Не чужие

Пока ехал перед глазами стояло ее выражение лица. Ее слезы, взгляд полон упрека. Черт, зачем отпустил ее вообще? Зачем наговорил всего? Это только между мной и ее отцом, несмотря на то что и на Леру злился я знатно и упорно не желал делать ее частью своей семьи.

Навязанная жена. Я должен был заботится о ее безопасности, но никак ни о ее чувствах.

Сбоку кто-то просигналил, я сделал глубокий вдох и сбавил скорость. Не хватало ещё следом за ней в больницу отправиться.

В груди невыносимо жгло. Хоть бы с ней все хорошо было. А реанимация… они там всех на денек-второй туда отправляют, не правда ли?

Машину припарковал как попало. Ворвался в приемную, не сразу понимая куда идти. В нос ударил специфический запах. Растерянно посмотрел по сторонам. Неожиданно в конце коридора заметил фигуру Смоленского в сопровождении охраны. Он спешил к лифтам и я рванул туда.

— Что с Лерой? — без приветствий спросил, втиснувшись в тесное пространство лифта.

Смоленский окинул меня хмурым взглядом. На его лице читалось недовольство. Еще бы. Видок у меня тот еще.

— Ты пьяный что ли? — процедил он сквозь зубы.

— Выпил немного, — пожимаю плечами, а сам вспотевшие ладони вытираю о штаны. Напряжение зашкаливает.

— А несет от тебя так, словно ты с алкашами неделю провел, — брезгливо поморщился он.

В другой раз я бы нашёл что съязвить, но не сегодня.

— Так что с ней? Что доктора говорят? — волнение во мне закипает с новой силой, как бы я не уговаривал себя успокоиться.

— Сейчас поднимемся к врачу и нам все скажут.

Смоленский только снаружи кажется таким холодным и безразличным. А по глазам видно, что нервничает не меньше моего. Лицо бледное, глаза лихорадочно блестят.

— Хорошо, — кивнул головой, поворачиваясь к ним спиной и следя за тем, как медленно меняются на табло цифры этажей.

Почему они сразу не сказали что с Лерой? Неужели там что-то серьезное?

Не покидало ощущение необратимого пиздеца. И в этом была и моя вина.

Нас провели в кабинет к заведующему отделением реанимации и интенсивной терапии.

— Присядьте, — кивнул доктор после обмена любезностями, при этом испуганно глядя по сторонам. Уже в курсе чья дочь к нему поступила. — Сразу скажу, что новости неутешительны. Удар произошел со стороны водителя, передок автомобиля полностью разнесло. Мы сделали все что было в наших силах, сейчас ею занимается команда из лучших хирургов.

— Что конкретно с моей дочкой? Она пришла в себя? Она цела?

Петр Николаевич сглотнул.

— К сожалению она без сознания. Никаких серьезных травм головы или позвоночника у нее нет, но…

— Говорите уже! — рявкнул Смоленский и в этот момент дверь в кабинет открылась и вошел хирург-травматолог.

Хмурый и задумчивый.

Он поприветствовал нас кивком.

— Говорить буду быстро, времени у нас немного. Вы, полагаю, отец? — обратился к Смоленскому.

— Да. А это муж Леры, — кивнул в мою сторону. — Насколько все плохо? — обреченно произнёс он, я же не хотел верить что с Лерой могло произойти что-то серьёзное.

— У вашей дочери нет травм угрожающих жизни, — после его слов дышать сразу стало легче. Но обрадовался я рано, всегда есть это пресловутое “но”. — Ремень безопасности и подушки уберегли ее от серьезных повреждений головы и лишних переломов, но у неё раздроблена левая нога. Девушку не могли достать из автомобиля, сильно зажало. Пришлось вырезать. Ваша дочь проехала на красный и в нее на скорости врезалась бетономешалка.

— Господи, — вырвалось у меня.

Я прикрыл глаза. Все хуево. Смоленский рядом со мной вообще притих.

— Поймите, случай очень тяжелый. Правую ногу мы точно спасти сможем, но с левой… — он выдохнул, посмотрел на нас с сожалением, выдерживая паузу, — возможно, ее придется ампутировать. Но это крайний случай. Я отправил снимки своим коллегам, через пятнадцать минут у нас онлайн-консилиум, там и решим что делать. Оперировать нужно незамедлительно. Валерию уже готовят к операции. Она потеряла много крови, понадобиться переливание.

— У нее третья отрицательная, — глухо произнес Смоленский, потерев ладонями лицо, словно эта информация смогла бы как-то спасти всю сложившуюся ситуацию.

Он сразу же сгорбился, стал на несколько лет старше. Ощущение, словно мысленно похоронил дочь.

Я сжал руки в кулаки, поднял взгляд на хирурга,

— Что значит ампутировать? — резко спросил я у него. — Ни о какой ампутации и речи быть не может.

Даже думать не мог о таком исходе. Лера этого не заслужила. Только не она. Сердце сжалось в грудной клетке, воздуха стало на хватать, а виски пульсируют от боли.

— Мы делаем все возможное, но если…

— Если у вас руки из жопы растут и вы не можете провести операцию, то мы найдем другого хирурга! — я ухватил его за ворот халата и притянул к себе. В этот момент я абсолютно себя не контролировал.

— Давид, прекрати, — попытался усмирить меня Смоленский, а Петр Николаевич бросился в коридор, наверняка чтобы привести охрану.

— Ты меня слышал, — прорычал я, не отрывая взгляда от травматолога и резко отпустил его, успокаиваясь.

— Я вам не сотворю чуда, я не Бог, но сделаю все что в моих силах. Вы сейчас убиты горем, понимаю, но держите себя в руках, пожалуйста. Операция будет длится минимум до утра. Поэтому будьте готовы к тому, что ночь будет долгой. И скорее всего в дальнейшем понадобится пересадка кожи. Это если все пройдёт хорошо, — холодно бросил он и скрылся за дверью.

Я же сел на кушетку рядом с отцом Леры. Ноги не держали.

— Это я во всем виноват, — тихо пробормотал я. — Не стоило ее отпускать. Не в том состоянии в котором она находилась.

Но осознание этого пришло поздно. Слишком поздно, чтобы что-то изменить.

***

— Что у вас там произошло? — хмуро интересуется Смоленский, поворачивая в мою сторону голову.

— Немного повздорили, — хмыкнул я, а потом все же признался. — Она знает о том что вы меня вынудили жениться на ней. В пылу ссоры проговорился. Можете убить меня, можете сравнять с землей весь бизнес моего брата, но так дальше продолжаться не может. Вы не только мне, но и ей жизнь портите. Мне не стоило идти у вас на поводу, но… поздно.

Отвернулся от него, пряча лицо в ладонях и уже зная как стоит поступить в будущем. Только пусть Лера сначала в себя придет и поправится.

— Не стоило мне лезть в ее жизнь, — после того как мы просидели долгое время в тишине, каждый думая о своем и в тоже время об одном и том же, произнес Смоленский. — Хотел хоть раз для нее что-то сделать. Видел же что в тебя влюбилась, изменилась, расцвела, да и ты к ней интерес проявлял. Она же у меня такая красавица, вся в мать. Даже смотреть больно на нее, сразу образ Валентины перед глазами. Хотел помочь, боялся что бестолкового себе найдет кого-то, или же как прошлый ее тот… за деньгами гнался, а не за ней, вот и решил ее побыстрее пристроить. Ты же хороший пацан, Леонов, в меру строгий, добрый, надежный. Тебе я мог ее доверить. И от врагов моих уберег ее…