Не лидер

Определённо, интеллектуальная встряска из-за эмоций от официального письма из посольства пошла мне на пользу. Я даже промперчатки из госпиталя не забыл прихватить. И сначала постарался тщательно запомнить, где что во владениях секретутки в “предбаннике” лежит, и только потом уже начал там рыться.

Лахудра, к слову, полностью оправдала мои ожидания: сейф у неё свой собственный был, но печати-инканы просто лежали в столе в верхнем ящике — чтобы, значит, ненароком не перетрудиться, когда придётся тянуться. В том числе и именная директорская. Ей же ей, не я собирался дуру покарать, но сама судьба!

Ах да, заинтересовавшись приклеенной изнутри к бортику ящика бумажкой для заметок, я сразу же разжился кодами доступа и к сейфам. Именно во множественном числе: цифры ключа от директорского аккуратно были записаны рядом и соответствующим образом помечены — чтоб, значит, не дай бог не перепутать. Если что, лайфхак: фейспалм в перчатке делать приятнее — меньше опасности расшибить себе лоб от лицезрения чужого идиотизма.

Организовав себе официальное заверение письменного прошения об очередной увольнительной, я по-быстрому подготовил инструмент мести. Сложенный вдвое бумажный листок со скрепкой. Типа внутри лежали деньги — хотя они там и лежали, недолго, правда: я вокруг извлечённой из кошелька пачки купюр сложил лист на манер импровизированного конверта. И вернул честно заработанное в поте лица назад только после того, как подписал обертку: “Я собрал всё, что вы просили! Пожалуйста, подпишите моё прошение у директора, умоляю!” Не нужно лениться, изображая достоверность: наглядный пример разгильдяйства и его результатов у меня перед глазами.

Пустую обёртку я закинул в сейф, задвинув поглубже. Факт подделки мною директорской визы с большой вероятностью рано или поздно вскроется. На кого подумает глава интерната “Хиро” — думаю, сразу понятно. Уверен, мелких косяков за секретуткой накопилось множество — так всегда бывает. Получив же весомый повод проверить подчинённую, директор обязательно их припомнит, когда найдет такое! До полиции вряд ли дойдёт — но с волчьим билетом кое-кто на улицу обязательно вылетит!

М-да. Может, конечно, и не сработать — на коленке же буквально слепил “улику”. Опять же, она и сама может найти обёртку раньше других — все ж её сейф. Но вот ещё я буду тратить дополнительные усилия на какую-то завитую стерву. Ткнул походя и забыл навсегда — а большего и не заслуживает.

* * *

— А я всё думал — когда ж ты опять уклоняться от несения службы начнёшь. Больше половины триместра прошло — и ни одной “болезни”, — Ишимура как всегда был в своём репертуаре.

А ещё, зараза такая, припёрся к минивэну самым первым, даже Широхиме обогнал. Разумеется, при кураторе я не стал ничего рассказывать одногруппникам, только упомянул, что увольнительную взял постольку поскольку поеду за новой информацией о родителях — и что новые распечатки оставил у мико на парте в классе*.

В интернате вопросы семьи полагаются святыми — слишком много среди учащихся подростков-сирот или из неполных семей. Даже тайчо заткнулся и не посмел прокомментировать в своей манере. А я что? Не соврал ничуть: наконец-то я хоть что-то узнаю о своей матери. Хотя бы имя.

* * *

…Только поднявшись по эскалатору в знакомый прозрачный павильон, я вдруг сообразил, что невольно проверил способность симбионта не только самому скрыться от детекторной системы пограничного контроля, но и протащить неучтённый груз, в данном случае кучу ценной макулатуры. А это значит — я смело могу забирать у Колоскова флешку: теперь ничего мне не мешает безопасно держать носитель информации при себе. И увезти его с собой в США.

Глава 36

36.

— Мистер Аллан Смит? — с акцентом на японском поинтересовалась у меня сотрудница американского посольства. Классическая такая немолодая негритянка “в теле” с непослушными чёрными кучерявыми волосами на голове, но в деловом костюме с юбкой-”карандашом” и в туфлях-лодочках в тон.

