(Не) мой профессор
Шрифт:
Ну зачем, блять?! Зачем только она приехала?
И теперь она думает, что я с Гришей... Я прекрасно помню, какими словами она его называла, стоило ему презрительно поздороваться с ней во дворе или на лестничной клетке. Да и сам Гриша никогда не стеснялся всем видом выказывать ей насмешливое пренебрежение, и у него это прекрасно получалось, надо сказать... Мама всегда обижалась на то, что какой-то алкоголик не проявляет к ней должного уважения, не то что Пётр Владимирович, подобострастно целующий ей ручку при каждой встрече. Но меня, собственно, это никогда особо не заботило, ибо Гриша и со мной часто здоровался сквозь зубы, и мою тонкую душевную организацию это абсолютно не напрягало.
Но теперь...
Господи...
Мать никогда мне этого не простит.
Интересно, скоро она уедет? Впервые мне так сильно не хочется с ней общаться... По крайней мере, пока...
Гриша ещё не спал - я прекрасно слышала, как он ходит по скрипучему полу, как что-то смотрит в телефоне, тоже явно не в состоянии уснуть. И вроде поболтать с ним охота, но страшно выходить - решит ещё, что я готова ему себя предложить... Не готова, увы. Но поговорить можно попробовать...
Осторожно встала с кровати. Поплотнее запахнула халат, тихо приоткрыла дверь, выглянула в зал...
– Гриш, мама не сказала случайно, как надолго приехала?
Он поднял на меня глаза. На секунду мне показалось, что в них действительно промелькнуло что-то тёмное, похотливо-восторженное... Но через мгновение Гриша лишь пожал плечами, отводя взгляд.
– Сказала, что до какого-то симпозиума или чего-то там... Вроде на две недели, - он равнодушно взбил подушку, тыкнул пальцем в экран, ставя на паузу какой-то боевик.
– Она ещё про Лерку спрашивала, но я сказал, что вы обо всём договорились...
Выдохнула.
– Да... Спасибо, Гриш...
– закусила губу, не зная, что ещё сказать. Прислонилась виском к торцу двери.
– Гриша... Я завтра тут приберусь, в спальне... Хотела спросить, у тебя обои нигде не завалялись? Там бы угол заклеить...
Он снова поднял долгий мрачный взгляд в мою сторону. Сжал губы в тонкую линию, не торопясь с ответом...
– Вряд ли, Люд. Но если хочешь, я завтра
– Какую пенсию?
– я хлопнула глазами, почему-то неловко усмехнулась.
– Тебе сколько лет вообще, Гриш?
– Дура, - он беззлобно усмехнулся, отвёл глаза.
– Я на одиннадцать лет тебя старше. А пенсия мне капает за службу... Служил я по молодости, Люда. Пока не списали по здоровью после ранения. Давно это было. Деньги идут небольшие, но...
– он снова посмотрел мне в глаза.
– На обои должно хватить, не переживай, - он неожиданно улыбнулся... Без иронии и презрения, просто устало и немного печально...
– Расскажу тебе как-нибудь потом, ладно?
Отчего-то задрожали губы...
– Почему же ты сам... Я думала...
– покраснела, с трудом выдавливая из себя слова.
– Думала, ты...
– Почему не трачу начисления?
– он холодно посмотрел мне в лицо, сделал глоток воды из стакана.
– Потому что не вижу смысла. Мне и так хватает. Халтурю иногда в гараже, посторожить что-нибудь могу...
– он снова полез в карман за сигаретой.
– Ну и хотел сыну оставить что-то. Там, наверное, приличная сумма за столько лет накопилась...
– он потёр лицо ладонями.
– Но Лёха уже сам на ноги встал, ему эти копейки без надобности. Да и Ленка... Жена моя...
– он сглотнула дым, закашлялся, - бывшая уже, конечно... Она как замуж опять выскочила за этого своего... бизнесмена...
– Гриша презрительно скривился, - так сын вообще перестал даже звонить... Ну и я не звоню... Им не надо, а я что? Пусть как хотят...
– он махнул рукой в неопределённом направлении, в одну затяжку докуривая сигарету. Снова поднял повлажневшие глаза...
– Так что хочешь обои - будут тебе обои, поняла? Я завтра утром в гараж схожу, а после обеда вернусь, ты к тому времени определись, список напиши, что там ещё... Клей какой... Я не знаю, короче. И поклеишь свой угол...
Усмехнулась сквозь слёзы.
