Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина

...Не ты первый, не ты последний, кто счёл ложью ниспосланный Коран! Многие были погублены вихрем, ветром шумным и буйным. И ты, крови одной со мной, и ты, мой народ, - вы приняли Коран за бред, и сказали те, которые не веруют: "Но где он, твой Коран, покажи нам его! И чтоб разом было прочитано, что в нём!"

Читай, и не прочтёшь, не одолеешь, сил человеческих не хватит постичь до конца! Разделил Он Коран на части, каждую надобно читать с выдержкой. И поклоняются люди, заслышав, и смирение растёт в них. Даже тени повергаются ниц. Но не забудь: для каждого времени - своя Священная Книга, для всякого предела - своё Писание. Бог стирает что желает, и утверждает: у Него - Мать Книги, вознесена и мудра. Алиф, Лям, Ра - знамения ясного Корана. Мим, Джим - все буквы до одной! И я, посланник Бога, читаю очищенные свитки, в них Слово прямое, и не разделились те, которым было явлено Писание, иначе, как пришло к ним ясное знамение. Да прикоснутся к Корану, коль начертано, лишь очищенные, приложив прежде к губам, и убежище тайное пред чтением Корана проси у Бога.

Коран есть лечение и милость для верующих, наблюдением увещевает, размышлением, применением разума, изысканием знаний, есть свет и ведёт по пути мира и покоя, божественно охранён и мудростью неисчерпаем. И в Книге - все заповеди, что были прежде и ниспосланы ныне: свободная от сомнений, бесподобная и не сравнимая ни с какой другой, что сотворено на земле.

И да сумеешь читать Коран, истолковать его, ибо тот, кто бездумно читает Коран и не умеет его истолковать, подобен бедуину, который частит, бормоча стихи! О, искусство толкования Корана - самое достойное из искусств, ибо высокодостойны и материал толкования - Слово Бога, и цель толкования обрести надёжную опору в мудрости и добродетели!

И хранима Им, как детище Его, ясная и дивная Книга. Раскрылась пред посланником благословенной ночью, когда Слово звучит сильнее и объемлет Собой звездное небо.

А есть книги - что говорить о них?
– сеющие семя зла, и прорастают они побегами гнева и ненависти. Мы послали вам слово тяжёлое, но читайте, что легко вам, из Корана. Да, Мы облегчили Книгу для понимания, но найдется ли хоть один припоминающий?!

...Мухаммед остался почти один. Внемлите увещеванию мирам! Рядом - лишь близкие. И та, которая первой уверовала, Хадиджа. Да! Ведь хочет всякий, чтобы дали ему свитки развёрнутые! Жаждет, мечтает быть пророком и чтобы только ему ниспослано было откровение. Знать наперёд перечень своих прегрешений - что будет с ним? Всякая душа - заложница того, что приобрела сама. Но какая душа - сомнение?
– стоскуется по разложившемуся телу? Божественный замысел? Но в чём? Забвение, как пыль, начиная с тебя и кончая... Кем же кончая? Достать из бездонных глубин нужное время, подолгу вглядываясь в неохватную тьму, мерцающую вспышками, и боль глазам, съедаемым слезами. - Так ли важно, - голос из чьего-то прошлого?
– когда забвение? Забвение и твоего прошлого!

44.

Приписано сбоку на полях рукописи: Дары за откровения, что можно было бы счесть за название свитка, если бы не знак вопроса*,

______________

* Но он отсутствует в рукописи!

придающий фразе оттенок сожаления, вот, дескать, какой награды невежд удостоен пророк Мухаммед, да возвысится имя его!

... Сородичи облюбовали окрестности холма Сафа, и летом, когда наступает прохлада, отправляются погулять туда - может, снова Мухаммед, грозился якобы, обратится к мекканцам с проповедью, явится их потешить? Кто-то ночью разбросал у ворот дома Мухаммеда пальмовые волокна, смешанные с колючками - чертополохом, и он, выходя, не заметил их, и больно укололся. Потом узнает, что это проделки жены его родного дяди Абу-Лахаба Умм-Джамиль, сама сгоряча призналась. Мухаммед лишь промолвил, дабы обратить на себя внимание мекканцев: Во имя Бога!.. как Абу-Лахаб оборвал его: - Уймись и покайся! Хвала Владыке миров, Царю в день Суда!.. Кто-то гневно крикнул: - Не разлучай братьев - Хубала и Аллаха! - Да не возвысит несогласный голос свой, полный злобы, - ответил Мухаммед, - ибо самый неблагодарный из голосов - голос дикого осла! Что тут началось!.. - Не награды жду, ибо она у того, кто меня создал, не платы прошу, и не отягчены вы долгами!.. - Здесь не ярмарка!
– перебили. И отсрочу Я им! И поистине те, которые не веруют, готовы опрокинуть тебя взорами, когда слышат поминание, и говорят они о тебе: "Он ведь одержимый!" - Но есть ли у вас Книга, которую читаете? Сокровенное, что чтите? - Ни мы, ни ты сам - никто из нас не причислен к людям Писания! Мы не иудеи, и мы не христиане! - И мы причислены отныне, у нас - Коран! - В ряду книг иных?! Где доказательство? - Доказательство - Коран! Попробует пусть кто из вас...
– Голос Мухаммеда утонут в гуле голосов, но он пытался перекричать сородичей:

