(Не)идеальные отношения

Подходящая цель находится у самого края овального танцпола. Златокудрая нимфа в струящемся до пола изумрудном полупрозрачном платье с глубоким разрезом до середины бедра соблазнительно извивается, двигаясь в ритме жгучего латиноамериканского трека. Заметив мой интерес, девочка ещё больше прогибается в пояснице и так призывно улыбается, что сомнений в её мотивах не остаётся. И я почти успеваю отлипнуть от барной стойки, убеждая себя в том, что в Раде нет ничего уникального, когда появление Вишневской с разрушительным эффектом молота Тора врезается мне в грудь. Твою ж мать!

Я пока что не вижу знакомого силуэта, но кожей чувствую ЕЁ присутствие. С обречённым усталым вздохом опускаюсь обратно на стул и отчётливо понимаю две вещи: во-первых, вместо пары несчастных рюмок надо было брать целую бутылку, ну, а, во-вторых, вытравить влечение к стажёрке-преподше другими тёлками не получится.

Я снова закидываюсь годящейся вместо анестетика текилой, заедаю алкогольную горечь лаймом и слепну на пару мгновений, прежде, чем приклеиться к Раде горящим взглядом. Сегодня она похожа на строгую учительницу ещё меньше, чем в прошлый раз: кожаные брюки с низкой посадкой плотно обхватывают округлые бёдра, ярко-алый топ подчёркивает соблазнительную грудь, а чёрные массивные ботинки на плоской рифлёной подошве добавляют вызывающему образу ещё больше дерзости. И я, как клинический идиот, одновременно давлюсь слюной и умираю от ядовитой чёрной ревности, методично пропитывающей все мои органы. 

– Рада Алекса-а-андровна, неужели вы передумали и решили взять меня на поруки? – осторожно хватаю её за запястье, когда она пытается пройти мимо, и тяну к себе, заставляя встать аккурат между моих ног.

– Ты меня преследуешь, Градов? – приподнимает изогнутую подведённую тёмным карандашом бровь Вишневская, выдавая нечто настолько абсурдное, что я на секунду даже теряю дар речи. А потом разражаюсь громким заливистым хохотом, раздражающим людей вокруг.

– И подслушиваю чужие разговоры из-за угла, – недвусмысленно намекаю, на то, что она наверняка знала, что я буду в «Анубисе», и, подчиняясь бушующим внутри инстинктам, кладу ладони ей на талию. Поглаживаю большим пальцем полоску голой нежно-розовой кожи между поясом брюк и краем топа и едва не урчу, когда Радыны щеки заливаются смущённым румянцем. – Текилы?

– Давай, – к моему удивлению, неожиданно быстро соглашается Вишневская и ловко опустошает наполненную до краёв стопку, я же завороженно слежу за тем, как она гулко сглатывает, убирая кончиком языка капельки жидкости с губ, и рисую в воображении возмутительно-неприличные картины нашей близости. О чём девушка, судя по всему, догадывается, освобождаясь от моего цепкого захвата, и пытается затеряться на танцполе.

– Раз, два, три, четыре, пять. Я иду тебя искать, Рада…

Что бы ни произошло в клубе, я знаю, чем закончится этот вечер. Знаю, что отвезу ЕЁ к себе домой, распластаю по чёрным матовым простыням и заставлю срывать голос, крича моё имя. Потому что она сама дала мне зелёный свет, появившись здесь в этом чёртовом наряде, и сожгла дотла хлипкие поводья, которые держали меня в узде.

Глава 6

Стас

Я салютую ухмыляющемуся бармену и, засунув руки в карманы, ныряю в пёструю разноцветную толпу. Галдящую, веселящуюся и отплясывающую что-то невообразимое под жуткую мелодию сплошь из одних битов. Внимательно озираюсь по сторонам, игнорирую блондиночку, с которой планировал развлечься до появления Вишневской, и следую дальше.

– Град, там Рада Александровна, – запыхавшийся и отчего-то пунцовый Пашка вываливается мне прямо под ноги, потирает щёку с характерным отпечатком чьей-то пятерни на загорелой коже и никак не может отдышаться. Друг наклоняется, упираясь ладонями в колени, и, откашлявшись, всё-таки произносит: – тако-о-ое вытворяет!

Брошенные азартным тоном слова неприятно режут по нервам и заставляют меня проталкиваться сквозь плотное кольцо зевак с утроенным усердием. Я небрежно отодвигаю с дороги какую-то девицу в коротком жёлтом платье, наступаю на белый кроссовок зазевавшемуся парню и резко торможу, словно наткнувшись на незримую стену.