– Это твой угол, вообще-то, Гриш...
– Ну поклешь - будет твой, - он добродушно ухмыльнулся.
– А мне... на работу же надо...
– я опустила голову.
– Ничего. Посидишь недельку на больничном, а там посмотрим, - Гриша равнодушно махнул рукой, снова глотнул воды.
– Спать иди, Люд. И так тошно мне...
Кивнула. Поспешно скрылась за дверью...
Совсем другими глазами покосилась на ободранную за шкафом стену. Почему-то улыбнулась, снова устраиваясь под одеялом...
Странно, но мне стало легко на душе. Так легко, как не было уже очень давно...
Мысли улетели далеко - к новым обоям, к фантазиям о замене окна, о ремонте пола, о новой мебели... Нет, я не собираюсь на самом деле так далеко заходить, конечно, но помечтать об этом было приятно. И Грише бы наверняка понравилось...
34. Лера
Задвинув противень с пиццей в уже разогретый духовой шкаф, я недовольно покосилась на часы на приборной панели духовки. Андрей сказал, что встреча с его придурошными друзьями займет не больше двух часов, а в итоге его не было уже четвертый. Мне так-то по фигу, где шляется Жаров, но он сам умолял меня приготовить ужин. У него вообще нездоровый пунктик по поводу моей готовки. Особенно учитывая то, что я никогда не была хорошим кулинаром. Но ему до смешного нравится все - даже если пересолить борщ или разварить вареники. Андрей объясняет этот подозрительный факт тем, что он никогда не ел обычной домашней еды в постоянном режиме. Мать не готовила, а заказывала доставку из различных ресторанов, и холодильники в их особняке в центре города были забиты всякими деликатесами, разложенными по контейнерам с подписанным сроком годности. А вот куриный суп со звёздочками ему никто никогда не варил. Как и не кормил квадратной дрожжевой пиццей на весь противень. Это меня мама баловала ей практически каждый вечер, зная, что это моя любимая еда. Странно, я ведь никогда ей не помогала замешивать тесто. Мой максимум был - потереть сыр и нарезать колбасу с оливками. А, оказавшись одна на кухне, я смогла повторить ее рецепт с первого раза. Будто он въелся мне под кожу, пока я смотрела, как мамины руки ловко и будто сами по себе справляются с дрожжами и мукой. Скучаю ли я по матери? Мы не виделись уже больше недели. И даже не говорили. Все, на что меня хватило - это пара коротких смс. Одна про то, что не надо меня искать и со мной все хорошо. Вторая, что мне по фиг на универ, вообще думаю его бросить. И нет, я не поеду встречаться с бабушкой. Мне плевать, что она приехала. На всех них плевать. Около двух недель назад моя жизнь остановилась. Теперь я никого не хотела видеть. Ни о чем не хотела знать. Разговоры о будущем? Смешно! Я даже не была уверена, что жива в настоящем. Порой казалось, что я тогда на самом деле шагнула с крыши, и все, что происходило со мной сейчас - это не реальность. Это чистилище. В ад нас с Андреем не пустили. Мы слишком психи даже для этого. Мы как в фильмах застряли где-то между. Да, мы уже сдохли на самом деле, просто этого не осознаем. И скоро нашу замершую в безвременье квартиру сожрут лангольеры. Все это время я вообще не выходила из квартиры Андрея. Я добровольно заперлась в ней, забив на учебу и на социум, который бесил меня и до этого, а сейчас уже был ненавидим. Жаров заперся со мной, и ему это похоже было по кайфу. У нас оказалось много общего. Универ мы ненавидили одинаково. В будущее он точно так же не верил. Родителей с такой же страстью слал на три буквы. Особенно отца. Тот, на прошлой неделе узнав, что Андрей прогуливает, потребовал, чтобы Жаров вернулся домой и заблокировал ему карты. Андрей же, недолго думая, пошел и продал свою тачку. Купил какой-то старый пыжик для передвижения, до боли напоминавший развалюху моей матери, и забил один из чемоданов в кладовой наличкой. Правда перед этим гонялся за мной по всей квартире, предлагая мне эти несчастные деньги куда-нибудь запихать. Придурок... В тот вечер я впервые смеялась до слез как минимум за последние пару месяцев. Но, конечно, я Андрея послала с такими желаниями. Я его вообще не могла к себе подпустить. Что-то сидело внутри после того, что произошло. Смутный, но лютый протест. Вздрагивала крупно, даже если Андрей случайно задевал плечом. Мгновенно сжималась. А он замечал. Недовольно поджимал губы и отстранялся. И тьма