Не обожгись цветком папоротника

— Ой, а я думаю, кто это здесь кустами шевелит, а это ты. Здрава буди, Ярина!

От Агнии приветливые речи Ярина почти никогда не слыхала, поэтому удивилась, обычно та смотрела мимо неё и здоровалась сухо. В ответ тоже пожелала здоровья.

Агния не пошла далее.

— Я тоже тут около тебя остановлюсь. Матушка послала за крапивой, вот и будет рядышком рвать. Как твои родители, в добром они здравии? Как сёстры?

Агния задавала вопросы, внимательно и с сочувствием слушала ответы, оказалась такой приятной собеседницей, что спустя некоторое время, вспоминая весь этот разговор, Ярина никак не могла понять, почему раньше девушка ей не нравилась.

Агния была приветливой и весёлой, рвала крапиву с задором и прибаутками, и Ярина сначала с некоторым удивлением поглядывала на неё, а потом расслабилась и стала смеяться шуткам. Чтобы про Агнию не говорили, но её красота и остроумие были необычны. В какой-то момент Ярина так развеселилась, что сделала неосторожное движение и поранила руку о серп. Агния тут же стала серьёзной, ловко и быстро вытянула из своей косы ленту и обмотала рану. Ярина пыталась протестовать, в конце концов, и у неё лента есть, зачем же чужую вещь портить, но Агния не приняла возражения. Она посчитала себя виноватой — сама забыла про дела и подругу отвлекла.

В селение возвращались с полными плетушками крапивы. Агния и тут хотела помочь Ярине донести и её плетушку, но девушка запротестовала.

— Что ты, Агния, не так уж сильно я поранилась. Теперь совсем прошло.

Агния заинтересовалась «насколько прошло», осторожно размотали ленту. Рана действительно перестала кровоточить.

— Ну, тогда я ленту заберу. Хорошо?

— Ой, Агния, давай я её постираю и верну потом. Нехорошо, она вся в красных пятнах.

— Что ты. Сама постираю. Разве это труд?

Домой Ярина шла домой с улыбкой на губах. До чего же приятная эта девица-красавица Агния!

36

Расставшись с Яриной, Агния чуть ускорив шаг, завернула за первую же изгородь. Огляделась — никого. Скинула с плеча плетушку, задрала сарафан и безжалостно оторвала широкий лоскут нарядно вышитой рубахи. Затем аккуратно завернула ленту в лоскут и заколебалась, куда сунуть сверток. За пазуху класть было противно, всё в душе сопротивлялось этому, но Агния пересилила себя. Почувствовав, как ткань касается её кожи, она напомнила себе, что между пятнами крови этой дурочки и её телом — кусок рубахи, до дома можно и потерпеть. Пошла дальше.

Увидела впереди Глеба. Тот верхом направлялся навстречу, её пока не заметил. Агния торопливо закинула свою плетуху в кусты бузины. Ещё не хватало, чтобы Глеб увидел её перекошенной от тяжёлого груза. Нет уж, пусть увидит её во всей красе. Девушка выпрямила тонкий стан, подняла немного голову, откинула плечи назад, почувствовала, что походка стала лёгкой, ноги, казалось, лишь слегка касаются земли. «Словно лебёдушка плыву!», сама себя оценила.

Тут и Глеб её заметил, приблизившись, спешился, заулыбался.

Глебу Агния была симпатична. Немного путанная, конечно, но — распутается, так добродушно считал он. А после того, как он, получается, спас её год назад, симпатия только возросла. Агния проявила тогда незаурядное мужество, а это достойно уважения.

Он помнил безумный бег её неуправляемой кобылы, и свою отчаянную гонку наперерез; тяжелый удар коней по касательной, когда девушка едва удержалась верхом. Он помнил, как всю дрожащую снял её, с полубезумной, но уже немного успокоившейся лошади, а Агния не заплакала, как на её месте сделала бы любая девица, а попросила лишь, чтобы он сам повёл дальше её кобылу, а она рядом пойдёт. Он тогда и повёл в одной руке за уздцы своего коня, в другой — её. А она шла нетвёрдой походкой, спотыкалась, едва не падала. Он предложил ей сесть на его спокойного Рыжика. Агния тогда невесело усмехнулась и возразила, что на сегодняшний день никаких больше коней.

С тех пор, случайно встречаясь на улице, они непременно останавливались, чтобы перекинуться несколькими приветливыми словами, и настроение Глеба после таких встреч неизменно поднималось.

Отец недавно подметил эти нечаянные встречи и не одобрил их. «Путанная девка, негоже с нею заигрыши вести». Глеб тогда долго возмущался, мол, какие заигрыши. Просто приятно поговорить с весёлой девушкой. Нет здесь никаких игр. Но отец недовольно покачал головой.

Вот так батя! То всё соображает, а то никак не может понять, что два человека могут спокойно поговорить, без всяких там непонятно чего. Но батю так и не удалось убедить.

Вот и теперь, поздоровавшись, они остановились на несколько минут, и минуты эти Глебу были, как всегда, приятны, а дурного ничего в этой встрече не было. Не прав батя.

…Вечером Пыре в ворота долго стучали чьи-то настойчивые кулачки. Встревоженная, она выбежала из хлева, где в этот час управлялась со скотиной, открыла ворота. Двое мальцов, улыбаясь щербатыми ртами, держали с двух сторон за верёвку плетушку полную увядшей крапивы. Пыря узнала внуков бабки Крыпочки.

— Тётка Пыря, вот ваша Агня потеряла…

Мальцы кинули под ноги Пыре плетушку, и побежали по дороге, поднимая босыми ногами пыль до небес.

Пыря в недоумении подняла плетушку. Вроде их. Да, верёвку она узнала, точно их. Агния её где-то потеряла? Пыря долго стояла, перебирая пальцами верёвку, и смотрела невидящим взглядом прямо перед собой. Потом со вздохом села на лавку, которая стояла тут же, у ворот.

— Ох, чует моё сердце, что снова ты что-то задумала, доченька.

37

Хмурая Домна ходила взад-вперёд по двору, и всё валилось у неё из рук. То что Василисы так долго нет, заставляло её холодеть от дурных мыслей. Временами её охватывал гнев, как дочь могла так забыть о матери. Не предупредила, ничего не сказала накануне. Потом она себя успокаивала тем, что девка выросла, что управляет оружием почище иных мужиков, что не раз ночевала в лесу. Но предупредить мать надо же! И вновь мысли бежали по тому же кругу, не давая рукам работать.

Тиша весь вечер ходила за матерью по пятам, не решаясь сказать правду. Несколько раз она уже открывала рот для признания, но слова застревали где-то там и не хотели выходить наружу. А мать в волнении не обращала на Тишу никакого внимания.

Наконец, Домна резко остановилась перед мужем:

— Ивар, да делать что будем?

И Тиша, не рассчитав свои и действия матери, ткнулась ей в спину. Домна в раздражении уже хотела накинуться на неё за то, что та спит на ходу, но Ивар удержал жену.

— А ну, дочка, глянь-ка на отца.

Тиша не смогла поднять взгляд выше отцова подбородка, как ни старалась.

— Давай-ка, милая, расскажи, что знаешь.

Тиша почувствовала, как из глубины её тела вместо слов вырываются рыдания, и теперь уж молчала, чтобы удержать их внутри. Но рыдания — не слова, и они прорвали Тишины преграды и вырвались на свободу.