Не от мира сего 2

Хотелось Фрейи — получите. Трюм потирал в предвкушении руки (или что там можно еще перед свадьбой потирать), когда к нему через море на Британские острова, где он прятался, прибыла главная амазонка. Выглядела она, конечно, не очень женственно: с огромными ручищами, широченными плечами, рыжими волосами и синими глазами. Зато в платье и какой-то дурацкой вуали, скрывающей нижнюю половину лица.

Трюм размяк, потерял бдительность, а вместе с этим и жизнь. Во время пира невеста пожрала целого быка, ухитряясь запихивать под вуаль куски, величиной с кулак метелиляйнена. Трюм отложил завернутый в шкуру какого-то минотавра Мьёлльнир, чтобы с помощью ловких движений пальцев посмотреть, чем же это так ловко поглощает пищу его суженная. Это было последнее, что он видел в жизни: рыжая борода и оскаленный рот, исторгающий боевой клич "Мочи козлов!" Однако, погибая от мощных ударов кулаков Тора — в платье был, конечно же, он — метелиляйнен успел дернуть за шкуру. Молот и улетел незнамо куда.

Долго искал свое оружие по всей Великобритании Тор, пока не нашел его, но уже несколько видоизмененное. Это был меч, угодивший прямо в кусок скалы и там намертво застрявший. Многие крепкие мужчины пытались овладеть притягательным оружием: и вытаскивали его с помощью подручных средств, и камень ломали — все тщетно. Даже назвали его "Эскалибур", что в переводе не переводится.

Тут пришел Тор, обрадовался и вызволил свой Мьёлльнир одной левой. Народ, присутствовавший при этом, возопил: "Ар-Тор!", что приблизительно означало "вооруженный Тор", а проходивший по своим делам мимо Мерлин благословил богатыря и куда-то убежал. Через некоторое время он прибежал обратно, но уже не один. Вместе с ним прибежала Гиневра.

Тут-то Тор почувствовал, что деваться ему теперь некуда, природу не обманешь, душа обрела любовь, а все бытие, стало быть, смысл. Прощай, вольная жизнь, прощай буйство и веселье на пирах, прощайте друзья-товарищи и сомнительные подружки. Он попросил слуг своих верных, брата и сестру, Тьяльви и Рёскву ступать домой, забрав с собою двух боевых козлов, на которых он имел обыкновение скакать от битвы к битве, вместе с бронзовой колесницей, куда эти самые козлы впрягались. Теперь на козлах носиться станет несолидно — все-таки его объявили королем, потому что любимая Гиневра оказалась королевой.

Тьяльви и Рёсква ушли, уводя упирающихся животных. Тангниостр по обыкновению выражал недовольство скрежетом зубов (имя так, вроде бы, и переводится, примечание автора), а Тангриснир — соответственно, скрипом зубов (аналогично, примечание автора). У их хозяина началась другая жизнь, другая эпоха, которая, в конце концов, привела его к великой Битве при Маг Туиреде. Предательство — единственная вещь, с которой справиться не под силу могучим богатырям, даже королю Артуру. Распятие, удар ножом под ребра — вполне естественный конец долгого и величественного пути. Поверженный змей Ёрмунганд, позволив Тору отойти всего на девять кельтских шагов, чтобы утопить в потоке яда, изрыгнувшегося из разверстой пасти мертвой твари. Вот только конец ли это? Следовало спросить Аполлона и обратить взор на Авалон. Да у людей нет такой возможности, а теперь, спустя годы — даже желания.

Тор, ставший Артуром, отдал принадлежавший ему своенравный молот кузнецу Илмарийнену вместе с железными рукавицами и замечательным поясом, удваивавшим силу. Кузнец не остался в долгу: молотом он выковал из небесного металла два меча, суть которых была в созидании — это Гуннлоги (см также мои книги "Мортен. Охвен. Аунуксесса" и "Радуга 1, 2", примечание автора), и разрушении — это опять Эскалибур. Оба меча возникли не на пустом месте, каждый отражал что-то. И если в отношении Гуннлоги находилось мало народа, познавшего это отражение (см также мою книгу "Радуга 2", примечание автора), то второй меч был копией удивительного молота, на время преобразившегося при попадании в камень. Но все-таки это были мечи, которые не возражали, если их поят вражеской кровью.