разливалась в черных глазах. В итоге после пары таких случайных касаний, он и сам стал меня избегать. Демонстративно держа дистанцию приблизительно в метр. Мы это не обсуждали. Вообще не касались произошедшего. Это было табу. Болезненное и темное. Особенно потому, что я видела по глазам Андрея, что он хочет меня. И мне было страшно его провоцировать подобными разговорами. Его взгляд всегда был тяжелый и липкий. Он смотрел на мои губы, когда я говорила, и иногда так уплывал в свои мысли при этом, что не слышал и переспрашивал. Еще я знала, что он постоянно дрочил в ванной. И каждый раз, когда выходил из нее после этого, зло смотрел на меня, будто это я виновата. Я все это считывала, но упорно делала вид, что не замечаю. Это даже приносило странное садисткое удовольствие. Вот так не подпускать его. Он же меня мучил? Вот теперь пусть сам мучается... Одновременно с течением времени я все больше расслаблялась в компании Андрея. От страха не осталось и следа. Мы жили как приятели. Нам было весело. И черт, как бы это дико не звучало, мне было безопасно. Он меня от всего мира закрыл в этой квартире. Таскал продукты, не водил друзей, выбирал со мной сериалы, играл в приставку, дурачился, матерился и нахвалил простенькие супы. И не трогал. Я видела, как Андрею этого хотелось. До полуобморочного состояния. До безумного блеска в глазах. Да, как только мы стали жить вместе, пусть и как соседи, я почти сразу осознала, что Жаров на мне помешан и уже давно. И что это что-то больное, ненормальное. Ведь он и сам по себе псих. Но он не трогал! И это такой кайф, такое странное ощущение власти над другим до покалывающих мурашек на кончиках пальцев. Словно тебя в клетку ко льву посадили, а он, вместе того, что бы откусить тебе голову, лижет твои ноги. Ты можешь его ударить, а он - нет. Иногда, думая об этом, я вспоминала Савицкого. Наверно именно таких эмоций он хотел. Хотел он, а получила я. Какая жестокая ирония. Чтобы Эдик сдох... Ненавижу! Хотя... Нет уж! Пусть живет и мучается с моей матерью. Бесконечные попытки сделать из нее веселого, самодостаточного человека способны вогнать в черную депрессию даже Эдуарда Альбертовича, в этом я была уверена. Для нее же только плюсы. Психоаналитик в кровати совершенно бесплатно. Идеально, да? Вытерев руки о передник, взяла со стола телефона. Смахнула мучную пыль с экрана вместе с блокировкой. Быстро набрала смс. Лера: "Ты скоро?" Андрей:"Соскучилась?))))" Лера: "Мечтай! Просто пицца будет готова через тридцать минут" Андрей: "Ок" И все. Просто "ок". Но я была уверена, что он уже шлёт своих друзей, с которыми встречался, и едет домой. И внутри от этого становилось щекотно и тепло, а на губах заиграла рассеянная улыбка.
Щелчок дверного замка раздался в коридоре ровно через двадцать восемь минут после моего первого отправленного Андрею сообщения. Вскочила с дивана, чтобы проверить, как там пицца в духовке, пока Жаров, раздеваясь, грохотал в коридоре как настоящий медведь. Его умение быть настолько заметным всегда меня поражало. И вроде бы не неуклюживый, не толстый, а скорее даже наоборот - на худощавом юношеском торсе легко можно было заметить ребра, а мышцы на плечах и руках прорисовывались как в учебнике по анатомии. Но этот его тяжелый шаг, часто шумное дыхание и громкий голос... Андрей будто самим своим видом заявлял всему миру, что он тут. И он тут будет делать, что хочет, где хочет и когда хочет. И плевать, если это кому-то не нравится.
– Привет!
– крикнула ему из кухни- гостиной, доставая прихватками раскаленный противень.
– Привет, - Андрей замер на проходе в комнату. Оперся плечом о дверной косяк. Его темный взгляд уже привычно оценивающе проехался по моей фигуре, хотя смотреть там было совершенно не на что. Одежды у меня своей не было, кроме домашних вещей, в которых выбежала из дома пару недель назад. Но меня это не парило. Андрей выделил мне свои футболки, спортивные шорты и даже пару боксеров на замену единственным трусам. Все это висело на мне гребаным безразмерным мешком, превращая в несуразное бесполое существо, но Жаров все равно каждый раз сглатывал, если задерживал взгляд. Вот и сейчас его кадык дернулся, проехавшись по крепкой шее, и только потом Андрей наигранно беспечно улыбнулся и потряс пакетом в правой руке.