– ... Может, вы сотворены из ничего или сами творцы? Или есть у вас лестница, на которой вы подслушали, о чём говорят там? Пусть же слушавший придет с ясным опровержением! Или вы предпочитаете только жизнь ближайшую? А ведь последняя - лучше и длительнее! Я расскажу вам о человеке! Да, он создан в наилучших формах, и есть над каждым благородные писцы. А ещё я скажу вам про самум и про тень чёрного дыма, вдохнуть и не выдохнуть, и тень ещё с тремя разветвлениями - не тенистая и не спасает от пламени, камни - топливо, разбрасывает искры огнь пылающий, и каждая - точно желтый верблюд. И пробудут века, не вкушая ни прохлады, ни питья, кроме кипятка и гноя, - воздаяние за сотворённое, и есть плоды с дерева заккум. Видели вы его, это дерево? Серовато-коричневое, с небольшими круглыми листьями, без шипов, но запах!.. Учуешь за тысячу локтей острый смрад, от одного лишь запаха во рту разливается горечь, это смертельная пища, потому и проклято дерево в Коране, выходит из корня древа геенны, и плоды - точно головы дьяволов, и грешники едят его, оно, как медь, кипит и закипает в животах. Пить, не напиваясь, как пьют истомлённые жаждой, лакают, но едва проглатывают, и приходит к ним смерть со всех мест, но не мертвы они: состояние смерти, но без смерти, быть посреди нее, но не умереть, и когда увидит человек, что уготовили его руки, воскликнет: "О, если бы я был прахом!" Но горе злобствующему, чьи уста измышляют хулу! Богатством кичится, алчность его неуёмна! И мнит, что златом добудет бессмертие. Но нет! Я ввергну его в Моё сокрушилище! Вообразишь ли, что оно такое - сокрушилище? Огнь Создателя, разожжённый над сердцами, полыхает неистово, куполом вверху смыкаясь столбами клубящимися. Надоедливые угрозы адом, уготованным будто бы мекканцам за грехи, и самый тяжкий - гордыня неверия!..

Худшее жилище и ужасное место - вот что такое ад! Бог приводит притчи: тем, в душах которых отсвет Создателя, - благое, а тем, которые не ответили на Его зов, если бы даже обладали всеми богатствами земли и ещё стольким же, - не выкупить благое! Им - злой расчёт, убежище - геенна, скверно это их пристанище! И мнится: свора любопытствующих в аду! Возносятся оттуда вопли их, слышимые точно хохот! Ну да, что есть проще: знать, заполучив заранее, свитки прегрешений! Но нет: жить жизнью ближней и не страшиться жизни той, последней, дальней?! Неужто вам, жаждущим меня услышать, но тут же затыкающим уши, как только возглашатайствую, должен я привести ещё притчи, чтобы уверовали? Как зерно, засеянное даже на скале, из которого по воле Создателя вырастают семь колосьев, а в каждом колоске - сто зерен. - ...Надоел! - Вы, не владеющие весом пылинки на небе и на земле! Кто-то кинул в него камень, а следом, когда Мухаммед, пытаясь перекричать толпу, что, мол, выступает перед мекканцами не сам по себе, а лишь как посланник Бога, сын Абу-Лахаба, Атаба, уже решивший, что разведётся с Ругиёй, бросил в Мухаммеда по наущению отца кровавую баранью кишку:

– Вот тебе дары за пророчество! Подскочил другой брат, Атиба; тот хилый, этот рослый, сильный:

– Уйди!
– зашипел Мухаммеду на ухо.
– Не позорь нас!
– Крепко схватил тестя за руку, оттолкнул, порвав Мухаммеду шёлковую рубашку.

И тут вдруг дочь Мухаммеда Фатима, всего лишь пять лет ей, встала рядом с отцом:

– Жестокие и злые!
– И сквозь слёзы: - Отец мой ничем вас не обидел, он молится за вас. Как же Абу-Талиб допускает, что приёмный сын, родной племянник ополчается против Каабы?! Падёт Кааба, а это удар по ярмаркам и паломникам - они обнищают! И не счесть торговых убытков!

А Мухаммед - Абу-Талибу, что Кааба осквернена идолами. - Так что же, перестать защищать тебя от нападок? - Это честнее!

