Не надейтесь на князей, на сынов человеческих

В любом виде спорта чувствовал себя уверенно, в гребле, настольном теннисе… В игровых видах – ручном мяче, баскетболе… Везде нарасхват. За факультет надо выступать – Володя, выручай. Не отказывался, раз надо. Яхтами одно время увлёкся… Я лучше всех в группе бегал на короткие дистанции – сто и двести метров. Он меня по весу более чем на десять килограммов тяжелее, да и не бегун. Но ни за что не уступит на дистанции, даже если начнёт отставать, взорвётся и обгонит. Пришёл новичок в секцию бокса и продемонстрировал трюк. Ставит стул спинкой перед собой и с места перепрыгивает его. Мы языками цокаем: вот это ноги! Стали пробовать – ни у кого не получилось. Казанцев подошёл, постоял, посмотрел, примерился и перемахнул. Никогда до этого не делал, а тут раз. После чего парень удивился – впервые его трюк кто-то повторил.

И на гитаре виртуозно играл. Казалось бы, спортсмен, боксёр. А он серьёзно гитарой занимался. На институтских концертах выступал как классический гитарист. И сольно, и в ансамбле. Играл с ребятами из консерватории. Рядом с ним и я немного научился тренькать. Моему старшему сыну Казанцев внушил: осваивай гитару. Тот в конечном итоге музыкальное училище по классу гитары окончил.

Володя был из тех, кто последним мог поделиться. Этим пользовались. Когда в девяностые занялся бизнесом, его подло подставили. С товарищем развернули дело, доверился ему, а когда хорошо пошло, компаньон, така сказать, по-товарищески кинул Казанцева. Дешёвкой оказался. В общаге Володя был притчей во языцех. Деньги занять у кого? Да у Казанцева. Последние отдаст. Скажу:

– Володя, ну чё ты такой простодырный.

– Ну как же – человеку надо.

Не мог отказать. Сам из Усть-Каменогорска, оттуда много училось в НИВТИ. Земляки постоянно за деньгами к Володе бегали. Был Гоша Ротов, любитель выпить, а займёт, клещами долг не вытащить. Сто надо напомнить, прежде чем совесть проснётся.

Я выработал тактику. Гоша на порог, но рта не успеет раскрыть, я на опережение:

– Гоша, займи трояк. Решили врезать с Казанцевым, шланги горят, а не хватает на пузырь.

Гоша кислую физиономию скорчит:

– У меня самого не хватает, думал у вас перехватить.

– Так ты дай нам, у тебя всё одно мало.

Он быстренько за дверь.

Казанцев мне давал деньги на сохранение:

– Шура, возьми, эти балбесы выклянчат, а мне туфли надо купить.

Или за гитарой придут. У него концертный инструмент, не дрова с мебельной фабрики за семь рублей. А берут не на концерт, а под пиво песни поорать. Залапают руками в селёдке. Володя потом вытирает гитару и чуть не плачет. Сказать «нет» не в его характере, как же – ребята попросили.

Вижу такое дело начал гонять гитаристов, у которых всё мастерство на трёх аккордах заканчивается.

– Не-не-не! – хватаю гитару. – Не дам, сам сажусь заниматься. И вообще, что вы за музыканты без своего инструмента?

Казанцев давай благодарить:

– Шура, ой, спасибо! У меня сердце болит давать в такие руки гитару.

После окончания института Казанцева профессор Дегтярёв оставлял на кафедре. Володя под его кураторством научной работой занимался, Дегтярёв ставку на него делал. Володя выбрал Пермь, ему хорошее предложение оттуда поступило, и не прогадал в плане карьеры, быстро продвинулся до капитана-наставника земснарядов. Эту должность получали обычно, кто десять и более лет на земснаряде отработает, а тут совсем молодой получил. Я после армии в Молдавии работал, к нему в Пермь в гости поздно осенью приехал. В лёгоньком плащике, в Молдавии тело, а в Перми мороз под двадцать.

– Володя, – говорю, – одевай, пропадаю.

Он свой китель отдал. Я-то не знал, что на кителе серьёзные нашивки, пошёл в нём в кафе, а оно относилось к ОРСу речников. Не успел за столик сесть, ко мне директор заведения летит. Как же высокий чин пришёл, а вдруг с проверкой. Я быстро в роль Хлестакова вошёл… Хорошо откушал и выпил…

Бог призвал

Батюшка не пропустил ни одной встречи однокашников по случаю круглых дат со дня окончания института. Ездил на каждый юбилей. Праздник возвращения в юность ждал с нетерпением. Дружная группа едва не полным составом съезжалась. Заранее списывались, созванивались, договаривались. В тот раз батюшка пришёл в институт в облачении. Мало кто из сокурсников знал, что однокашник недавно рукоположен в священники. Да и то, одно дело знать, другое воочию лицезреть. Удивил батюшка Виталий друзей, несказанно удивил. Любимец группы Шура – балагур, шутник, вечно настроенный на позитив, и вдруг он иерей. Кое-то откровенно смутился. И Шура перед ними, и не Шура. Как обычно с широкой улыбкой, огоньком в глазах, громкоголосый, но на груди крест серебром отливает, чёрный подрясник до пола. Шурой такого не назовёшь, да и Виталей язык не повернётся.