– Млять, Вишневская!

Выписывающую соблазнительные восьмёрки бёдрами девчонку хочется забрать на хрен из этого гадского клуба и пороть. Долго, качественно, с пристрастием. А еще, невыносимо хочется клеймить пухлые приоткрытые губы, выкрашенные в бордовый цвет, жёстким собственническим поцелуем так, чтобы ни у одной живой души не осталось сомнений, кому принадлежит эта брюнетка. И я бы так, наверное, и сделал, если бы не чужие руки, опустившиеся на её голые плечи.

Желание обладать в миллисекунду сменяется искрящей лавиной ярости, которая на хрен отключает не трезвый мозг и толкает меня к незнакомому мужчине в чёрной рубашке, что-то активно втирающему Раде. Моей Раде. И я сдаюсь примитивным инстинктам, требующим оттеснить мужика от моей девчонки и раз и навсегда объяснить, что её трогать НЕЛЬЗЯ. 

– Ста-а-ас!

Звучит где-то на границе сознания, когда мой сжатый кулак врезается в челюсть шатена с мелодичным хрустом. Но я ничего не слышу, потому что глаза застилает насыщенная ярко-красная пелена, а скопившаяся у горла жажда настаивает на продолжении кровавого банкета.

– Убью, – отвожу руку и, коротко замахнувшись, ломаю чуваку широкий нос с горбинкой посередине. Не ощущаю и тени боли, не вижу, как слегка опухают костяшки, и почти успеваю нанести третий сокрушительный удар, когда испуганный звонкий голос пробивается сквозь пелену неконтролируемой злости.

– Гра-а-адов! – прохладные подрагивающие пальцы ложатся мне на щёки и, вытащив из этой чёрно-алой пучины гнева, дарят осторожную ласку. Тёмно-серые, блестящие в свете софитов, глаза пытаются заглянуть в самую душу и, как ни странно, не осуждают.

Отпускает.

– Что же ты творишь, Градов, – едва уловимым шепотом произносит Вишневская и начинает настойчиво подталкивать меня в сторону выхода: и откуда только в ее хрупком теле столько силы взялось.

Вопреки обыкновению, мне не хочется ей перечить. Хочется ненадолго подчиниться, быть ведомым и не обращать внимания на несущийся в спину крик «Психопат!», повисающий в воздухе и волочащийся шлейфом следом за нами. И люди расступаются, освобождаю дорогу, не пытаются нас остановить или ввязаться в перепалку, видимо потому, что на моё лицо сейчас, действительно, страшно смотреть. Но Рада не боится. Моя девочка.

В гробовой тишине мы вываливаемся на улицу, оба тяжело дышим, как после марафонской дистанции, а потом заливаемся громким истерическим хохотом, оглушающим целующуюся под фонарями парочку. Адреналин вперемешку с алкоголем гуляет в моей крови, подталкивая сделать то, на что я вот уже месяц не решаюсь. И я крепко прижимаю Вишневскую к себе, так, что слышу гулкие удары её заполошно бьющегося сердца, и свободной рукой торможу водителя отъезжающего такси.

– Пути назад не будет. Стоп-слова тоже, – предупреждаю, что называется, «на берегу», чтобы девчонка не думала, что сможет поиграть, раздразнить и улизнуть, оставив меня ни с чем, как в прошлый раз. Но, очевидно, Вишневская задалась целью сегодня удивить меня по полной.

– И не нужно.

Поверить в услышанное сложно, но я справляюсь, накрывая ее приоткрытый рот жадным выматывающим поцелуем. Протаскиваю пальцы под тесный, облепивший её тело, словно вторая кожа, корсет и нахожу застёжку ажурного кружевного бюстгальтера. И невероятно жалею лишь о двух вещах: о том, что Рада всё ещё девственница, и том, что мы с ней не в моей машине.

 А дальше всё это перестаёт иметь значение, потому что мы въезжаем на закрытую территорию жилого комплекса, где я снимаю квартиру. Водитель паркуется у третьего подъезда, я же буквально выдёргиваю Вишневскую из салона и торопливо запихиваю в лифт. На крейсерской скорости долетаю до нужной двери и, разобравшись с замком, прижимаю Раду к стене. Смотрю в кажущиеся чёрными глаза, подёрнутые алкогольной дымкой, и понимаю, что влипаю так сильно, как никогда не влипал. Плевать!