Не хочу умереть бухгалтером. Сонькины рассказы

– Сонечка, расскажи Дедушке Морозу стишки, которые ты знаешь.

Тут Соню уговаривать было не надо. Звонко и радостно она поведала присутствующим о том, как Таня уронила в речку мячик, как Зайку бросила хозяйка, про человека рассеянного с улицы Бассейной и ещё про Мойдодыра, ни разу при этом не сбившись. Дед Мороз очень хвалил и Соню, и Мишу, который тоже что-то читал. И вот настал заветный миг, когда волшебник полез в мешок за подарками. Надо ли говорить, что каждый из детей получил то, о чём грезил все последние месяцы?! После восторгов и благодарностей Дед Мороз засобирался к другим детям, коих, как известно, много, и они тоже ждут своих подарков на Новый год. По традиции была налита рюмочка «на посошок», гость уже было откланялся, когда мама возьми да и скажи:

– Сонечка, поцелуй дедушку!

Тут Соня испугалась не на шутку. Да как это возможно? Вот так просто взять и в щёчку чмокнуть? Он же волшебник! И потом, он же Мороз – ледяной, наверно… Девочка смущённо и испуганно пряталась за маму, а все взрослые, включая даже Мишу, почему-то смеялись.

– Ну не бойся, что ты, – папа взял её на руки и подошёл к Деду Морозу, а тот вдруг сам поцеловал Соню в щёчку, по головке погладил.

И вовсе он не ледяной оказался, а тёплый, как все люди. «Потому что живой, настоящий»,– подумала Соня.

Вот с тех пор тот же самый Дед Мороз приходил к Соне каждый год и всегда угадывал её желания, приносил подарки, которые ждала. А Соня с радостью читала ему всё новые стихи и уже не боялась целовать на прощанье.

Девчонки во дворе Сониным рассказам про настоящего Деда Мороза не верили. А Сонька с пеной у рта доказывала, что «правда же он приходил, вот, смотрите, что подарил, ну почему вы не верите?!»

Так продолжалось до её семи лет. А потом настал день разоблачения. Соня пошла в школу и к Новому году отучилась уже две четверти в первом классе. Сознание вчерашних дошколят с началом обучения меняется кардинально и стремительно. Мозг перерабатывает информацию в объёме и разнообразии, не сопоставимых с прежними. И дети неожиданно взрослеют, теряя беспечность. Словом, то ли Соня была уже большая, то ли дед расслабился и дал промашку, а только сказке в этот раз суждено было закончиться.

Когда Дед Мороз после обычных приветствий попросил Соню рассказать о её успехах в школе, она опустила глаза и вдруг отчётливо увидела торчащие из-под длинного тулупа брюки и … дедулины ботинки!

– Мама, – прошептала Соня, – а почему у Деда Мороза дедулины ботинки?

Пока Соня шептала свой вопрос, в голове её уже молниеносно созрела догадка.

– Вот ты и выросла, Сонечка, – сказала мама. – Теперь тебя не обманешь, как маленькую.

– Так это дедуля всё время приходил ко мне Дедом Морозом? – сформулировала свою догадку Соня.

– Конечно, детка.

Тут Соня сопоставила все события, припомнила, что дедули никогда не было дома во время визитов Деда Мороза, он приходил к столу чуть позже, и Сонька всякий раз взахлёб рассказывала ему всё и хвалилась подарками. Картина была ясна. Дед снял жаркий костюм и сел к столу. Мудрые взрослые обратили всё в шутку, все веселились, пили и кушали, потом Соня, как и всегда, читала стихи и, конечно, получила свои подарки. Так что праздник удался, а Сонька даже ни чуточки не расстроилась, а наоборот, гордилась тем, какая она уже взрослая и умная.

А по-настоящему взрослая Софья Владимировна с благодарностью вспоминает эту сказку длиною в семь лет и, может быть, благодаря тогдашним дедулиным стараниям до сих пор не утратила способность верить в чудеса, почти по-детски ожидая от жизни только хороших сюрпризов.

Дед покинул этот мир в 1978-м, пережив бабулю на десять лет. В семьдесят пять, всего за два месяца до кончины, он всё ещё водил свою «Победу». В семьдесят дед жил с 39-летней женщиной, жениться на которой даже не собирался. Потому что всё своё «богатство» – однокомнатную квартиру в Выхино и три тысячи рублей на сберкнижке (а это была половина стоимости «Жигулей»!) – он, конечно, оставил Соне.

Глава 3. Поцелуй Боженьку!

