Не надо, дядя Андрей!
Шрифт:
Я то хрипела, то извивалась на полу от судорог, прокатывающихся по всему телу, пыталась удержаться и случайно мои зубы царапнули нежную кожицу ствола. Я вся сжалась от первобытного ужаса, от предчувствия, что сейчас Андрей мне вломит за покушение на самое дорогое, но он только зашипел:
— Бери же, шлюха малолетняя, глубже бери!
Так он понимает, что это я! Та блядина никак не тянула на малолетнюю.
Он тряханул меня за волосы, дернул и прижал затылком к косяку двери, так что голову больше нельзя было отклонить чисто физически и просто принялся долбить меня в рот своим болтом, вгоняя все
— Давай же, девочка, давай! Отсоси мне! Дай мне свой рот, дай мне продолбить твое горло, грязная мелкая шлюшка!
Его руки придерживали мою голову, чтобы не болталась и я не могла отвернуться.
Горячий темный член входил на всю длину, проникая в самое горло, вдавливал в косяк, вдалбливал в него, вонзался до предела, а дядя Андрей все выплевывал и выплевывал грязные словечки:
— Я вытрахаю из тебя все мозги, дрянь! Открой пошире ротик, ну же!
Он говорил словно в трансе, а я задыхалась в истерике, уже не воспринимая ничего вокруг. Его конец был таким большим, что мне приходилось растягивать губы до предела, так что они почти рвались в уголках, но ему было все мало.
Он ебал меня, трахал в горло до выпученных глаз, до спазмов и судорог. Иногда он отстранялся, позволяя мне откашляться и тогда за членом тянулись нити слюны, падали мне на футболку, я была уже вся мокрая от своей слюны. Он бил меня своим хреном по лицу, а потом вгонял обратно, не давая даже шанса что-то вякнуть. И снова долбил, как машина, только затылок бился о дерево. Мои глаза закатывались под веки, я почти теряла сознание, слюни стекали по подбородку, а ему было все мало. Прошло, наверное, не меньше получаса в этом аду, когда он начал дышать быстрее и ускорять движения, а рука его судорожно дергала меня за волосы. Все глубже, глубже, почти нечем дышать, и наконец он вогнал свою елду до предела, и мой нос уперся в бритый лобок. Я попыталась вдохнуть, закашлялась и почувствовала, как внутри разливается густая горячая жидкость, сразу попадая в горло.
Андрей зарычал в полный голос, встряхивая мою голову, словно пытался добавить себе еще ощущений, а потом резко выдернул член из моего рта.
Я поперхнулась своей слюной и спермой, закашлялась, выплевывая белые сгустки, а он стоял надо мной, размазывая головкой это все у меня по лицу и шипел:
— Кайф, сука… кайф…
Но тут же вновь намотал волосы на кулак, шлепнул меня по щеке и ткнул лицом в свои яйца с приказом:
— Вылизывай!
АНДРЕЙ
Нежный язычок обрабатывал меня со всех сторон неумело, но старательно, тщательно собирая все, что пролилось мимо или чем было испачкано в процессе. Опустошенные яйца блаженно ныли, хуй постепенно опадал, все же подергиваясь, когда влажный язык касался его. Так долго не удавалось кончить, что в голове до сих пор звенело от оргазма. Сука, это было охуительно настолько, что аж больно.
Но теперь мозг прояснялся и очищался от ударившей в него спермы и мутного алкоголя, и я постепенно понимал, что под моей рукой на коленях возится облизывая мою мошонку… Лиза.
Моя почти племянница.
Падчерица моего брата.
Я отдолбил ее горло. Выебал в рот. Оттрахал эти маленькие опухшие губы своим хуем и в процессе
у меня, блядь, ничего не екнуло!Это ж надо так ужраться… и так взбеситься. И настолько…
Ладно, похуй.
— Встань.
Она замерла и медленно подняла на меня глаза. Только полное отсутствие совести, которую, по словам Виталика, я в детстве на жвачку поменял, позволило мне встреть ее взгляд.
Так же медленно она оперлась на пол, а потом попыталась повиснуть на моих джинсах. Я сделал шаг назад.
— Быстро! — рявкнул и сам скривился от звона в голове.
Стремительное протрезвление не пошло на пользу.
Она завозилась на полу и кое-как приподнялась на подгибающихся ногах. Волосы были растрепаны, губы потрескались и на подбородке остались следы спермы, которые она не заметила. Не говоря уж о заплаканной мордочке от рефлексов при глубоком горле. Я быстро упаковал своего друга-предателя обратно в штаны, чтобы не дергался на эту картину так показательно. Сейчас она меня не бесила, сейчас возбуждала.
Но все изменилось очень быстро.
— Дядя… Андрей? — просипела Лиза. — Вы меня…?
— Пошла вон отсюда! — Гаркнул я, пока она не закончила свою фразу.
Да, блядь, изнасиловал! Восемнадцатилетнюю мелкую дрянь! Хуже того — мне понравилось.
И в этот момент от самого себя было мерзко, но каяться я не собирался. Все. Просто все.
Забыли.
Придумаю что-нибудь, чтобы не вестись на нее. Прикую, сука, к батарее, чтобы не шлялась не вовремя!
Воображение подкинуло картинку прикованной к батарее голой Лизы в кружевных трусиках и туфлях на шпильке. С раскинутыми руками, так что ее грудь бойко целится в меня розовыми сосками и с раздвинутыми ногами, между которых, под кружевом, угадываются ее пухлые половые губки…
— Ну! Какого хера ты еще здесь? Ждешь, что заплачу, шлюшка? — прорычал я, потому что Лиза, кажется, не планировала уходить, а мне надо было… успокоиться. — Деньги в следующий раз бери вперед, мой тебе совет.
Ее губы задрожали, щеки вспыхнули и она резко развернулась и затопала в сторону лестницы. Но не успел я выдохнуть, как она развернулась обратно и подошла вплотную ко мне.
Лиза тяжело дышала, и теперь я видел, что от злости.
— Вы! — ткнула она в меня пальцем. — Ты! Мудак!
— Так вы или ты? — усмехнулся я. — И про мудака я уже слышал не раз. Хочешь еще раз схлопотать?
— Я ухожу! Ясно? Отдай ключи от моей квартиры, ты, ублюдок!
— Иди, — я пожал плечами. Интересно, далеко ли ты уйдешь отсюда пешком. Телефона у тебя нет, денег нет и квартиры, кстати, тоже нет.
Она распахнула рот так широко, что, пожалуй, я бы…
Нет, уже наделал дел.
Никуда она не денется, конечно. А утром мы все протрезвеем и придумаем, что с этим делать.
Я так мечтал дожить до утра, как будто ко мне явятся гномики с решением всех проблем.
— Это моя квартира! — взвизгнула Лиза.
— С хуя ли? — поинтересовался я. — Твоя мама написала завещание на моего брата. Мой брат на нее, но она была уже мертва к моменту его смерти и единственный наследник я. Значит и квартира моя. А ты иди, иди, девочка.
— Но вы же… ты же… — она растерянно смотрела на меня, видимо, пытаясь сообразить, как так вышло. Щеки ее пылали с каждой секундой все сильнее. — У тебя же машина… дом, ты не… не бедный! Зачем?
— Не бедный, — согласился я. — Но не понимаю, с чего вдруг я должен делить свое имущество с посторонней мне взрослой женщиной.