Не остаться одному

– Не понял, – насторожился я. – Это что, они нас той самой дорогой, которой та партия ходила…

– Нет-нет. – Йенс покачал головой. – Как раз все наоборот – другим перевалом. У меня такое ощущение, что этот самый Колин в Вендихо как раз верит, но делает вид, что ничего такого и не происходило. Людей и нервы бережет. Не из романтиков он.

– Йенс, – вдруг сказал я, – а ты замечаешь, что тут почти нет тех, кто, став взрослыми, правит там?

– Я думал об этом, – уклончиво ответил немец.

Не значит ли это, что нами тамправят не те, кто нужно?

– А может быть, наоборот, – немец усмехнулся, – сюда попадают только неудачники? Или вообще нет никакой закономерности?.. Так как с Вендихо?

– Да как-как, – я плеснул ногой по воде, – пойдем и посмотрим. Мы-то как раз эти. Романтики.

Вот вам веселый декабрь из огоньков витрин, Из проводов и камня, из гололеда шин, Из опозданий девочек, из огорчений мам. Неровных тетрадных клеточек, не выспавшихся по утрам. И если я правильно помню и моя память не спит с другим, Авторство этого мира принадлежит им. Они ни в кого не верят и никогда не плачут, Бог, открывающий двери, и ангел, приносящий удачу. Вот она ждет, волнуясь. Вот поспевает чай. Я на перекрестках улиц, меня выходи встречай. Мне бы антиударное сердце, мне бы солнцезащитный взгляд, Мне бы ключик от этой дверцы и в ампуле быстрый яд. Похоже, забили на все капитаны небесных сфер, Дуют в открытую форточку и плохой подают пример. Они ни в кого не верят и никогда не плачут, Бог, открывающий двери, и ангел, приносящий удачу. Вот вам заветные тайны, вот отчего и зачем, Из городов случайных, мы неслучайные все. Время неведомой силой крутит с легкостью стрелки лет, И с легкостью невыразимой опускается снег в снег. Промокшие в этом снеге, но довольные собой, Не замеченные никем, возвращаются они домой. И ни в кого не верят и никогда не плачут, Бог, открывающий двери, ангел, приносящий удачу. Группа «Високосный Год» – Уезжаю на войну В горную Абхазию И поэтому сейчас На тебя залазию… —

бухтел Сергей. И снова, снова, снова.

Я наконец не выдержал:

– Что за ерунду ты поешь?!

– От Кольки слышал, – не смутился Сергей. – Интересно, как они там?

– Хорошо, – слегка раздраженно ответил я, останавливаясь и переводя дух. Мы карабкались в горы по тропинкам уже три часа.

Американцы нас проводили, находясь в слегка пришибленном состоянии. Они не отговаривали, но явно считали, что нам хана, и я мысленно согласился с Йенсом: в неведомого Вакатанку-Вендихо американцы все верили. Только делали вид, что не верят, потому что так спокойнее. А это наводило на грустные мысли. Трусами американцы, конечно, не были. Так что же такое страшное таилось за перевалом, к которому мы сейчас шли, отчего они об этом предпочитали просто не говорить?

Впрочем, никто из наших даже не подумал внести предложение идти тем же путем, который сначала нам предложили хозяева…

…А с этим Бертом я все-таки поговорил по душам, нас Йенс свел. Тем же вечером. Американец пришел неохотно… и охотно. Я не оговорился, именно как-то неохотно-охотно, иначе не скажешь.

– Рассказывай, – предложил я без предисловий.

Йенс отступил куда-то в сторону и слился с вечерней тенью.

Американец подошел ближе и прислонился к дубу лопатками. Покусал губы…

Их было четверо. Он, Берт, – старший. Джесс и Макс тоже были американцами, Джанни – итальянец (я не очень понял, зачем они поперлись на охоту за Аппалачи – что там, олени не такие, как на побережье? И у меня создалось впечатление, что это была просто разведка с некими непонятными мне целями, но это ничего не меняло – в конце концов, я сам десятки раз посылал подобным образом своих…) Раньше в тех местах они не бывали, но не особо волновались – таких мест на свете, в конце концов, немало. Джанни, натура впечатлительная, скоро начал утверждать, что ему не по себе. Но первые несколько дней прошли абсолютно спокойно – если не считать того, что в окрестностях (а они были богатыми и красивыми) в разгар лета не было ни единого отряда. И не было урса (я отметил, что Берт упирает на последний факт, и отметил еще, что, пожалуй, искали они именно урса). А на пятые сутки пропал Макс, и в этом было несколько странностей. Во-первых, Макс был не из тех, кого можно украсть или даже убить без шума – совершенно бесстрашный, умелый и сильный боец. Во-вторых, Макс пропал именно странно – под утро вышел «по делам» из-под навеса и не вернулся. В-третьих, когда товарищи начали обшаривать окрестности, то не смогли установить даже просто, гдепропал Макс. Исчез, и все. Джанни внезапно впал в истерику и потребовал немедленного возвращения на восток, мотивируя это неясными пронзительными воплями и хаотичными телодвижениями. Джесс, который был хорошим другом Макса, порывался вновь бегать искать его. Берт думал, он недаром был старшим группы. Наиболее логичным вариантом были бы опять-таки урса, но что-то не связывалось. А решить что-то более внятно Берт не смог, потому что буквально через полчаса после этого разговора, среди бела дня, на них напали. Американец не мог последовательно и логично рассказать, кто именно это был, и дело тут явно не в страхе. Он просто не понял, что и как произошло. Не было разных там слюнявых пастей, воя, жутких монстров… Из леса вышел Макс – весело улыбался и махал рукой. Все радостно вскочили, бросились навстречу вернувшемуся другу… и почти тут же Джесса и Джанни, оказавшихся впереди, охватило белое пламя, похожее на вспышку магния. Они не успели ни закричать, ни остановиться – только остались на траве выжженные круги. А «Макс» двинулся к Берту. Неизвестно по какому наитию мальчишка – он совершенно ни о чем не думал, мозги отказали – схватил из костра, сжигая руки, полыхающую головню и в один мах начертил вокруг себя линию. Круг. И «Макс» его… потерял. Прошел мимо, скрылся в чаще, а Берт тут же рванул бегом на восток и до темноты не останавливался, несся, хотя больше всего желал упасть…