Дарья Кузьминична была большой модницей и даже в статусе бабули продолжала ею оставаться. И если бабуся и мама у Сони были женщинами в теле, а вслед за ними и Сонька всю жизнь с переменным успехом борется с лишним весом, то бабуля всегда была худенькой и стройной. На фотографиях двадцатых годов прошлого века она неизменно в элегантных платьях и шляпках.

Оставаться модной и элегантной в советские времена было ох как непросто. Волосы бабуля накручивала на какие-то бумажки и называла их папильотками, а одежду шила себе сама. Имелся у неё для этого и инструмент красоты необыкновенной – ножная швейная машинка марки Зингер. Большая и тяжёлая, с витым чугунным основанием, такой же ажурной педалью из чугуна, с рисунками невиданных египетских сфинксов на корпусе и надписями по-немецки, это чудо техники на колёсиках чинно выкатывалось из угла на середину комнаты, когда бабуле надо было что-то прострочить, и душа у Соньки замирала от восторга в предвкушении магического действа. Бабуля надевала очки, ловко продёргивала и протаскивала нитку через какие-то отверстия и крючочки, прежде чем вставить её в игольное ушко, потом из нутра машинки каким-то чудом появлялся хвостик второй нитки, бабуля подкладывала ткань, опускала лапку, и волшебство начиналось. Чуть крутанув правой рукой на себя блестящее стальное колесо, она плавно покачивала ногами на большой педали, а ткань чудесным образом сама уползала у неё из-под рук, и строчка получалась такая ровная-ровная, красивая очень.

Сонька в оцепенении следила за этими манипуляциями, умирая от желания всё потрогать, покрутить колесо, покачать педаль, что-нибудь прострочить, наконец. Но прикасаться к машинке ей было категорически запрещено. Во-первых, если по ошибке крутануть колесо в другую сторону, то нитки оборвутся и всё внутри запутается, во-вторых, не дай Бог слишком приблизить пальцы, держащие ткань, к эпицентру действия – пробьёт иглой насквозь. Всё это Соня давно запомнила и ни за что бы так не сделала, но вот беда – она была ещё слишком мала и не доставала ногами до педали. Оставалось вздыхать и ждать, ведь бабуля обещала научить Соню шить на машинке, когда та подрастёт.

Обещание своё она выполнила, и теперь старинный Зингер – Сонькино наследство. В юности Соня шила на нём юбки из советской джинсы себе и подруге, потому что импортные были только у фарцовщиков и не по карману, да и сейчас занавески подшить запросто может. Так что вековой раритет до сих пор в рабочем состоянии.

Вообще-то бабуля, в отличие от деда, была неласкова и даже сурова. Сонькины проказы её раздражали, за проступки всегда ругала и маме ябедничала. В общем, держала ребёнка в строгости и дисциплине, что тоже, наверно, не лишнее для некой сбалансированности воспитания, чтоб уж совсем избалованной и капризной не выросла. Не била, главное, не унижала, а когда нотации читала да ворчала, всё твердила, что это для её же, Сонькиной, пользы. Такая уж она была, бабуля.

А ещё бабуля была верующая. Сильно верующая, православная. Ну, религия в СССР, как известно, считалась мракобесием и опиумом для народа. Муж, сын, сноха, – все были атеистами, да ещё и партийными. В общем, совсем бабку, что называется, за можай загнали. Но истинную веру ничем не вытравишь. Ей, конечно, запретили в доме иконы вешать, не то что в красном углу, а вообще на любых стенах. И тогда бабуля в плательном шкафу, где висели её наряды, поставила у задней стенки свои иконы. Когда все уходили, она открывала шкаф, раздвигала вешалки с платьями, становилась на колени и молилась. Каждый день наблюдала Соня это действо.

– Бабуля, а что ты делаешь?

– Богу молюсь. Не мешай.

И Соня не мешала. Она стояла поодаль, тихо смотрела на необычное и прислушивалась, как бабуля шепчет какие-то непонятные слова.

Когда Соня родилась, бабуля взбунтовалась. Она твёрдо заявила своим неверующим мужу и детям:

– Ребёнка надо окрестить.

На неё махнули рукой и сказали: «Не выдумывай».

Не тут-то было. Дарья Кузьминична не отступала:

– Ребёнка надо окрестить.

Так и взяла их измором. Собрались атеисты на семейный совет и подумали: во-первых, Сонька – ещё младенец и происходящего не запомнит, во-вторых, вреда всё равно не будет, а в-третьих, их партийное начальство ничего не узнает. Даст Бог…