(Не) детские сказки. Невеста черного медведя

– Тупая баба, конкретно где? – на мою щеку прилетели капельки слюны. Это как же его разбирает-то. Уже ядом плюётся.

– Где?! – дурниной рычал он.

– Не помню, ёлки там растут, – ну, не знала я, что говорить, а жить-то хотелось.

– Дура! Закопать её живьём, и обозначьте место, пусть её медведь землю там роет. И сдохнет рядом от тоски. Всё польза от неё будет.

Убирая ногу с моего плеча, он больно пнул по руке. Не мужик, а гадёныш. Тот, что стоял за моей спиной дёрнул за волосы, пытаясь поднять.

– Не имеете права, – вырываясь, заголосила я.

Всё ещё не верилось, что это реальность. Может, я в больнице под наркозом лежу. Резкий удар в бок быстро отрезвил. Понимая, что никто ко мне жалости проявлять не собирается, зло глянула на этого князька.

– Ещё сочтёмся, сморчок, – процедила я. Внутри пламенем разгоралась жажда мести. – Я тебя сама закопаю.

– Увести! – взвыла эта падаль.

Меня поволокли по земле в сторону леса. Спина нестерпимо болела, но никто её не щадил. Сделав рваный вдох и выдох, призвала себя к порядку. Мужик был всего один.

Здоровый гад, но один!

В руке у него была лопата. Зажмурившись и кряхтя от боли, я молила высшие силы, чтобы этот олух оказался дураком. Или чтобы мне подвернулся случай сбежать. Да, наивно, но что ещё оставалось делать?!

Мы углублялись в лес. Миновали редкий ельник и остановились. И лагерь недалёко и место укромное.

– Ну, как? Нравится сосенки? – поглумился мужик. – Здесь и будет тебе яма.

Бросив меня на землю, этот душегуб принялся активно копать. Значит, не шутка. Выходит, живьём в могилу. Я не двигалась. Бежать смысла не имело, я у них в лагере собак свору видала. Поймают быстро, тут нужна хитрость.

Мужик, видимо, неслучайно выбрал это место: земля оказалась рыхлой и яма буквально на глазах увеличивалась в размерах.

Пробегали минутки. Собрав горсточку грязного снега, растёрла руки. Не знаю зачем, от волнения, наверное. Со стороны лагеря донёсся звонкий лай собачьей своры.

– Ааа, – могильщик оторвался от своей работы, – охотники прибыли. Пожрать привезли. Три дня уж на сухарях, а всё мужик твой. Борзый зверь.

Работа пошла активнее. Он желал побыстрее меня прикопать и вернуться в лагерь. В голове царила пустота: ни намёка на план.

Откинув лопату, мужик схватил меня за ногу и потянул в яму.

Я заверещала и принялась вырываться, дёргая ногами. Даже не смотрела, куда пинаю. Гаду это по нраву не пришлось: навалившись сверху, мужик обдал смрадным дыханием моё ухо.

– Ну, на прощанье развлекаешь меня. Чего добру-то пропадать. Раздвигай ноги – ублажить меня сможешь, так прибью, прежде чем схоронить.

Грубые ладони сжали мои бёдра. Поняв, что он от меня желает, дёрнулась. Но он лишь сильнее навалился и, поймав мои ладони, сжал их в одной руке, заведя за голову. Вторая рука пробралась под футболку и нагло шарила по моему телу.

Мы лежали в могиле. Извиваясь под своим обидчиком, увидела край черенка лопаты прямо над собой.

Замерла.

Видимо, решив, что сопротивление подавлено, мужик отпустил мои руки. Это стало его ошибкой. Со всей дури я залепила ему в ухо кулаком.

Вскочил и заголосил.

Я мгновенно сориентировалась и, ухватив лопату, поставила её между собой и своим палачом. Я всё ещё лежала. А он не успел понять, что случилось, и резко двинулся на меня. Остриё лопаты мягко вошло в его горло.

Такое удивление застыло в его глазах.

Всхлипнув, я вскочила, а моё место в могиле тут же занял покойник.

Дёрнув лопату, зачем-то выкинула её из ямы и вылезла сама.

Меня трясло. Руки не слушались. Схватившись за голову, закрутилась волчком на месте. Спина горела огнём.

Всё тело ломало, но мне никак нельзя было сейчас проявлять слабость. Глянув на тело мужика, поджала губы.

Что же – собаке собачья смерть. А вот вещички его мне пригодятся.

Вот теперь у меня появился план. Не самый лучший, но хоть какой-то.

Глава 4

Итак, мне нужно убраться отсюда подобру-поздорову.

Ну, совсем здоровой не получится, но хоть живой.

А для этого придётся пройти через весь лагерь и выйти на единственную тропинку. Куда она ведёт, одни черти лесные и знают, но неважно. Там разберёмся. Главное, ко вторым воякам в лагерь не попасть, а то может там пострашнее князья водятся.

Ещё этот труп.

Мой взгляд упал на тело в могилке. Я понимала, что совершила. И полностью отдавала себе отчёт и в том, что делаю сейчас. На улице зима. Я замерзала, и мне необходимы были вещи. А рюкзак всё ещё находился в лагере. И его нужно добыть.

Но при этом быть незаметной. Я снова глянула на своего окочурившегося палача. Ну, думаю, он уже на меня не в обиде будет.

Я спешно стаскивала с покойника верхние вещи. Брезгливо поморщившись, надела его куртку и шерстяную шапку с мехом внутри. Она чем-то напоминала ушанку и завязывалась под подбородком. Вытерев грязной рукой с лица слёзы, взялась за лопату. Мне нужно было закопать покойника, чтобы не обнаружили его прежде, чем я уберусь отсюда подальше.

Закидывая в яму землю, старалась ни о чём не думать.

С совестью своей я разберусь потом, а сейчас главное, сделать отсюда ноги. Этот мир страшен, и чтобы выжить – придётся ему соответствовать.

Работа шла: на ладонях с непривычки появились две небольшие мозоли. Да, я белоручка, но это ничего. Всё заживёт. И забудется.

Сформировав холмик, повернулась в сторону лагеря. Там, как муравьи, бегали люди, каждый выполняя свою работу.

Шла, буквально не дыша.

Мимо проходили мужики, но никто даже не взглянул на меня.

Вот так дрожа как заяц, я добралась по тропинке к загону с лошадьми. Именно здесь обнаружила сваленные вещи. Даже думать не хотела, чьи они. Молча, вытащила свой рюкзак и отступила. Но тут же сообразила, что меня с ним быстро вычислят. Уж больно отличалась моя сумка от остальных. Присев, выбрала самый страшненький мешок, наподобие тех, в которых бабульки дачницы картошку хранят, и сунула своё имущество в него.

Разогнулась с трудом. Досталось мне знатно.

Свернув на большую тропинку, двинулась из лагеря.

– Эй, пацан, чего шляешься без дела – лопату бросай, топор в руки и по дрова, – горланили мне в спину.

У меня душа в сапоги упала и претворилась там мёртвой.

Развернувшись, не дыша, подошла к косматой детине, которая больше йети напоминала, чем человека, воткнула в землю лопату и взяла один из трёх, валяющихся у его ног, топор и смиренно пошла, куда послали.

– Вещи брось, – остановившись, я, было, уже выполнила, что сказали, но шальная мысль стрельнула в голову.