Не играй с нами, девочка

— На мои прикосновения, — добавила она, так не выпустив его горячую ладонь из руки.

— Я хочу тебя, малыш, это не тайна.

— Ты хочешь больше и на еще большее способен.

Марк напрягся.

— Помнишь, ты однажды пообещал трахнуть меня в фургоне? Хотя это было не обещание, а угроза.

— Неисполненная.

— Да, неисполненная, — согласилась Анна, — но ты напугал меня и сделал больно. А больнее всего было, когда ты заставил Севера раздеться передо мной и показать раны…

— Почему мы говорим об этом сейчас?

— Мы никогда не говорили об этом, просто оставили позади.

— Ты хочешь извинений, паданий на колени?

— Ты сожалеешь, я знаю. Я тоже о многом сожалею.

Она чувствовала, что ранит его, и от этого становилось тошно и нестерпимо на душе, но она должна была все вынести на свет и довести до точки, иначе все запутается и станет только хуже.

— Я могу помочь тебе, коль у нас вечер сладких воспоминаний, — отозвался Марк. — Еще ты ловила меня в клубе со шлюхами, дважды запиралась в ванной, когда я был мертвецки пьян…

— Марк, я помню последние дни, помню, как ты делал все, чтобы я ушла сама. Но я хотела сказать, что мы забываемся и совершаем поступки, о которых потом искренне жалеем. Даже об этих словах ты уже завтра будешь жалеть... Ты передумал и хочешь вернуть меня, и я боюсь, что тебя вновь захлестнет. По-настоящему.

Анна притянула его ладонь к себе, коснувшись живота. Она испачкала его пальцы в бутафорской крови.

— Мы чудом очистились от той грязи.

— Я не пятилетка, можно и без наглядных примеров.

Но его голос все-таки смягчился, кажется, он услышал ее.

— Ладно, Анна.

Марк кивнул, и она ощутила, как его подбородок зацепил ее волосы.

— Но ты так и не поделилась собранным пазлом.

Запрокинув голову, она заглянула ему в глаза.

— Я знаю, как ты мыслишь, как видишь других людей. Чужие — враги. Ты ждешь от них либо удара, либо толчка, по-другому в твоем мире не выжить. Только со мной получилось иначе, может не сразу и мы натворили глупостей, но ты научился доверять мне... Как оказалось, другой человек может стать родным, может дарить ласку и заботу. Ты почему-то оттолкнул меня год назад, но потом позволил Северу стать настоящим братом. Потому что одному уже тяжко, как прежде не получается.

Он не спорил и прерывал ее, и словно ждал этих слов.

— Ты так и не забыл меня. Ты хочешь нашу прежнюю жизнь. Только теперь без бронированных машин, в опасность ты наигрался.

Марк хотел дотронуться до нее, Анна видела его жажду, он едва сдерживался.

— Попытка поцеловать считается за грязь?

— Обещай мне, что отпустишь меня. Две недели. Но потом, если я скажу «нет», ты исчезнешь из моей жизни. Перестанешь добиваться и отступишь.

Она специально сказала «если». Две недели если. Две недели, чтобы ему смириться.

— Пообещай, Марк.

— Хорошо, — выдохнул он, сдавшись.

Когда они приехали на место, Анну так и не признали собственные ноги. Вернее, не до конца. Она могла передвигаться только по стенке и очень медленно и криво к тому же. Машина остановилась в гараже, так что куда они прибыли, она не знала. Очередной дом, меньше предыдущего и не такой стильный. Видимо, запасной вариант. Марк провел ее по узкому коридору к ванной.

— Держись за стиралку.

Он, наконец, отпустил ее и склонился над кранами.

— Значит охранников трое? — спросила она, воюя со слипшимися пуговицами.

— Хватит, об этом месте знало еще меньше.

— Ты тоже будешь здесь?

— Не всегда.

Марк повернулся к ней и пару минут завороженно смотрел на ее пальцы, которые добрались только до третьей пуговицы.

— Они маленькие и скользкие, — ответила Анна.

— А сбоку выход, не? Я уже постарался.

Он протянул руку к подолу платья.

— Можно? — спросил он. — Его уже все равно не спасти.

Анна кивнула с обреченным вздохом. Марк одним рывком дорвал платье, которое превратилось в бесформенный балахон, и стянул его с нее через голову. Следом он снял жилет и бросил его в машинку, чтобы не мешался.

— А от этой гадости не будет раздражение?

Она заметила, что краска въелась в кожу на руках и еще, глядя в зеркало, нашла разводы на шее. И на волосах, черт возьми.

— Теперь бы я послушала, почему едва хожу.

— Еще час, и все пройдет.

Он протянул руку и после ее кивка помог забраться в ванную. Теплая вода забрала напряжение и расслабила каждую мышцу. Стало непозволительно спокойно.

— Всё это перестраховка, — Марк облокотился на раковину, уставившись мутным взглядом в кафель противоположной стенки. — В том подвале были лишние глаза, и пусть для них все будет выглядеть, как и для Рёфа. Вдруг кто сболтнет.

— В твоем окружении до сих пор болтают?

— Перестраховка, Анна.

— Но ты сказал Рёфу, что избавился от меня еще вчера.

— Не страшно, если он узнает, что это случилось позже. Даже хорошо. Он решит, что влияет на меня, что именно он вынудил меня убить тебя.

— А где Север?

— Разбирается с пленкой. Я не собираюсь отдавать ее напрямую. Рёф сам должен найти ее.

— Типа случайно?

— Через свои каналы. Так он будет смотреть ее под лупой, а не под микроскопом.

— И он поможет тебе разобраться с остальными?

— Да, его долго выпихивали из бизнеса, у него на многих зуб.

— Знаешь, Марк, я безумно скучала по тебе, — она зачерпнула воду и теплыми пальцами растерла лицо. — Не знаю, как жила без всего этого.

Глава 9

Время подошло к вечеру, и Марк зажег торшер, покосившаяся ножка которого была стянута изолентой. Со всех сторон нависали шкафы с запыленными книгами и пейзажные картины в толстых рамах. К кровати вела дорожка из разноцветных ковров, которые прятали дощатый пол с потрескавшейся краской.

Тесный старомодный уют.

— Здесь нет белья, — сказала Анна, стянув лоскутное покрывало.

Под ним неожиданно оказался икеевский матрас.

— Подушек тоже, — добавила она.