Не обожгись цветком папоротника

— Что думаешь о своём племени?

Еремей усмехнулся:

— Я думаю, что это не моё племя… И ещё думаю… если оно и было племенем волков, то Ачима легко и быстро изменяет его в племя людей. Вот этого, наверное, и не выдержал Вулкаш.

Теперь Василиса усмехнулась:

— А сама мечтает стать вожаком.

— А она и будет вожаком. Только вожаком людей.

Впереди простирался цветущий луг. Широкий и благоухающий.

— Смотри, какая красота!

— И никого! Ни одного человека.

Василиса покосилась на Еремея. Красивый, сильный. И такой родной.

— Словно на всей земле мы остались одни. Страшно? — Василиса повернула смеющее лицо к парню.

— Нисколько!

— Но я не помню этого места, — девушка задумчиво осмотрелась. — Здесь я не проходила.

— Да, ты много напрасных кругов намотала, — засмеялся Еремей.

— Ах, ты! — Василиса шутливо толкнула его в плечо и, раскинув руки в стороны, побежала по цветущему ковру.

Но ноги тут же запутались в траве, и она споткнулась. Еремей хотел её удержать, но не успел, и со смехом они упали вместе.

Смех замер. Глаза, губы оказались так близко, что захотелось ещё увеличить эту близость. Но Еремей ждал. Василиса почувствовала, как жар внутри её устремился ему навстречу. Еремей медленно наклонил лицо, и Василиса закрыла глаза…

116

— Едут! Едут! — вопили бегущие и скачущие верхом на конях мальчишки, спеша распространить новости.

И пока хозяйки выскакивали из калиток, торопясь разузнать детали, узнавать уже было не у кого, от мальчишек лишь пыль столбом оставалась.

У Домны сердце забилось, не её ли это касается. Столько времени от детей весточки нет. Уж пора бы. Оказалось, что её. Только вот не совсем так, как она надеялась.

Вскоре стали бить в било, созывая народ. Но народ и сам потянулся к площади, пока от мальчишек след не простыл.

На площади конники. Батюшки, уж не князь ли это. Со своею дружиною. Кольчуга — так и горит. На конях и сбруя-то не простая, а со каменьями. Народ заробел.

Но и князь не спешил сообщать сельчанам цель своего визита, хмуро ждал, пока все соберутся.

— Все, что ли?

— Кабутто все, — отозвался старый Кочерыжка, протискиваясь в первые ряды. — Лишь бабки да деды неходячие на полатях остались, да детишки несмышлённые. Говори, княже, отчего такой хмурый. Не томи сердце. Ай прогневали чем?

Но князь вместо ответа сделал кому-то знак, и тотчас вывели коня с седоком. Только вот руки у того были связаны.

Народ ахнул, за что такая немилость. Да, как же он бедный в седле держится. Без рук неловко, поди.

Но Ивар дважды про себя ахнул. Потому что в связанном узнал своего знакомца из города.

Связанный неловко сполз с коня и стал ходить среди толпы, отыскивая кого-то. Ещё он не дошёл до Видборичей, как Ивар понял, что ищут его.

Правильно понял.

— Этот, — хмуро указал знакомец на Ивара.

Толпа опять ахнула.

— Пошли, — сказал князь.

— Куда, княже? — Ивар изо всех сил старался держаться твёрдо и с достоинством.

— К тебе, в твои хоромы.

— Милости прошу, — поклонился Ивар и первым пошёл к своему двору.

— А что случилось? — раздались крики из толпы.

Но князь не стал даже озираться. Дружина поехала следом.

117

— Узнаёшь? — князь со стуком положил на стол «штуковину».

— Узнаю.

Князь уселся на лавку, Ивару сесть не предложил.

А Ивар тут только и догадался, почему эта штуковина была ему с самого начала смутно знакомая. Узор-то был не простой, а княжий знак. У князя в городе на воротах такой видел.

— Рассказывай.

— Сынок мой с дружком своим нашли в лесу.

— Где, показать сможешь?

— Нет. Знаю, что возле колдыбани. Место глухое у нас так называется. Точно не скажу.

— Зови сынка.

Ивар замялся.

— Ну…, - князь сдвинул густые брови.

— Не знаю, как и сказать-то.

— Говори как есть.

— Уже месяц почти, как сбежал сынок вместе со своим дружком. Мать извелась вся.

— Куда ж это он у тебя сбежал?

— Не прогневайся, княже, а как услыхали они от твоей дружины… Были они летом у нас… Как услыхали мальцы, что княжич малый, сынок твой, пропал, так и убегли его искать. Теперь самих не можем найти.

— Так… — князь надолго задумался. — Ну, садись. В ногах правды нет. Стало быть, убежали мне на подмогу.

— Получается так, — Ивар сел. — Мы уж со старшим сыном где только их не искали, а всё напрасно. Не знаем, что и думать.

— Ну, найдёте, угостите берёзовой кашей. Потому не порядок — убегать от отца с маткой.

— А позволь, княже, спросить, что это за штука? И почему ты за неё с меня спрос учиняешь? Я не пойму.

— Ишь ты, расскажи ему! А, может, это княжеская тайна.

— Не прогневайся, княже, не знал, что это тайна.

— Да… Ну да ладно, тебе расскажу. Про эту тайну уж весь мой двор знает. Большого убытку не будет, коли и ты проведаешь. Сестрицы моей эта вещь. На княжеский престол задумала своего сынка посадить. А моего сгубить. Перевернуть по-своему захотела. Только ничего у неё не получилось. И сестрицу, и сынка её, и подельников — всех угомонили. А где мой сынок — молчит подлюка. Те не знают. А она молчит. И никакая силы её не ломит.

— Стало быть, она бывала в наших местах? Тут-то и потеряла вещь? — Ивар кивнул на штуковину.

— Может, и бывала… Ты вот что, собирайся, поедем сейчас до вашей колдыбани. Посмотрим, что там и к чему.

Во дворе раздался шум, застучали двери. Князь хмуро повернулся во входу, ожидая разъяснения. И дверь, немного погодя, действительно открылась. Вбежал запыхавшийся пыльный дружинник.

— Здравия, княже! Срочное донесение из столицы, — покосился на Ивара, замолчал.

— Выйди! — приказал князь Ивару.

Тот вышел.

Дружинники тихо переговаривались между собой. Ивар постарался понять о чём. Несколько фраз разобрал: «Нашёлся… Ребята какие-то… Жив…».