Не говори мне о любви

– Катрин, Вы представить себе не можете, как я рад видеть Вас, - склоняясь над ее рукой, улыбнулся Гурьев.

– Я тоже очень рада видеть Вас, Поль, - улыбнулась ему в ответ Катя.
– Мне, право, так неловко... Из-за меня Вам пришлось столько пережить. Ваша маменька, наверное, места себе не находила, - вздохнула Катя.

– Главное, что Вы живы, что Вы нашлись, - ответил Павел.
– Маменька очень переживала, но когда получила Ваше письмо, была так рада, что просила меня привезти Вас без промедления в Петербург. Хотя теперь я понимаю, что в сложившихся обстоятельствах это едва ли возможно.

– Павел Георгиевич, - с надеждой взглянула ему в глаза Катя, - раз уж Вам известно про мои изменившиеся обстоятельства, у меня к Вам есть просьба. Я бы очень хотела, чтобы Вы стали крестным моего сына.

– Мы уже говорили об этом вчера с Вашей бабушкой, Катрин, и я уже дал согласие, - улыбнулся Павел.

Павел задумчиво разглядывал свою кузину. Что заставило ее поступить так жестоко по отношению к своим близким? Почему она сделала это? И он не удержался:

– Катрин, ответьте мне, пожалуйста! Почему? Почему Вы сбежали, не доверились никому из нас? Неужели Вы думали, что мы оставим Вас без поддержки?

– Мне тяжело говорить об этом, Поль, - залилась румянцем Катя.
– Я испугалась. Вы, вероятно, знаете, что мой брат проиграл князю Елецкому большую сумму. Петр никогда бы не смог выплатить этот долг, и я пошла просить Николая Сергеевича об отсрочке.

– Да, мне известно об этом, но Петр должен был сам отвечать за свои поступки. Почему Вы отправились одна на ночь глядя в апартаменты холостого мужчины, имеющего репутацию повесы и, да что уж там греха таить, распутника?!
– не сдержался Гурьев.

– Петя грозился покончить с собой, - едва слышно произнесла она.

– Мерзавец!
– прошипел Павел.
– Он же просто шантажировал Вас! Сыграл на Ваших чувствах к нему!

– Я сама виновата, - потупила взгляд Катрин.
– Это я предложила себя князю Елецкому в обмен на расписку Петра. А утром, когда нашла ее на туалетном столике, решила, что он просто не желает больше меня видеть.

– Скольких ошибок можно было бы избежать, дождись Вы его возвращения, - вздохнул Павел.
– Но не будем больше об этом.

После обеда мальчика крестили и нарекли Алексеем Николаевичем Забелиным. Стоя в церквушке рядом с Катрин и держа на руках своего крестника, Павел испытывал странные чувства. Дожив до своих тридцати лет, ему ни разу не доводилось столь близко видеть новорожденного. Крохотные пальчики, маленький носик, темный пушок на голове вместо волос. В груди защемило от того, насколько трогательно беспомощным выглядел младенец. От того, что теперь он несет ответственность за этого ребенка наравне с его родителями, в нем проснулось желание защищать и оберегать его. Впрочем, о родителях здесь речи не шло. Гурьев понял, кто отец младенца, и в разговоре с Катей ни разу не упомянул его имя, предполагая, что весть о женитьбе Ника наверняка принесла ей и так немало страданий. Новость о том, что князь Елецкий вернулся с Кавказа с молодой женой, уже вовсю обсуждала добрая половина Петербурга, и после визита в Романцево Павел собирался заехать в Отрадное, чтобы повидаться с ним.

На следующий день, пообещав передать приветы Александре Михайловне и Георгию Константиновичу, Гурьев пустился в обратную дорогу, по пути свернув в Отрадное. По дороге он все гадал, знает ли Ник о том, что у него родился сын? А если знает, то как воспринял эту новость? Собирается ли признать его или сделает вид, что непричастен к его появлению на свет?

Николай только вернулся с прогулки верхом и спешился во дворе отчего дома, когда его внимание привлек звук подъехавшего экипажа. Разглядев герб на дверце, он ускорил шаг. С Павлом они не виделись с того самого памятного дня, когда он принял роковое решение о переводе на Кавказ.

