Не ломайся, девочка!

Просит проникновенно и смотрит так, что у меня сердце кровью обливается.

— Учти, это ничего не значит. Я тебя не простила и к дочке своей приближаться с рассказами о том, что ты — папаша, не позволяю!

— Да понял я, понял. Покажешь?

— У меня телефон вот-вот сядет.

— Но посмотреть кое-что хватит же, а? Глаш… Малыха, прошу.

Внутри припекает от этого его «малыха» и совсем чуть-чуть, но пьянит голову.

Показываю ему несколько самых-самых любимых фото и видео.

Волнуюсь, будто сдаю экзамен. Какого черта, а?

Это он… Он волноваться должен.

Чуть присмотревшись, понимаю, что у Тихона пот по вискам катится и над губой собрался.

— У тебя температура? Или знобит после падения?

— Нет. Просто… — возвращает телефон. — Просто пиздецом накрывает, сколько я всего пропустил.

Сказав это, Тихон отсаживается на другой край дивана и просто опускает лицо в ладони, упершись локтями в колени. Его потряхивает, плечи дрожат.

Что мне до его отчаяния и запоздалого чувства вины? Что мне до совести, которая его гложет!

Плевать…

Но слезы дрожат в горле.

Опять плачу…

Теперь уже по тому, чему не суждено было свершиться, по тем мечтам, которые оказались погребены глубоко под пеплом разочарования.

Плачу о нас, о дочери без отца, о полной семье и о счастье, которое не сбылось.

***

Тихон

Сердце на ошметки. Душа в крови…

Малыха моя буянила долго, кричала, ругалась… Потом плакала, пока не заснула.

Поеживается во сне. От прохлады.

Расул, гондон!

Придурок, а… Ничего лучше не придумал, чем нас здесь закрыть?

Стягиваю с себя пиджак, осторожно накрывая Глашу.

Бурчит что-то во сне и натягивает пиджак решительно.

Я замираю, смотреть на нее до сих пор страшно: вдруг нельзя! Но смотрю…

Сажусь осторожно, долго не могу успокоиться. Если быть честным, совсем не могу успокоиться.

Потом ложусь осторожно, глаза закрываю, дышу.

На самом краю держусь. С трудом. Тепло ее манит. Каждый кусочек заледеневшей души к ней тянется…

Действую по миллиметру. Словно сапер на заминированном поле, вслепую передвигаюсь…

С крайней осторожностью подкладываю Глаше под голову свой локоть, обнимаю.

Спит и, чувствую, как она даже во сне обиженно огнем в мою грудь дышит…

Мне и деваться некуда: потерплю, подожду. Добьюсь…

Снова тебя добьюсь, малыха!

Пожелаем Тихона терпения и настойчивости довести задуманное до конца, ммм?

Дорогие, у моего соавтора Даны Стар открылась подписка, действует мин-цена 89 руб, забираем, история очень интригующая! ПОДЛЕЦ. ВТОРОЙ ШАНС - ТЫК ЗДЕСЬ!

— Я Светлана, знакомая твоего мужа, — представилась красивая незнакомка, держа на руках крошечного младенца. — А это наш общий сын.

— Подождите... Я ничего не понимаю! — растерянно произнесла я. — Какой сын? При чём здесь мой муж?

Но девица лишь презрительно скривила пухлые губы:

— Не прикидывайся дурочкой, он наверняка тебе уже всё рассказал! Артём обманывал тебя все эти годы, выдумав байку про суррогатное материнство. А теперь, после пожара, где погибли ваши друзья, тайна стала явью!

И прежде, чем я успела возразить, эта наглая особа впихнула мне в руки младенца и выскользнула за дверь…

***

Муж утверждал, его лучший друг с женой нашли суррогатную маму, которая выносила и родила им ребёнка.

Но я даже и предположить не могла, что этот ребёнок “по контракту” окажется родным сыном моего мужа, а суррогатная мать… его любовницей.

Купить по скидке)

Глава 47

Глава 47

Тихон

Замок открывается едва слышно, но я слышу этот звук и замираю. Внутри все обрывается, но внешне виду не подаю. Много раз так застывал, едва живым, думая, что вот-вот спалюсь на задании, сотни раз на волосок от смерти…

Эта привычка быть всегда настороже, слушать и слышать, даже во сне, что творится вокруг. Можно даже сказать, я не сплю, давно полноценно спать разучился, лишь поверхностно дремлю.

— Кажется, не убили друг друга. Уже и до обнимашек дошли, — слышится шепот Расула.

Я осторожно поворачиваю голову в его сторону.

— Уйди, а! — шиплю только губами.

Встаю, стараясь Глашу не разбудить. На цыпочках крадусь.

— Я тебе голову откручу и дам поиграть ею в футбол твоему сыну!

Осторожно дверь тяну, но не закрываю до щелчка. Толкаю Расула в плечо, кипя.

— Убью! Убью, нах… Ты что придумал, а?!

Расул отступает по коридору, добираемся до лестницы, тут я уже его хватаю за лацканы пиджака, трясу.

— Охренел!

— Вы, кажется, оба еще живы, — ухмыляется. — Должны были поговорить!

— Ты… — снова смотрю на него с былой ненавистью.

Понимаю, что в моей ссоре с Глашей виноват я сам, по большей части, сам. Но и Расул свою руку приложил. К тому, чтобы меня втянули в работу на государство. Опасные игры затянулись дольше, чем я мог себе представить. И, несмотря на то, что все позади, я… я сам до сих пор в системе и точно отсюда не выпутаюсь до конца своих дней!

Я же его, приятеля своего бывшего, всей душой возненавидел. Когда знал, что у Глаши — ребенок, наш ребенок, дочурка, так сильно на нее похожая. Они там сами по себе, а я пасся в стороне, вынужден был! Потому что меня с двух сторон прессовали, и на задании проебаться нельзя, и со стороны кураторов могло быть давление!

Я не хотел, чтобы на меня давили через Глашу и Веронику, не хотел их впутывать!

Я Расула за эти годы так сильно возненавидел, что однажды не выдержал. Совершенно случайно в клубе каком-то с ним пересекся, выпил лишка и нарвался на драку. Нарочно машину его на трассе подсек… Тогда мы подрались знатно. Он был с женой, я — один. Несколько лет один! Думал, убьем друг друга… Пока по башке чем-то тяжелым не прилетело. Оказывается, фотоаппаратом супруги Расула. Потом она рассердилась и плакала от злости, потому что аппаратура была дорогая, а Расул клялся, что завтра достанет ей такой же, чуть ли ножки ей не целовал. И мне еще хуже стало… Он-то свое счастье в руках держит, а я… что я… Никто! Ничто, пустота…