Не гаси свет

— Какого черта ты сюда заявилась? — поинтересовалась она у посетительницы.

— Хочу понять, зачем ты соврала, — ответила та.

Они встретились глазами, и Кристина нарочито спокойно опустилась на продавленный диван, пытаясь унять бешеный стук сердца.

— Убирайся! — прошипела стажерка. — Вали отсюда. Немедленно.

Гостья проигнорировала угрозу, прозвучавшую в голосе хозяйки.

— Итак? — Штайнмайер выдержала паузу, подняла глаза и изобразила удивление: «Чего стоишь, подруга?»

По лицу Корделии было понятно, что она пытается взвесить ситуацию, прикидывает, как не прогадать. Ее густо подведенные черным глаза, не отрываясь, смотрели на Кристину:

— Ты не имеешь права здесь находиться. Вон! Уноси ноги!

— А если не унесу, что ты сделаешь? — небрежным тоном поинтересовалась ее коллега. — Вызовешь полицию?

Ей показалось, что на долю секунды стажерка засомневалась. Наконец Корделия издала нервный смешок и кивнула.

— Ладно, будь по-твоему… — Саркастический тон говорил о том, что наглая лгунья не утратила хладнокровия.

Хозяйка ушла на кухню, и Кристина услышала, как открылся холодильник и как хлопнула, закрываясь, дверца. Затем девушка вернулась с двумя запотевшими бутылками пива. Она поставила одну из них перед гостьей и устроилась в кресле напротив нее.

— Итак, мадам-я-все-воспринимаю-всерьез, что будем делать? — насмешливо поинтересовалась она. Ее пеньюар задрался, но нахалка и не подумала одернуть полы и прикрыться. Она схватила бутылку, сделала глоток, и Штайнмайер последовала ее примеру — она чувствовала жажду из-за выпитого в кафе коньяка.

— Кто уговорил тебя соврать? — спросила Кристина.

— Какая разница? — Зрачки Корделии были расширены, и ее коллега спросила себя, уж не под кайфом ли она. — Ты притащилась только для того, чтобы задать этот вопрос? Сюда, в этот квартал? Не побоялась? Что за прикид ты напялила, где откопала это уродство?

— Кто мне звонил, Коринна? Твой дружок? А может, твой… сутенер?

Глаза стажерки полыхнули гневом.

— Что-о-о?! Что ты сказала? — Ее голос опасно зазвенел. — Не смей меня оскорблять! За кого ты себя принимаешь? Думаешь, богачкам все позволено?

— Где папаша твоего сына? — невозмутимо спросила Кристина.

— Не твое дело!

— Ты мать-одиночка? Кто сидит с малышом, когда тебя нет? Как ты выкручиваешься?

Корделия насупилась, взглянула на гостью исподлобья, и та не заметила в ее глазах прежней агрессивной уверенности:

— Я не обязана отвечать… Что это за чертов допрос?

— Наверное, нелегко так жить, — миролюбивым тоном продолжила Штайнмайер. — Могу я… на него посмотреть?

— Зачем?

— Да ни за чем, просто так, я люблю детей.

— Так чего сама не рожаешь? — сквозь зубы спросила Корделия.

Ее собеседница пропустила эти слова мимо ушей, хотя язвительный выпад подействовал на нее как удар под ложечку.

— Как его зовут? — спросила Кристина.

— Антон…

— Красивое имя.

— Кончай подлизываться, я на твои уловки не поддамся…

— Так можно или нельзя?

Стажерка на мгновение задумалась, а потом встала, вышла в соседнюю комнату и вернулась со спящим ребенком на руках.

— Сколько ему? — поинтересовалась Штайнмайер.

— Год.

Кристина встала и подошла ближе.

— Красивый мальчик.

— Все, хватит! — Корделия уложила сына и скомандовала: — А теперь исчезни! И не возвращайся!

— Так кто велел тебе соврать? — повторила Кристина, и не подумав шевельнуться.

— ТЫ МЕНЯ ДОСТАЛА! Пошла вон!

Лицо Корделии выражало такую густую ненависть, что Кристина слегка отодвинулась. Но она по-прежнему не показывала страха.

— Не шуми… Разбудишь Антона… — сказала она. — А я все равно не уйду, пока ты не ответишь.

Затем сдвинула колени, сцепила пальцы, пытаясь унять дрожь, и добавила:

— Я знаю один отличный детский сад и хорошую частную школу.

— Что… О чем ты?.. — не сразу поняла ее Корделия.

— Для твоего сына… Директор — мой близкий друг. Дороговато, но это мы уладим. Или ты предпочитаешь, чтобы Антон рос тут, в бедном и очень опасном квартале? Представляешь, что может случиться через несколько лет? Мальчик подрастет, и подростки из банд предложат ему… ну, скажем, постоять на стреме — за небольшие деньги. Или за пакетик кокаина… Это станет началом конца… Если Антон попадется на крючок лет в восемь-девять, сколько он проживет, а?

В глазах стажерки заплескался ужас.

— Я предлагаю тебе решение: твой сын может пойти в хорошую школу и получит шанс избежать участи тех, кто кучкуется у подъезда, — продолжала ее гостья.

— Ты блефуешь! Думаешь, я куплюсь на твои сладкие обещания? Я дам тебе информацию, и ты тут же о нас забудешь!

Кристина мысленно отметила слово «нас» и с трудом удержала улыбку. Клюнула… Она достала телефон, включила громкую связь и набрала номер.

— Ален Мейнадье, «Креди мютюэль», слушаю вас… — послышался из телефона мужской голос.

— Привет, Ален, это Кристина Штайнмайер, — заговорила журналистка, — я хочу перевести деньги на один счет. Это можно сделать по телефону?

Выслушав утвердительный ответ, она поблагодарила и сказала, что перезвонит через четверть часа.

— Итак? — обратилась она затем к хозяйке дома.

Та ничего не ответила — не съязвила и не выругалась. В ее взгляде появилось нечто новое.

— Подумай о сыне. О его будущем, — настаивала Штайнмайер.

— Почему ты думаешь, что «заказчик» не предложил мне больше, чем можешь дать ты? — поинтересовалась стажерка.

— А будущее твоего ребенка он пообещал обеспечить?

Туше… Корделия отпрянула, как от удара:

— Ты… тебе так сильно хочется выяснить правду?

— Вся моя жизнь летит к черту. Еще бы мне не хотеть…

Корделия задумалась. Только не спугни ее… Стажерка поднесла бутылку к губам, сделала два глотка и посмотрела на Кристину. Та взяла свою ополовиненную бутылку и тоже отхлебнула.

— Я не хотела этого делать, — сказала наконец Корделия. — Не хотела, правда… они меня заставили.