Они не только нас — пол-леса перебудили, наверное.
— А, может, это ежики какие-нибудь? Лисы? Рыси? — предположила Сенька.
— И чего им надо? — уставился на нее конунг.
— Пожрать?
Олаф недоуменно поджал губы, выудил из мешка с провизией сухую горбушку, прицелился на звук, и с силой запустил ей в кусты.
Прокомментировать такое ежелюбие никто не успел, потому что секундой позже из кустов со свистом вылетело нечто небольших размеров и по форме напоминающее перекормленный бумеранг, с приглушенным звоном ударило рыжего парня в защищенный неразлучным шлемом лоб и, отскочив, с чувством выполненного долга нырнуло в траву в метре от него.
— Э-э-э-э-эй!.. — возмущенно прошипел отряг, быстро нагнулся, словно поразивший его предмет собирался улизнуть, и крепко сжал его мощными пальцами.
— Что это? — нетерпеливо вытянули шеи ошеломленные свидетели происшедшего.
Конунг сделал шаг вбок и поднес добычу к красноватому неяркому свету тлеющего головешками костра.
Лицо его изумленно вытянулось.
— Хлеб?..
— Я так и думал, что рыси хлеб не едят… — прошептал Иванушка.
— Ну, а кидаться-то зачем?! — возмущенно воззрился на него словно на главного виновника Олаф.
— Кидаться? Кидаться?
Не стряхнувшее еще сон сознание волшебника наконец-то прояснилось, и он спешно закрыл лицо руками, тихо прихрюкивая и дрожа от смеха всей худосочной фигурой.
— И чего я такого развеселого сказал, волхв? — сдвинулись над переносицей как два разводных моста брови отряга.
— Про «кидаться», конечно! — лукаво и странно гордо выглянул из-за частокола пальцев Агафон. — Никто в тебя ничем не кидал! Это моё поле защитное сработало! Зеркальное, между прочим! С коэффициентом усиления… я… я… я…