– Слушай, – спросил Казанцев на правах друга, – ты и в ресторан так пойдёшь?

– Нет, переоденусь?

– Разве в гражданской одежде можно?

– Почему нельзя.

– Переоденься, не знаю как кому, мне вино при священнике не с руки употреблять…

В ресторане скажет батюшке:

– Ты молодец, Виталя, Бог призвал – ты всё отринул и пошёл. Я бы не смог…

Подобного не было никогда в нашей церкви, никогда больше не будет. В девяностые и нулевые годы Господь Бог мобилизовал армию священников из мирян – призвал к себе на службу сотни и сотни взрослых мужчин. Инженеров и учителей, музыкантов и врачей, водителей и каменщиков, офицеров и профессоров, партийных работников и милиционеров. В этом была жизненная необходимость и Промысел Божий. Иереи прибыли не откуда-то, они были воспитаны той же системой, той же средой, что и паства. Не молодые, только что оперившиеся юнцы, а сформировавшиеся мужи, за плечами которых опыт мирской жизни.

У меня был хороший товарищ – Александр. Эрудит, интеллигент, историк по образованию, изучал философию, писал стихи. После окончания университета работал учителем, затем чиновником, наконец – журналистом… Он повлиял на моё воцерковление, наши столы в редакции стояли рядом, мы много о чём переговорили с ним. В возрасте сорока лет Александр окончил Омское епархиальное духовное училище. Это был один из первых выпусков. Ему, гуманитарию до мозга костей, учёба давалась легко. Учился с интересом, погружаясь в новый для себя мир.

– Александр, пора бороду отпускать, – говорил владыка Феодосий перед окончанием учёбы, – батюшка из тебя импозантный выйдет.

Бог призвал его к Себе: пойдём, поможешь Мне, послужишь во спасение ближних, но Александр не отозвался. За время учёбы в духовном училище романтики в нём поубавилось, понял, какое бремя берут батюшки на свои плечи, и отошёл в сторону. Как те ученики, которые ходили за Христом до той поры, пока Он не сказал: «Кто хочет идти за мною, отвергни себя, и возьми крест свой и иди за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережёт её». Александр придумал себе отговорку: «Ну, какая, спрашивается, из моей жены матушка? А иерей без матушки – ничто». Знал я его жену – совершенно невоцерковлённый человек, но, думаю, была бы не хуже других матушек. Они тоже в подавляющем большинстве были воспитаны атеистическим миром. Откуда другим взяться? Мужья служили в церквях и параллельно возрастали духовно, и матушки с Божьей помощью.

Александр не смог «отвергнуть себя», в корне поменять жизнь. Любил комфорт, сибаритство… Рос у матери один – пыль с сына сдувала, всё для Сашеньки. Супруга, может, и не сдувала денно и нощно, но снизу вверх на интеллектуала супруга смотрела. Не знал он, что такое ходить по магазинам, заниматься бытом. Воспринимал своё положение в семье как данность и вдруг всё изменить. А если владыка пошлёт в село на приход? Где и церкви нет, строить надо, и туалет во дворе, а вода в колодце…

Когда настигнет его смертельная болезнь, коротко произнесёт: «Зря, наверное, не пошёл в священники…» В голосе прозвучит и вопрос, и утверждение – «зря»…

Батюшка Виталий не испугался расстаться с холостяцкой жизнью, не испугался взвалить на себя крест иерея. В сорок лет круто поменял жизнь…

***

А тогда на встрече с однокашниками в Новосибирске крестил Казанцева.

– Мысли не было, – рассказывал, – что Володя некрещёный. В институте много раз вместе заходили в церковь. Благо, церковь рядом с институтом. Идём мимо, время есть – зайдём. Иконы любил разглядывать. Известных святых знал и меня учил, кто есть кто. Скажет, вот Серафим Саровский, вот Сергий Радонежский, это Никола Угодник. И вдруг – некрещёный. Как обычно в первый день всем курсом пошли в ресторан, а на второй нашей группой поехали на дачу к сокурснику. И зашёл разговор о крещении, человек пятнадцать было, трое некрещённых, Казанцев среди них.