Не герой

Несмотря на холодноватый прием, отношение старых бойцов к молодежи было покровительственным. Да, гоняли новобранцев до седьмого пота. Да, на них взвалили все хозяйственные работы, а заодно прикрепили к бронесотне в качестве чернорабочей силы. Новобранцы не роптали, хоть и уставали за день, как ломовые лошади. О такой вещи, как дедовщина, в Вендии и не слышали, это только у кайсаков старые солдаты могут унижать молодых. Да и то такие вещи практикуются исключительно в туркестанских частях и в Забайкалье. Урожденный кайсак, как и венд, не позволит над собой измываться, да и сам не будет унижать единокровника.

На фронтах затишье. Сообщают только о позиционных боях на Хопре. Хотелось думать, что противник выдыхается, тем более бойцам постоянно зачитывали сводки с внушительными списками вражеских потерь. Хорошее средство поддержания боевого духа, а вот правдивы сводки или нет, не выяснить. Хотелось, конечно, верить в лучшее.

К сожалению, Владмир не мог себе позволить быть благодушным, он понимал, во что влез, но не жалел о своем решении. Служил он легко, стоически переносил трудности, не пищал и не гнушался любой работы. В сотне его за это любили. Вообще, случайные люди отсеялись еще в учебке. Вендская армия могла себе позволить отбирать людей, брать только добровольцев и только способных и готовых служить.

Однажды, после обильного снегопада, весь полк подняли на уборку снега. Мело больше суток, с неба сыпались крупные пушистые хлопья, было морозно. Снегом засыпало дороги, улицы между палаток, стоявшие открыто бронеходы превратились в снежные скульптуры. Сугробами придавило стенки палаток, да так, что они прогнулись, крыши провисали, каркасы сгибались и грозили сломаться и погрести солдат под палатками.

Как только на улице прояснилось, командование устроило большой аврал. Да люди и сами были не против помахать лопатами, насиделись в духоте замкнутого пространства, устали от воя ветра за тонкоизолом, до одури наигрались в кости. Благо десятские и полусотники сквозь пальцы глядели на это нарушение порядка.

На улице было хорошо, потеплело, белоснежные сугробы искрились на солнце, легкий ветерок вздымал в воздух сверкающую алмазную пыль снежинок. Десятку Ингоря выделили улицу между концами. Работа спорилась. Уставшие от безделья люди с шутками, беззлобными шалостями разгребали завалы.

– Из дома не звонят? – как бы невзначай поинтересовался остановившийся возле Владмира десятский.

– Сам же знаешь, односторонняя связь, – ответил боец, воткнув лопату в снег.

– А сам?

– Два дня назад звонил. Все спокойно, жена в госпитале работает, нашего брата в Перуновы чертоги не пускает.

– Благородное дело. Как увидишь, благодарность ей передай огромную от всех нас.

– Сам не знаю, когда увижу, – грустно ответствовал боец. – Близок город, а не вырвешься.

– Хорошее слово «вырваться». Не слышал никогда, а звучит. Я вот, Владмир, за тобой замечаю: говор не вендский, похоже на наш язык, а не наш. Словечки всякие выскакивают. И за друзьями твоими то же самое наблюдается. Если не скрываешь, откуда родом?

– Очень далеко. Земли неведомые, народы назнаемые, – отшутился Владмир.

Что ж, Ингорь прав, точно подметил. Владмир подумал, что ему еще год как минимум придется привыкать к вендской речи. Именно на мелочах все чужаки и ловятся.

– Это не с Мурманской земли?

– Еще дальше, – прищурился боец, игра в угадайки его забавляла.

– Дальше и подумать не на что. – Ингорь запустил пятерню под шапку. – Неужто из Империи бежали?

– А многие ли из Империи бегут?

– Я не встречал, да люди бают, что есть такие изгои. Ты думаешь, там так хорошо, как по дальновизору показывают?

– В этой жизни все возможно, – согласился Владмир и вытащил лопату из сугроба. Поговорили, пора бы и поработать.

Вечером в полк прибыл новый сотенный командир. Уже через час сотник Сухман построил своих людей и представил им полусотника Гельмута Брянского. До этого момента в 10-й сотне, как и во всем полку, была нехватка командиров. Положено на сотню иметь одного сотника и двух полусотников, каждому по орднунгу. До сегодняшнего вечера Сухман Белов обходился без помощников. Даже подполковников в полку было не три, а только два. Постепенно ситуация выправлялась, людей присылали, но слишком мало и медленно.

Надо ли говорить, что Владмир и его товарищи были только рады узреть серьезную, чуть усталую, осунувшуюся физиономию знаменитого ученого. Наш человек. С Брянским не пропадем.

После ужина неугомонный Ингорь опять отловил Владмира. Десятскому не терпелось продолжить разговор. В свою очередь молодой боец крайне заинтересовался словами Ингоря о беженцах из Империи.

– Так, брат, ходит молва, не всем у имперцев жить хорошо, есть такие, кто все бросает, уезжает в Вендию, Саксонию или Франкланд, – сообщил Ингорь.

– А как они живут?

– Известно дело, как все. Ты сам не из таких? Смотрю на твоих друзей, всегда вместе держитесь, говор не вендский, словечки всякие проскальзывают, и родни славной не ведаете, если и звоните, так только женам. Про отцов, дедов, матерей ваших не слышно. Так говорю?

– Все так, – кивнул Владмир, – только не изгои мы, а провальцы.

Разговор шел на улице у входа в палатку.

– Венды, настоящие венды, – прозвучал голос Гельмута Брянского.

– Прости, полусотник, коли что не так, – вытянулся Ингорь.

Владмир успел заметить, что вновь прибывшего командира, молодого, только что из училища полусотника, уже признали своим. Люди как будто чувствовали в нем наследника древнего боярского рода.

– Все хорошо, Ингорь, мне самому любопытно поговорить о людях из Империи. А Владмир и его друзья уже не провальцы безродные, а венды, пусть и первые в своих родах. Вот ты, десятский, думал ли о чести быть основателем рода?

– Это не для меня, – усмехнулся десятский. – Я своих на двадцать поколений помню.

– А раньше что было? Откуда твой предок пришел?

– С Двины родом, из полоцких кривичей. Что раньше было, мне неведомо, а вот как мой прадед Ерш на Дон переехал, с тех пор и ведем наше родословие. – Немного помолчав, Ингорь добавил: – Понял я тебя, полусотник Гельмут. Верно говоришь, благодарю богов, что у меня отец, дядья, деды и прадеды есть, не на пустом месте народился. Тяжелое и сложное это дело, жить, когда ты совсем один, никого за спиной нет, некому за тебя заступиться, некому за тебя ответ держать. Звиняй, Владмир, ежели обидел, ляпнул, не подумавши.