Не чужие дети

Взгляд стал больным. Антон качнул головой, а у меня внутри всё так и оборвалось. Во рту пересохло, в душе поселилось нехорошее предчувствие.

– У меня нет денег на ипотеку, Еся. И отца больше нет.

Антон замолчал. Я тоже стояла, не зная, что сказать. Что вообще говорить в таких случаях?! Если бы сама не похоронила родителей и сестру, отделалась бы соболезнованиями. Только не нужны они, эти соболезнования. Нет в них ничего, кроме бессмысленных букв.

– Они с матерью давно хотели слетать в Австралию. Океан, все дела… Слетали. Матери стало плохо в воде, отец попытался её вытащить, – он с шумом втянул носом воздух, а я дышала через силу и слёзы.

Кофемашина затихла, каша начинала побулькивать, и надо было помешать её. Но я не могла даже поднять руку.

– Несколько дней врачи пытались откачать отца. Страховка толком ничего не покрыла, я отдал всё, что у меня было отложено. Но ни черта не вышло. Ни черта, Еся. Три дня назад батьку отключили от аппарата искусственной вентиляции лёгких. Смерть мозга.

– А мама? – почти шёпотом спросила я.

Он отрицательно мотнул головой, и воздух совсем кончился.

– То есть она тоже…

Антон не ответил. По его глазам всё было и так понятно. Каша начала шипеть, и я на автомате взяла ложку. Помешала. Скатившаяся слезинка упала в овсянку, потом ещё одна. Я добавила ванильный сахар. Так всегда готовила моя мама. Антону нравилось, а мне… мне нравились праздничные блинчики его мамы. С маслом и икрой. И ещё с яблоками и шоколадом. У Антона с детства было всё – достаток, родители, перспективы. А теперь…

Конец ознакомительного фрагмента.