Много в Англии проклятых мест, Много дремучих чащ. Здесь не помогут верный лук И зеленый плащ. Темные силы только и ждут, Ищут удобный час. Стоит поддаться – они придут И разорвут нас. Английская баллада XIII века. (отрывок)

– Олег! – И резкий свист, как умел свистеть только Сергей. Я перестал созерцать тропу, по которой подтягивался остальной отряд и, повернувшись, увидел, что Сергей, а вместе с ним Игорь и Ингрид, шедшие в передовом патруле, стоят на гребне, возле мощного дуба, который странно обрамлен у корней каменными плитами, выстроившимися кольцом. Сергей снова свистнул:

– Олег!

– Иду! – сердито рявкнул я, ускоряя шаг. – Что там у тебя?!

– Смотри, – Сергей свел светлые брови, – что тут.

– Это руны. – Басс провел ладонью по камню. – Да, Олег?

– Угу, – буркнул я, рассматривая камень, обращенный к тропинке. Я видел руны только в книгах Иванова про викингов, а еще про них мельком упоминали некоторые из ребят, в том числе – Джек. Для меня это были просто странные значки, и я удивленно созерцал белые штрихи, глубоко врезанные в серо-серебристый гранит. На самом верху была высечена всего одна руна, ниже – цепочка из них.

Через какое-то время у камня собрались все наши. Я огляделся, кивнул Йенсу:

– Это ведь и правда руны? Можешь прочесть?

– Могу попробовать. – Немец подошел вплотную, чуть наклонился. Фергюс нетерпеливо спросил его:

– Ну, что там наверху написано?

– Ничего не написано, – мельком ответил Йенс. – Это, наверху, не руна, а рунная лигатура. Пожелание удачи… И вообще рунами редко писали. Ими обозначали. Это поздний, английский вариант. Думаю, надпись сделана не позже XII века, после этого рунами уже не пользовались… Так. Первая – зорн, рядом с ней – перевернутая кен, вместе – близость опасности. Дальше – нид, враждебное внешнее окружение. И последняя – беорк, возможность обмана внешним спокойствием. А тут – повторение всего этого. С обеих сторон. Куда ни кинь,как говорят русские. Странно, что об этих рунах нам не сказали американцы.

– Не заметили или не обратили внимания, – сказала Зорка. – Они, если честно, не произвели на меня впечатления развитых ребят. Наши, из Старого Света, умнее намного… Йенс, ты говоришь, что это писали англичане?

– Тогда еще скорей англосаксы, – поправил немец, выпрямляясь. – Ну что, недвусмысленное предупреждение.

– Я никого не зову с собой против его воли, – заметил я. – Но сам не сверну. Мне хочется написать на той стороне долины что-нибудь сугубо героическое типа «проверено, мин нет!». Желающие могут идти со мной. Нежелающие могут идти в обход через скалы, встретимся на той стороне.

Ответом мне было спокойно-презрительное молчание.

* * *

Больше всего меня поразило то, что я был не один. Кажется, остальные меня тоже не ожидали увидеть. Во всяком случае, Басс смотрел на меня с искренним изумлением. Во взгляде Йенса была просто задумчивость. Танюшка радостно улыбнулась, а Зорка церемонно наклонила голову:

– Ты тоже здесь, князь…

– Вот это да! – вырвалось у меня. – Вы… здесь?!

Я знал, конечно, что видения– это не сны, в которых мы можем увидеть кого и что угодно. Поэтому мое удивление было особенно сильным. Я даже засомневался – может быть, это все-таки сон?

– Мыздесь, – сказал Йенс. – И давайте не удивляться тому, что видим. Смотрите, нас ждут…

…Из пяти присутствующих я не смог узнать только одну – диковатого вида смуглую синеглазую девушку в овчинной безрукавке, за широким вышитым поясом у которой торчали пара выложенных серебром пистолетов и турецкий ятаган. Они с Зоркой улыбнулись друг другу одинаковыми гордыми улыбками, и я подумал, что это, наверное, сербская юначка, героиня легенд и песен… а может, образ, целиком созданный фантазией Зорки. Девушка сидела на балюстраде, прямо над пропастью, скрестив ноги.