Не голова, а компьютер

— Глупое суеверие, — рассмеялась учительница.

— Нет! Не суеверие! — послышались протестующие голоса. — Нам очень хочется, чтобы пани Пусек сдала экзамен. Она всегда за нас заступается.

— И верит нам!

— Она очень справедливая!

— Один раз, когда школьная столовка была закрыта, она всех ребят, которые в школе обедают, повела в бар. А там пироги — пальчики оближешь! Кроме пани Пусек это никому в голову бы не пришло.

По лицу учительницы видно было, что ей приятно это слышать. Когда все успокоились и замолчали в ожидании, что она скажет, Костик заметил вполголоса:

— И за вас мы тоже держали бы палец.

— Да, да! — закричали со всех сторон.

Учительница сняла большие очки в роговой оправе и долго молча протирала их клочком желтой замши. Слова ребят ее тронули.

— Ну хорошо! Желание помочь своей учительнице весьма похвально и, хотя избранный вами способ противоречит здравому смыслу, я вас не осуждаю. В связи с этим мне вспомнился один забавный случай из моей студенческой жизни. Был у нас профессор-химик. Строгий, требовательный. Придира страшный. И никогда не улыбался. Вид его нагонял на студентов ужас. Сдавать ему экзамены боялись все без исключения, особенно студентки. И молва гласила, будто на экзамен надо непременно приходить в голубой кофточке. Ну само собой разумеется, все являлись в голубых кофточках. Не было своей — одалживали. И вот как-то одна студентка из тех, которые не очень-то утруждают себя занятиями, пришла в ярко-голубой кофте и… провалилась. После этого случая легенда о голубых кофтах была предана забвению. Одним словом, понимаете…

— Понимаем! Пани Пусек все знает назубок! — с жаром защищали ребята свою учительницу.

— Вот и отлично! Я тоже так думаю. Поэтому с чистой совестью буду держать за пани Пусек пальцы на обеих руках. Вот так! — и учительница сжала кулаки. — А теперь давайте повторим, что вам известно про опыление растений и какую в этом роль играют насекомые.

Высыпав после звонка в коридор, ребята увидели свою Пусю у дверей учительской. Раскрасневшись, она что-то рассказывала Томашевскому, а тот с глобусом в руках, с улыбкой поглядывал на молодую учительницу, кивая головой.

Ребята бросились к ней.

— Сдала! Сдала! — закричала издали счастливая учительница. — На пятерку! — И показала зачетную книжку: — Вот пятерка, а вот подпись.

Все, конечно, и на слово поверили бы пани Пусек, но кто мог отказать себе в удовольствии увидеть пятерку своими глазами. Заодно ребята обратили внимание, что и по остальным предметам у нее сплошные пятерки. Все гордились своей Пусей, словно была в этом и их заслуга.

— Знаешь, наша учительница экзамен на пятерку сдала! — сообщил Марцин старшему брату. — Страшно трудный экзамен, а она получила пятерку!

— Наш классный руководитель давным-давно всё посдавал, — заметил Вацек свысока. — И вдобавок за два факультета.

— Небось на троечки учился. Он вам свои отметки показывал? Нет? А я своими глазами видел: в зачетке — сплошные пятерки.

16

Шестой класс отличился: такого великолепного букета никто в день рождения не преподнес директору. По единодушному признанию ребят букет был что надо! Его перевязали принесенной Иреной золотой ленточкой, и делегаты от шестого класса «А» торжественно направились в кабинет. Их сопровождала пани Пусек; она на минутку забежала в школу, хотя по расписанию уроков у нее не было. Букет ей тоже понравился.

— Директор сразу обратил на него внимание, — отчитывалась возбужденная необычным событием Ирка. — Глянул на наш, потом на другие, потом опять на наш…

— И просил передать всему классу благодарность за внимание и цветы, — прибавил педантичный Немек, надевший ради такого случая модняцкую рубашку, на которую ребята пялились не меньше, чем на цветы.

— Вот это букет так букет! — с восхищением повторил кто-то еще раз, и несколько пар глаз — однако, далеко не все — с признательностью устремились на Марцина с Костиком.

— Нас шоколадными конфетами угостили! — показала Ирка две конфеты на вытянутой ладони. — Что с ними делать? Разделим на всех?

— Ты что! Сами съешьте! Вы же заслужили. Я на вашем месте слова от страха не могла бы сказать. Хорошо, что выбрали тебя, — говорила Эвка громко, чтобы услышал Марцин.

— При чем тут страх! И почет им, и конфеты — не жирно ли? — закричал Патерек.

Делегаты оскорбились. Немек положил конфеты на учительский стол и демонстративно отвернулся, сказав, что не любит сладкого. Ирка заявила: пусть ее, как Жанну д’Арк, на костре сожгут — она к конфетам не притронется.

Ни о каком костре, конечно, речи не было, но атмосфера накалилась. Еще немного — и, казалось, вспыхнет всамделишный огонь. Каждый считал своим долгом заявить, что ему на конфеты наплевать; тем не менее со всех сторон сыпались советы и предложения, как с ними поступить.

В самый разгар спора Собирай, стоявший ближе всех к столу, преспокойно сгреб обе конфеты, развернул и отправил в рот на глазах у изумленной публики. Все онемели.

— И как земля носит такого эгоиста! — выразил общее мнение Бирюк. — Целый пакет крыжовника умял — ни с кем не поделился. Всю математику чавкал! А теперь еще конфеты слопал!

— Крыжовника было мало, — нисколько не смутясь, отпарировал Собирай, — и кислятина, скулы сводит. И потом, сколько можно спорить из-за каких-то жалких двух конфет?

Но судьба наказала его. Пришлось ему посреди урока попроситься выйти, что в старших классах считалось крайне неприличным.

В школе царило в тот день необычайное оживление. Несколько раз приходил с телеграммами почтальон. Приносили букеты и корзины с цветами. Директорский кабинет напоминал цветущий сад. Перед школой то и дело останавливались шикарные машины: это приезжали поздравить директора его бывшие ученики, теперь важные шишки. Что среди них был генерал — факт бесспорный, а вот насчет министра мнения разошлись. Не было бесспорных доказательств: министры не носят мундиров. Но постепенно суматоха улеглась, и школьная жизнь вошла в обычную колею.

Вдруг с быстротой молнии класс облетела новость. Кто ее принес и откуда, так и осталось тайной. Шел урок географии, а Томаш, как известно, не любил, когда на его уроках занимаются посторонними вещами.

Как на ультракоротких волнах, разносились по классу слова, обрывки слов, внятные, однако, для настроенных на этот диапазон чутких ученических ушей:

«В муз… школе… утром… сегодня клумба… тюльпаны… кто?.. кто?.. кто?..»

Не слышали этих сигналов только Костик и Марцин: им не до того было. Марцин пообещал дома исправить позорную тройку по географии. И вызубрил урок — не подкопаешься!

Теперь остановка была только за Томашем, и Марцин старался взглядом внушить ему свое желание. Наконец эти гипнотические усилия увенчались успехом: Томаш вызвал его и промытарил минут десять, не веря своим глазам и ушам. Но Марцин отвечал так безупречно, что географ при всем своем желании не мог ни к чему придраться. Отослав Марцина на место, он довольно долго в нерешительности держал занесенную над журналом ручку. Но вот, точно шпагой, ткнув ею в намеченную графу, поставил отметку. Несколько пар глаз внимательно следило за движением его руки.