(Не)идеальная. Дневник пышки

– Так, короче. Меня ваши игры утомили. Ведите ко льву. Нет больше сил терпеть эту фанаберию, – рявкнула я, почувствовав наваливающуюся на меня адскую усталость. – Вроде вы серьезный мужик, из телика не вылазите, гнете из себя мачо при мачо, дождями золотыми орошать всех собираетесь. А сами идиоты. Правду говорят что подсракулетие самый сложный период в развитии мальчиков. Вы, господин хороший, можете хоть монетами золотыми треснуть, но если я рана нагноилась и забился дренаж, времени у вас всего ничего. А в аду вас вряд ли баллотируют куда-нибудь, кроме сковороды с машинным маслом. Про этого, – кивнула я на ошалевшего тролля, – я вообще молчу. У него если орех в башке треснет, пиши пропало. Будет слюни пускать и окна вашего пепелаца и на велосипеды лаять. Эй, красавчик, не напрягайся, а то, то что я сейчас предсказала, сбудется слишком молниеносно.

Леднев откинулся на спинку своего трона, и у меня поджалось все, что только может поджаться. Я белкой метнулась к раненому олигарху и вцепилась в ткань рубашки на его плече, которая прямо на глазах начала пропитываться черной вонючей жижей. Черт, черт, черт.

– Чего встал, придурок? – гавкнула на обалдевшего амабала, явно не знающего, что предпринять, спасать своего босса, или меня ломать, вдруг я убийца наемная. – Воду неси, простыни есть чистые? Аптечку. Твою мать, – дернула тонкую дорогую ткани застонала, увидев месиво, в которое превратилось входное отверстие раны.

Час (нормальное расчетное время на промывку нагноившейся раны)

Амбал сбегал в аптеку. Принес все по списку.

Леднев в сознании, но я подозреваю, что давление у него свалилось до критических цифр.

Буй – героическая медсестра.

Буй упал в обморок.

Буй слабак.

– Дыши, сука, – прохрипела я, давя на грудь красавца олигарха. Жаль, такие мышцы у него, кубики на пузе, тату-волк. Сейчас отдуплит мужик…

Раз-два-три, вдох. Раз-два-три, вдох. Губы у него твердые как гранит.

Буй шевелится на полу. Слава богу хоть с ним не придется возиться.

И чего мне неймется всегда? Могла бы свалить уже. Бросить все к чертовой бабушке. Сейчас бы ела пряники с какао дома, и пила корвалол. У меня есть в заначке, столетний. Благодарность хозяина одного из пациентов. А вместо этого я ползаю на карачках в чужом пентхаусе, возле полутрупа его хозяина. И если олн умрет. Менты могут меня смело ластать. Не докажу я, что я спасала его. Эх. Может пойти самой к леве, он точно же тут где-то. Хотя, в тюрьме лучше наверное. А что, фуфвйку выдадут, косынку. Буду лес валить. Красота, природа. Туда точно не притащут мне простреленного слугу народа.

Апрель не задался в энтом годе. Определенно.

– Слезь с меня. И бога ради, прекрати меня слюнявить, – подал голос труп. Надо же, когда он в себя то пришел. Я так увлеклась картинками своей будущей жизни, что промохала сей знаменательный момент. Значит лесоповал пока откладывается. Жаль. Нет, все таки он очень сильный. И грудь у него… – Извращенка.

– Придурок, – выдохнула я, прямо в его рот. Ну не успела отодвинуться, я же не гюрза, у которой реакция молниеносная.

– И слюна у тебя поди ядовитая. Буй где?

– Вон, рядом прилег. Слабак он у тебя. Говно, а не телохранитель, – одышливо пробубнила я, встала на карачки и поползла к креслу, чтобы на него опереться и подняться. Ну затекла, бывает. Я сколько на коленях то простояла. – Тебя будут терзать, а он как барышня в обмороки валиться. Ты бы кого поприличнее подобрал что ли. Негоже такому крутому дядьке с дешевкой цацкаться.

– Тебя спросить забыл, – вредно простонал бывший труп. – Ты в него плюнула что ли?

– Чего?

– Ничего. Подняться помоги.

– Вам надо полежать бы. Сердце то сбойнуло. Чуть завела.

– На полу полежать? Думаешь?

– Слушайте, давайте я просто сейчас уйду и все. Забудем друг про друга. А вы в больничку поедете. Надо курс антибиотикотерапии провести, ну и кардиограмку сделать. То-сё.

Он не ответил. Посмотрел мне прямо в глаза своими глазами, полными боли. Черт… Ну за что…? А ведь почти получилось.

– Буй, отведи ее ко Льву, – черт, я так увлеклась смотрением в глаза пациента, что даже и не заметила, что огромная тень накрыла мою немаленькую фигуру, скукожившуюся в позе молящейся грешницы.

– Я так-то вам жизнь спасла, – начала заводиться я. Чертов амбал за шкирку меня поднял. Я забарахталась в воздухе, расщеперившись как белка летяга и замахала руками и ногами. Даже один раз мне вроде удалось пнуть скота Буя, судя по тому, как он хрюкнул и выругался. Но…

В общем, прощай дорогой дневник.

Глава 7

Дорогой дневник. Я вернулась. В общем. Я живая, хотя хотела сдохнуть. Подводя итоги дня:

Лев Толстой красавец и умница (Не тот который с бородой до пупа и в рубахе (прим.)) Хотя тот тоже умный был, но женоненавистник. В общем. Что-то меня занесло.

Короче, Лев Толстой душка. А Леднев мерзкий, поганый, отвратительный сноб и ушастый носорог (прости господи)

У Буя оказывается есть имя. Его зовут Елизар (родители орехоносного явно что-то принимали)

Я умная. Умею принимать правильные решения молниеносно. Сходить к психиатру. Попросить что-нибудь от сдвигов в сознании, и шальной дурости.

Позвонить маме.

Я зажмурилась, обвисла в лапище придурка амбала и приготовилась принять лютую смерть. Перед моим внутренним взором предстал огромный огнедышащий монстр (лев) с клыков которого ручьями стекала начинающая свертываться кровь моя. И рюшки от моего платья обрамляли морду царя зверей, как кокетливый намордничек. А изо рта торчал…

– Чего ты замолчала? – опасливо поинтересовался бугай, тряхнул меня легонько, так, что у меня чуть почки не оторвались. Если я выберусь отсюда живой, я в церковь пойду. Правда. И замуж теперь точно выйду, за Дормидонтыча даже, клянусь, господи. А то может того первого найду, с зубами золотыми. Даже прикольно, буду просыпаться по утрам от солнечных зайчиков. Романтика. Солнце в окно, улыбка супруга слепящая и я в пеньюаре… А там… – Эй.

– Жду, – вякнула я, выпадая из своих фантазий в реальность. Но глаз так и не открыла.

– Чего?

– Когда ваш лев начнёт меня глодать. Кстати, он уже кушал людей? Или впервые? Если впервые, да сытый. Хотя, наверняка же вы ему уже скормили с десяток свидетелей… Ав же твари поганые и убийцы.

– Дура совсем? Шеф просил вылечить Леву. Стал бы он своего любимого питомца травить всякой дрянью. Ты ж ядовитее тайпана. Да на расстроенный желудок. У Толстого несварение второй день. Ну…

– Не нукай, не запрягал, – фыркнула я, дернулась опять, услышала треск ткани, почувствовала, что мне как-то в персях легко стало, свалилась на пол, отбила колено и затихла, так и не открыв глаз. Что-то сухое и шершавое, огненно горячее дотронулось до моей руки. Я сдержала желание завопить, открыла глаза и…