Едва Гурьев ступил с подножки на землю, как тут же оказался в крепких объятьях.

– Поль! Дружище, ты ли это!
– улыбался Ник.

– Неужели я так сильно переменился?!
– рассмеялся Павел, внимательно вглядываясь в лицо лучшего друга и подмечая произошедшие в нем перемены: блеснувшее серебро на висках и затаенную грусть в темных глазах.

– Какими судьбами? Неужели так соскучился, что не дождался моего приезда в столицу?- пошутил Николай.

– Я в Романцево был, - серьезно ответил Павел.

Улыбка исчезла с лица Ника. Елецкий отвел взгляд и со свистом втянув воздух сквозь стиснутые зубы.

– Как она?
– тихо спросил он.

Не нужно было называть имен, они оба знали, о ком говорят.

– Значит, ты знаешь?
– вопросом на вопрос ответил Павел.

– Знаю, - опустил глаза Николай.

– Хороший мальчишка, - ухмыльнулся Поль.
– Я его крестный. Назвали Алексеем.

Елецкий тяжело вздохнул.

– Я бы многое отдал, чтобы иметь возможность назвать его своим, но ты же понимаешь, что я связан по рукам и ногам!
– едва не выкрикнул он, запуская пятерню в густую шевелюру.
– Я не могу, - уже тише добавил он.
– Наталья не должна узнать об этом. Я не хочу сделать ей больно.

– Значит, Катрин можно причинить боль, а твоей жене нет?
– прищурился Гурьев.

– Чего ты хочешь от меня, Поль?
– устало вздохнул Ник.
– Я не могу не думать о ней. Порой мне кажется, что я сойду с ума от этих мыслей. Но никто не в силах что-либо изменить. Ради Наташи я должен забыть о ней и об этом ребенке. Должен, но не могу! Ты думаешь, у меня сердце не болит? Думаешь, мне не хочется хотя бы одним глазком взглянуть на него?!

– Как же сложно все!
– покачал головой Гурьев.
– Безусловно, ты прав, но... Мне не стоило начинать этот разговор, извини. О Катрин, к счастью, есть, кому позаботиться. Ее бабуля настоящий генерал в юбке, - невольно улыбнулся Павел.

Петр Владимирович Забелин, вернувшийся на службу в Преображенский полк, в середине ноября получил письмо с указанием явиться в императорскую канцелярию, где ему сообщили об удовлетворении прошения его деда Иннокентия Ивановича. Отныне он имел право именовать себя графом Блохиным. Это радостное для него известие совпало с получением письма от Катерины, в котором она писала, что родила мальчика. Предполагая, что точно такое же письмо получила и их мать Варвара Иннокентьевна, Петр собрался в Романцево. В Петербурге уже было известно о женитьбе князя Елецкого, и он понимал, что репутацию его сестры восстановить невозможно. Нетрудно было догадаться, какая будет реакция у их матушки на столь скорбное для их семьи известие, когда эти новости дойдут до нее. Зная Варвару Иннокентьевну и чувствуя свою вину перед Катрин, Петя во что бы то ни стало решил отстоять право сестры оставить сына подле себя и самой воспитывать своего ребенка.

В отношение своей маменьки Петр не ошибся. Едва только весть о рождении внука достигла Забелино, как Варвара Иннокентьевна собралась в путь, дабы лично удостовериться, что все договоренности с князем Елецким соблюдены. Каково же было ее разочарование, когда по приезду Романцево она обнаружила, что все ее чаяния, что старшая дочь окажется вдовствующей княгиней и матерью наследника всего состояния Елецких, оказались мифом, и ужасающая реальность была такова, что Катрин оказалась в положении падшей женщины с ублюдком на руках. По ее разумению, все еще можно было поправить, если бы Катерина при поддержке ее собственной матери не упорствовала в своем глупом желании оставить этого младенца подле себя. Когда же выяснилось, что крестным отцом мальчика является граф Гурьев, и избавиться от ребенка, не предав дело огласке, не удастся, Варвара Иннокентьевна слегла с приступом ужасающей мигрени, объявив дочь последней дрянью и распутницей и поклявшись, что выдаст ее за первого встречного, кто польстится на огромное приданное обещанное Натальей Федоровной.