Новые обращаются к Абу-Талибу недовольные: на сей раз - Абу-Суфьян, а если включится он, да ещё жена за спиной, Хинда, известная в Мекке неистовой воинственностью, к тому же язвительна, лучше не попадать ей на язык!..

Так вот, сложила Хинда стихи, высмеивающие бесноватого: мол, отчего всем мекканцам следовать одному Богу, когда мир пустынь, гор и оазисов, родов, племён аравийских не перестаёт удивлять невесть из каких краёв прибывающих купцов, - разнообразен, богат и вовсе не един? Что с того, что единый бог у мусевитов-иудеев? У христиан два даже бога: Отец и Сын, нет, новая строка возникла, даже три: ещё Дух как Бог!

Но всё - одно!

У персов-зороастрийцев два божества - добра и зла, запамятовала второго, а о первом помнит: Ормузд, у кого в помощниках трёхногий осел, шерсть у него белая, питается воздухом, каждое копыто, ступив на землю, занимает столько места, сколько надобно для тысяч овец, под шишкой ноги может двигаться тысяча всадников; шесть глаз: два на обычном месте, два на макушке головы, два на затылке, - устремив на что-либо все шесть глаз, способен наказать и уничтожить; и девять пастей: по три на голове, затылке, в брюхе; а также два уха - могут накрыть большой город персов Мазандаран; один рог золотой, внутри полый, и от рога отходят тысяча отростков - осёл побеждает и рассеивает все пороки злодеев на земле; и завершила строкой: Но отчего ж тогда пороки не исчезнут?

У курайшей в Каабе не счесть богов: триста шестьдесят, каждое на земле живое и неживое сотворено своим богом, потому боги и творения так не похожи! Абу-Суфьян уполномочен говорить не сам по себе, а от имени других родов курайшей - максумов, таймитов и амавитов, которые, так же как он сам, из рода абд шамса и с давних пор претендуют на власть над Каабой. Абу-Талиб понял сразу, что вовсе не в идолах дело - стояли и ещё не один век простоят: желают избавиться от Мухаммеда как возможного соперника после моей смерти! - Дарим тебе на вечное услужение, считай, что в рабы, - говорит Абу-Суфьян и указывает на юношу, - самого привлекательного, находчивого и работящего из сыновей честного и благородного мекканца Омара!
– И в пояснение: мол, Омар брат известного воина Валида ибн Мугира, одного из курайшских старейшин. - С чего такая щедрость? - Не щедрость, а в обмен! - На кого же? - Корень нашей вражды тебе ведом: мы тебе - прилежного и обладающего богатырской силой раба, а ты нам - Мухаммеда! - Но он не дитя малое, а муж почтенной Хадиджи, отец семейства! Как принять ваш торг?! - Важно твоё согласие. - Вы что же, силой возьмёте его в рабы?! - Он умолкнет, лишившись твоей опоры, и вражда сама собой уйдёт. Ибо всем очевидно, твоему брату Абу-Лахабу тоже: не будь поддержки твоей, вряд ли осмелился бы Мухаммед поднять руку на наших богов. - Увы, не ведал я, что вы так плохо думаете о предводителе Каабы! - Что желаем договориться? - Торговать приёмным сыном! - Мало ли торговых сделок в Мекке? - Но такой встречать не доводилось! Ваш приход оскорбителен. Может, самим, без посредников, минуя Абу-Талиба, уговорить Мухаммеда, следуя законам торга, который почитаем в Мекке? Кто в Мекке не знает Амра? Прозван Мухаммедом Абу-Джахл, или Отец невежды. Неужто курайшей напугали девятнадцать ангелов Бога, якобы стерегущих ад, коих Мухаммед грозится наслать на нас? Отгоню десять ангелов правой рукой, а девять - левой!.. Так и скажу этому безумцу!

Но сказалось иное:

– У тебя старая жена, не правда ли?

Мухаммед вспылил:

– Не сметь упоминать о ней! - Не бесись! Мы ведь о том не для того, чтобы обидеть почтенную Хадиджу, а просто хотим предложить тебе вторую жену - юную красавицу, и если пожелаешь её - вмиг получишь. - Что ещё? - Власть и деньги - мечта мужчины. Деньги у тебя есть, а власти нет. Если желаешь, изберём наиглавнейшим в совет старейшин Мекки. Нет? Может, в тебя вселились шайтаны? Призовём искусных врачевателей Аравии, Бизанса и Абассии, исцелим, на расходы не поскупимся! Что взамен? И тут Абу-Джахл вспомнил слова Валида о поэтическом даре Мухаммеда: - Вволю сочиняй, услаждая наш слух! Но ни слова, что послан к нам пророком! Не ты первый, не ты последний, кто возгласил себя им!