Не моя девочка

— Не в этом дело. Ты как-то особенно на Белку смотришь.

— Как? — повышаю голос. — Да, она красивая девка. Но смотреть, это не трогать. Нахер нужно. Других баб вокруг полно…

— Я пытался хозяина переубедить… В общем, решено было для профилактики тебя немного помять. Показательно, — и это говорит мне мой друг. Пусть и детства, черт его дери!

— Показательно для кого? — спрашиваю старательно спокойно.

— В первую очередь для Бэллы.

Думаю о ней, представляю, что она видела и все мои будущие гематомы и растяжения сильней болеть начинают. Бедная девочка.

— Жестоко, — почти шепотом произношу.

— Привыкай, Темыч. И знай что будет, если ты посягнешь на чужое.

Очень хочу его сейчас нахер послать. И всех других. А Йонасу так вообще хлебальник разбить.

Едва сдерживаюсь. Снова кровь сплевываю.

Приходит Марат. Стоит и ждет с невозмутимым лицом. Я не без труда поднимаюсь. Больно, но терпимо. Со мной и хуже бывало. Так что за два дня я я оклемаюсь.

— Если что надо будет — звони, — произносит Леха и я киваю болванчиком.

Футболку свою натягиваю, вещи из шкафчика забираю и вслед за парнями из раздевалки выхожу.

Леша идет к рингу, мы же с Маратом движемся по стене, за зрителями, которые поглащены новым боем и нас совсем не замечают.

На лестнице сталкиваемся с прибалтом. Я поднимаюсь, он спускается. И так будет и дальше. Но чуть позже. Лейтович на дне окажется, клянусь.

Бэллы с ним нет. И в зал с рингом она не возвращалась.

Ушла? Надеюсь.

Смотрю на того, кто себя хозяином мнит, не со злом, но и не как проигравший.

— Хороший бой, Артем Боев, — произносит нарочито добродушно. — Как в себя придёшь, премию получишь.

Марат меня до порога доставляет, даже дверь моими ключами открывает. Захожу, прощаюсь с парнем и захлопываю дверь. В прихожей темно, наступаю на что-то, спотыкаюсь и на пол лечу, таща за собой куртку, за которую успеваю ухватиться, и вешалку, на которой она висела.

На шум в прихожую Петрович выглядывает:

— Артем? Это ты? — он подходит ко мне, свет включает, за соседом и Машка прибегает. — Господи, кто тебя так?

— Не поверишь, Петрович, свои, — пытаюсь улыбнуться. — С пацанами побоксировать решили. Не рассчитали.

— Ну-ну, — не верит он и помогает мне подняться. А затем ведет меня к комнате.

— Нет, мне бы в душ, — произношу я и сосед меня в ванную ведет.

Стою под струёй воды. Все тело щипет. Но я терпеливо смываю с себя чужие удары и этот гребанный вечер.

Выхожу, обмотавшись полотенцем. Петрович меня у двери ждет.

— Может тебе надо что? — спрашивает он. — Таблетки? Или водку? У меня там осталось.

— Нет, спасибо. Я спать.

Захожу к себе и на кровать поверх покрывала ложусь. И вскоре ко мне приходит сон. Но не глубокий, поверхностный. Сквозь него я вдруг слышу как звонит дверной звонок.

Бэлла

Резко встаю, на ринг не смотрю и, пока Йонас увлечён беседой с Саитом, буквально бегу к выходу.

Чувствую как слезы наворачиваются на глаза.

Артема мне безумно, безумно жалко. И я больше, чем уверена, что на подобное он согласия не давал. А значит его заставили…

А что если Йонас догадался о нем? Или узнал как-то?

А что если сегодня, вот прямо сейчас, его убьют?!

Нет!

Несусь по ковру, поднимаясь по лестнице. Вот — я уже в коридоре, рядом с гримеркой. Но захожу я не туда. А в уборную.

Сердце бешено колотится в груди. В ушах жуткие звуки ударов, а перед глазами кровь. Ее на ринге было немного, но…

Включаю воду, холодную, умываюсь и слышу как открывается дверь.

Йонас.

Увидев меня, он хмурится, а затем, прикрыв за собой дверь, идет ко мне.

— Ты чего ушла? — ехидно спрашивает.

— Ты же знаешь, что я не могу спокойно на такое смотреть.

Он впивается в меня своими такими тёмными сейчас глазами. Холодными. Чужими. Давно ненавистными.

От него пахнет алкоголем. И глаза уже пьяные.

— Я был не прав, что разрешил ему учить тебя вождению, — шипит он как змея. — Я же вижу, он слишком сблизился с тобой. И я хотел его за это наказать. Так, чтобы ты видела. Бой уже окончен. Парень жив и почти здоров. Его сейчас отвезут домой.

— Так за что именно ты его наказывал?

— За тебя.

— Еще раз спрашиваю — его за что? Наказал бы меня. Парень тут причем?

— Он тебе нравится. Ты сама сказала.

— Черт, Йонас! Мне бариста из кафе напротив тоже нравится. А еще Данила Козловский и Бред Пит, их ты тоже на ринг отправишь?

— Если увижу их рядом с тобой, да, — совершенно серьезно отвечает он. Делает шаг ко мне, тянется рукой, чтобы прикоснуться. И совсем не ожидает, что я тоже делаю шаг. От него.

Упираюсь пятой точкой в раковину.

— Это не нормально, — шепчу я.

Йонас смеётся. Тихо и нервно.

— Ты таким меня сделала. Тогда еще, когда связалась со своим музыкантом. Ты хотела от меня уйти. После всего, что я для тебя сделал.

— Я ни о чем тебя не просила.

— Словами да, но вот твои глаза. Они умоляли, просили о помощи.

— Может и просили. Об обычной, человеческой помощи. Я была маленькой, потерянной и брошенной девочкой. Одной в этом большом и злом мире. Встретив тебя, я подумала: неужели мне повезло? Вот он человек с большой буквы… а по итогу…

— Что по итогу?

— Я твоя вещь, Йонас. Игрушка. Кукла. Которую ты в красивые вещи одеваешь. Любуешься. Другим показываешь. Но вот прикасаться не позволяешь никому. И, знаешь, я все жду, когда же ты наиграешься.

— Ты меня не любишь? — чуть удивленно спрашивает он.

Молчу. И пониманию, что порой молчание говорит больше слов. И Йонас это тоже понимает.

— А я тебя люблю. Настолько, что убить готов, — он нависает надо мной. Хочет запугать. Но я не тушуюсь как прежде под таким натиском, не прогибаюсь. Я смотрю ему прямо в глаза. — Потому что ты мне всю душу вымотала. И я никогда, слышишь, никогда не смогу смириться с тем, что кто-то другой говорит тебе "люблю" и трахает. И, главное, что ты любишь кого-то другого и стонешь под ним.