– Кореш с дютика подогнал, - пояснил и прошел в гостиную, - Бля, я голодный, пиздец, - сообщил, ставя на стол на пакет и выуживая из него огромную
– Это что?
– я покосилась на бутылку, нарезая пиццу на ровные квадраты.
– Текила, детка, - Андрей поиграл бровями, улыбаясь, - И очень хорошая. Сегодня будем бухать.
– Эм, текила - не моя тема.
– Не моя темаaa,- передразнил, - А ты пробовала хоть раз, Лер?
– хмыкнул Жаров, подходя ко мне и воруя колбасу с одного из кусков пиццы, за что тут же отхватил по рукам, - Сто пудов нет. Ну или какое-нибудь говно разбадяженное из "Пятерочки". На это я демонстративно закатила глаза, потому что он достал напоминать мне, что я пролетарий, при любом удобном и не очень случае. Андрей заржал, правильно поняв мою мимику.
– Давай, Конева, не занудничай, - начал уговаривать, голосом ласкового кота, которому сметану в миску накладывают. Оперся локтями о стол, повернув голову и поглядывая на меня черными блестящими глазами, - И в мортал поиграем. Если я напьюсь, ты может даже выиграешь... Хотя...Нет, я столько не выпью...Ты ж вообще в играх мертвая!
– и заржал. Придурок... Запустила в него полотенцем. Увернулся, подмигивая.
– Ладно. Может коктейль мне какой-нибудь сделаешь? Я чистой пить не хочу... И я выиграю, понял?!
– Бля, ты ебанутая портить коктейлем пойло за десять косарей?! И, Лерка, ты проиграешь, даже если я в отключке валяться буду!
– тыкнул в мою сторону пальцем.
– Выиграю, только на одну мою рюмку твоих три!
– поставила условие, унося нарезанную пиццу на журнальный столик рядом с диваном.
– Ок, - тут же согласился Андрей. Его глаза подозрительно азартно сверкнули, - На что спорим?
– Станцуешь мне, - пожала плечами, говоря первое, что пришло в голову.
– Скорее ты мне, - хмыкнул он, включая плазму и плейстешн. Я в это время поскидывала все подушки с дивана, чтобы можно было устроиться на полу. Это были действия, уже доведенные до автоматизма. Каждый вечер мы проводили так. Развалившись на толстом ворсистом ковре, обложившись подушками и едой, и смотря сериал или играя в приставку. А потом я уходила в спальню, а Андрей оставался тут. Несколько раз мы напивались и даже, врубив акустическую систему на полную, устраивали танцы, пока соседи не грозились вызвать полицию. Но это ничего не меняло в наших типа дружеских отношениях. Все тоже самое, только разговоры глупее, пьяный смех громче и качающаяся комната вокруг. Я даже полюбила эти наши вечера.
– Ну что, до трех побед?
– Андрей, взяв джойстик, с размаху упал на одну из подушек, а потом подполз к дивану и облокотился на него спиной, устраиваясь полулежа.
– Давай, только сначала с тебя шесть стопок, с меня две, - я была настроена хотя бы не продуть вчистую.
– Хитрая сучка...- фыркнул Жаров и пропустил подушку, прилетевшую ему прямо в нос, - Эй, бля!
– откинул ее в сторону, - Лерчик, лайм нарежь и соль тащи.
– Ок, как? Кружками?
– направилась обратно к кухонному островку.
– На четвертинки можно...Кем играть будешь, Китаной?
– Нет, Скорпионом.
– Херово, мне нравится, как у нее сиськи прыгают, когда я ее мочу, - с искренним страданием протянул Жаров. А я пожалела, что на кухонном столе нет еще подушки, чтобы кинуть в этого придурка.
– Да пошел ты, - вяло отозвалась и поставила перед ним на журнальный столик солонку и нарезанный лайм. Жаров разлил текилу по стопкам. Насыпал соль себе на руку и, буровя меня темным вязким взглядом, криво улыбнулся, поднося пойло ко рту.
– За тебя, ебанутая принцеска, - слизнув соль, разом опрокинул в себя стопку, даже не поморщившись. После лениво потянулся за лаймом, снова смотря в упор мне в глаза, - Теперь ты, Лера. Давай уже быстрей накидаемся и начнем играть. И выиграю я.