— Да, мэм, — на английском ответил ей я, протягивая полученное вчера от морпеха-курьера официальное письмо-приглашение. Заодно узнал, что “А.” — это “Аллан”. Уже третье имя и фамилия за последние полгода: словно шпион какой.

— Знаете английский, — с лёгким облегчением констатировала секретарь. “Второй секретарь первого помощника посла” — значилось у неё на бейдже. — Прошу за мной. Раз все здесь — чего тянуть…

После более чем полугода общения практически исключительно с японцами и к ним культурно примкнувшими иномирянами слишком простой в плане обращения к кому-то язык даже вызывал некоторый дискомфорт. В русском есть хотя бы формы “ты/вы”, позволяющие подчеркнуть близость или, наоборот, безлично-уважительное отношение, на английском же “you” на все случаи жизни. А учитывая национальную американскую манеру строить фразы — часто возникает ощущение, что тебе “тыкают” совершенно незнакомые люди. Эх, опять привыкать…

— “Все здесь”, мэм? — переспросил я, пытаясь не отстать. Для своей комплекции дама двигалась очень шустро… А ещё оказалась выше меня на полголовы.

За последние месяцы я подрос на несколько сантиметров, но чёртова кома, пришедшаяся на период максимально быстрого детского роста, будет мне аукаться теперь всю жизнь. Хорошо хоть мышцы и рефлексы в порядок привёл. И по поводу роста комплексовать не буду: Ичиро-сенсей как-то посвятил половину занятия объяснениям, в чём твоё преимущество в драке, если ты дылда и если ты практически гном. До второго мне всё-таки далеко, но полезную инфу я запомнил.

— Сегодня пять человек проходят церемонию принесения гражданской присяги, — пояснила мне собеседница, и с едва заметным весельем в голосе добавила: — Но достаточно крепкие нервы, чтобы приехать ровно к назначенному сроку — нашлись только у тебя.

Пришлось напрячься, чтобы не хмыкнуть вслух в ответ на последнюю фразу. Не могу упрекнуть местных, что они хотят свалить из родной страны: слишком уж специфичным местом стала их родина. Да и сам я, получив уведомление из посольства, чего уж скрывать — вздохнул с облегчением. Но это у меня после совершеннолетия оставалась перспектива эмигрировать в Россию и начать там новую жизнь — а для многих японцев положительная оценка генетического теста была последней, зачастую призрачной надеждой что-то для себя изменить.

* * *

К некоторому моему удивлению, секретарь вывела меня во внутренний двор посольского здания. Довольно большой внутренний двор, где поместилась широкая, идеально круглая площадка из мозаичной плитки, изображающая белоголового орлана со стрелами в одной лапе и оливковой ветвью в другой — национальный герб США. Вокруг хватило места для нескольких кряжистых дубов (!), полукруга из высоких флагштоков, на которых реяли звёздно-полосатые полотнища и небольшой трибунки под ними.

По бокам от возвышения пока скучали с инструментами музыканты: шесть человек, похоже, изображающие торжественный оркестр. А вот морпехи, вставшие “на караул” по одному под каждым флагом, себе лишних эмоций не позволили даже тогда, когда из другого входа выбралась четвёрка японцев с двумя сопровождающими.

Вид у трёх мужчин и одной молодой девушки был самый что ни на есть пришибленный — достаточно сказать, что они сходу начали быстро кланяться всем подряд и через слово повторять “извините”. Меня подобное проявление банального смущения и беспокойства, преломленного в призме местной культурной традиции уже не коробило как раньше, но беззвучно вздохнуть — заставило.

Понимали бы они, как это смотрится в глазах носителей иного менталитета… Хотя, может и понимают. Просто переломить себя не могут. Возможно — кто-то и после переезда в США не сможет приспособиться. И тогда где-то на задворках новостных порталов опять появятся короткая заметка “получив замечание от начальника поднялся на крышу и спрыгнул вниз” или “после размолвки с мужем покончила с собой, перед этим задушив детей*”. Столкновение культур — это порой страшно и больно.