***
Стрелки на больших настенных часах давно перевалили за полночь, текилы в уже второй по счету бутылке осталось меньше половины, а я все никак не могла выиграть хотя бы просто три раза, чем вызывала у пьяного Жарова настоящую истерику. Он запрокидывал голову от смеха, когда я пару раз в сердцах отшвыривала от себя джойстик. Катался по полу, держась за живот, когда орала матом на своего долбанного деревянного героя, не желающего нормально убивать. И наливал мне еще стопку, когда была близка к тому, чтобы от обиды расплакаться.
– Лерка, это бесполезно, - сказал Андрей после очередного моего проигрыша. Откинувшись затылком на диванное сидение, прикрыл локтевым сгибом лоб и из-под руки пьяно посмотрел на меня. Его четко очерченные губы медленно разъехались в похабной хмельной улыбке, - Все, я заебался уже играть. Сдавайся и танцуй.
– Пффф, сука...Налей мне еще,- заторможенно предложила, сидя рядом с ним на полу. Сквозь плотный туман алкоголя в голове вдруг осознала, что я не просто близко сидела к нему, а в процессе игры наши плечи стали касаться друг друга, будто больше и места в этой огромной комнате нет. И нервный жар, который гулял по телу, он не только от азарта и текилы, а от того, что я остро чувствовала чужое тепло. И запах. И... Покосилась на Андрея. У него щеки горели красным, пьяно сверкали глаза. Чуть отодвинулась. Он поджал губы и отвернулся.
– А не упадёшь?
– хрипло поинтересовался, потянувшись бутылкой.
– А не поднимешь?
– Ок, давай руку, - насыпал мне на кулачок соль, дал полную стопку. Вторую зажал в своей руке. И внезапно наклонился и широким языком слизнул соль с моего кулака. Быстро опрокинул рюмку и вперил в меня затуманенный взгляд. У меня сердце сначала остановилось, а потом сорвалось в бешеный скач. Кровь прилила к лицу, уши начали гореть. Воздух вдруг стал таким густым, что, казалось, заори я, а звук в нем просто потонет, так как не будет колебаний. На моей руке не осталось соли, но был влажный след от мужской слюны. Зачарованно смотря в глаза Андрею, лизнула это место и опрокинула текилу в себя. Горький вкус после такого количества выпитого уже не чувствовался, а вот ощущение от вкуса кожи, смешанного со слюной другого человека, пробило насквозь.
– Теперь танцуй, - севшим голосом произнёс Андрей. Его зрачки расширились настолько, что закрыли всю радужку. Кажется, он не моргал даже, пока я, покачнувшись, вставала с пола и неровной походкой шла в центр ковра. Дойдя, обернулась резко, крутанувшись на месте. Чуть не упала и рассмеялась, заливисто, почти до истерики. Потому что у Жарова, так и сидевшего на полу, было такое лицо, будто он кончит сейчас от одного моего вида. И это что-то неописуемое, когда кто-то так смотрит на тебя. Когда есть весь мир с одной стороны и ты - с другой. И ты лучше всего этого гребаного мира для кого-то! Даже такая! В мужской футболке, в шортах, которые тебе по колено, с неаккуратной кичкой на макушке, пьяная вдрызг, тупая, жалкая истеричная дура в висящих на жопе боксерах вместо нормальных трусов, черт возьми! Ты блять для него все равно самая охуенная! Внутри перевернулось что-то, потому что, смотря в черные пьяные глаза Андрея, я внезапно осознала, что ведь и он для меня... Нет, не лучший. Нет. Он полный придурок. Он больной. Я это осознаю. Но между миром и им, я выберу его. Даже приди ко мне сейчас Савицкий, приползи на коленях, я молча захлопну перед самым его носом дверь. Потому что с ним мне было плохо, а теперь стало хорошо. В этой квартире, с этим человеком. И мне плевать хороший Жаров или плохой. Это уже не имеет значения. Все люди дерьмо. И мы оба не исключение. Но у нас есть то, чего нет у других. Свой мирок. И я не пущу в него никого. И Андрея не выпущу из него тоже. Потому что он мне нужен. И я знала только один способ его не отпустить. Этот способ сейчас стелился чувственной пеленой в темных глазах Жарова, читался в его приоткрытых губах. Прорывался в том, как стала заметнее подниматься мужская грудная клетка при участившемся дыхании. А еще в том, как его левая рука будто случайно прикрыла напрягающийся пах, скрывая от меня стояк.
35. Лера
Внимание Андрея было такое густое и обволакивающее, что, несмотря на ударную дозу алкоголя в крови и полную уверенность в своей привлекательности в его глазах, я не могла заставить себя начать двигаться. Меня словно шелковой нитью связал его взгляд. Такой тонкой, что почти невидимой, но прочной как сотни канатов. В комнате повисла густая тишина. У молчавшего Андрея на каждом вдохе раздувались ноздри. Веки, тяжелея, чуть опустились. Он снова поправил ширинку домашних треников, уже почти не скрывая этого своего действия.
– Давай музыку что ли, - пробормотала я.
– Какую?
– тут же потянулся за телефоном.
– По фигу, ты же у нас выиграл, - пожала плечами в ответ. Жаров мазнул по мне задумчивым взглядом и снова уткнулся в дисплей телефона, выбирая.
– Лерка, свет верхний выключи пока. Приват у нас, - криво ухмыльнулся, не смотря на меня.
– Стриптиз я не обещала, если что, - фыркнула, послушно нажимая на выключатель.
– А зря...- протянул Жаров, - Так, все! Давай на исходную. Ща... Снова, покачнувшись, встала перед ним посреди комнаты, неуклюже состроила реверанс. Андрей улыбнулся одними глазами на мое дурачество и, странно серьезный, врубил выбранный трек. Как только я услышала первые аккорды, я поняла, почему у него в этот момент было такое напряженное, словно высеченное лицо. Почему он так сверлил меня глазами в этот момент, ловя мельчайшую реакцию. Знакомые аккорды полились очень громко из подключенной к телефону аудиосистемы, залезали в уши, панически разгоняли сердце, басами бились в грудине и поджигали кровь. Почти как на концерте. На том самом концерте... Те самые песни, тот самый голос, под который он меня... С друзьями... Нет! С ресницы капнула нависшая слеза, дыхание сбилось. Замотала головой, чувствуя, как накатывает злость, паника, обида, все вместе, все... У Андрея был такой вид, будто он сейчас умрет вместе со мной. И это правильно! Потому что я прибью его! Он знает, что я удалила эти песни из всех плейлистов, потому что я не могу это слушать. Не могу!
– Выключи на хуй...- просипела , а потом заорала на него, - Выключи! Ты глухой?! Андрей отрицательно мотнул головой. Черные глаза влажно блестели, но подбородок упрямо выдвинулся вперед.
– Лера...- прошептал почти. Кажется, я его даже не слышала из-за ненавистных аккордов. Скорее читала по губам, - Блять, это уже не изменить. Это наше. Поняла? Всхлипнула. Отвернулась. Слезы градом лились. Пьяные и легкие. Вытерла мокрые щеки ладонью и снова посмотрела на него.
– Извиниться что ли хочешь?
– шмыгнула носом.
– Нет, - медленно ответил, буквально пожирая меня взглядом. Каким-то невероятно отчаянным. Таким отчаянным, что у меня внутри что-то тоже рвалось и тянулось в ответ. Мы никогда об этом не говорили. Вот. В первый раз. И это очень тяжело вслух говорить. А может и на хуй не надо.
– Типа прав был?
– всхипнула с обидой.
– Нет, - качнул головой, не отводя глаз.
– А что блять тогда? Издеваешься?!
– беспомощно крикнула.
– Давай по-другому. Все начисто. Это наши песни. Уже блять навсегда. Но чтобы и охуенно тоже было от них, давай?
– его голос хриплый и ломкий, с трудом пробивался сквозь тенор певца, который навечно теперь у меня ассоциировался с той вип коморкой в клубе, в которой Андрей зажал меня со своими дружками. Я закусила губу, судорожно дыша. Перед глазами замелькали картинки, которые я упорно гнала от себя все эти две недели. Сейчас они хлынули потоком, разбуженные мелодией. И чувства, испытанные тогда. Страх, отвращение, стыд. Это все было в этой музыке. Но Андрей прав. Он тоже был в ней. Неотъемлемой частью был того жуткого вечера... Я закрыла глаза. Сменился трек. Я помнила его... Он играл, глухо и отдаленно, как раз в тот момент, когда Жаров выгнал Кама с Реутовым из випки и пытался узнать, что же у меня с Савицким. А я глотала слоленые слезы вперемешку с соплями и просто хотела умереть...