Лишь Тьяльви и Рёсква, верные памяти Тора, создали басню, где их былой хозяин жив и могуч, но, увы, не всесилен. Тор, любивший мериться силой, проиграл вместе со своими друзьями-спутниками состязание, устроенное Скрюмиром (в переводе, якобы "огромный", примечание автора), в котором принял участие и коварный Локи, брат Тора. Локи не смог есть быстрее соперника, быстроногий Тьяльви остался позади в соревнованиях по бегу, сам Тор потерпел фиаско в попытке осушить рог, наполненный пивом, поднять на руки подвернувшуюся под ноги кошку и даже побороть старую-престарую Элли. Какие-то они сделались беспомощные. Не мудрено, когда против выступает весь огромный человеческий мир: Локи уступил огню-пламени, Тьяльви проиграл в скорости своей собственной мысли, ну а Тор оказался бессилен выпить океан, поднять с земли подлость, злобу и зависть, воплощенную в кошке — на самом деле, змее Ёрмунганде, да побороть старость. Все в этом мире относительно.

Конечно, всего этого Илейко не знал, но неспособный долго — а лив, задумавшись, "ушел в себя" — сохранять молчание Хийси разоткровенничался не на шутку. Что в его россказнях было правдой, а что — домыслом, судить невозможно. Однако история получилась интересная и познавательная.

Вот, стало быть, какая булава приторочена к седлу Заразы! Илейко с состраданием посмотрел на обожженную руку, будто этим самым взглядом извинялся перед своей ладонью за понесенный урон. Он никак не мог вспомнить, Святогор брался за удивительное оружие в рукавице, или нет? Впрочем, при общеизвестной склонности метелиляйненов не принимать сотворенные человеческими руками средства убийства, может быть, он и не подвержен таким неудобствам: в частности, ожогам. Мьёлльнир-то создали "дивьи" люди!

Что-то еще оставалось не до конца понятым Илейкой, о чем блажил леший, но все как-то ускользало. Мишка уже разговаривал о чем-то другом, о том, что неплохо бы было пройтись по "вавилонам", приобщиться, так сказать, к мировой скорби по ушедшим знаниям. Эти самые "вавилоны" — каменные лабиринты — почему-то с превеликим энтузиазмом разрушались людьми, благословляемые пришлыми попами. Но не успел он развить тему, как Илейко, вдруг, его перебил:

— Постой! Ты сказал, что мне повезло, что был четверг. С чего бы это?

Леший окинул недоуменным взглядом человека и, пожимая плечами, сказал:

— Эк тебя обожгло! Да ведь четверг — это именно тот день, когда Тор пропал, унесенный в Авалон. В память о нем, неустрашимом, веселом, буйном, добром, сильном, справедливом и назвали четвертый день недели Torstai (четверг, в переводе, примечание автора). Даже Молот в знак уважения хозяина не так жжется. Память о Торе так просто не истребить. Правильно я говорю?

5. Пермяк, соленые уши.

Когда они приблизились к jumalankuva (идол, в переводе, примечание автора), или правильнее — puujumala (дословно: деревянный бог, в переводе, примечание автора), то обнаружили, что они не одиноки в своем желании предстать перед суровым взглядом деревянного лица. Мишка, конечно, о присутствии незнакомца узнал заранее, шагнул в лес и пропал на некоторое время, но тут же возвернулся, не обнаружив ничего предосудительного или опасного. Ничего Илейко не сказал, видимо, не посчитав нужным.

— Терве, — поздоровался лив, заметив человека, сидящего на земле прямо перед деревянным изваянием.

Тот сразу же поднялся на ноги, повернувшись лицом к вновь пришедшим, приложил правую руку к груди и ответил на приветствие. Человек был широкоплеч, с несколько вытянутым лицом, где выделялись совершенно круглые синие глаза. Через несколько мгновений глаза сделались обыкновенными, даже какими-то смеющимися, так как в уголках их на коже образовались множественные лучики морщинок. Отличительная черта людей, которые охотно и часто улыбаются. Ростом незнакомец Илейку не превышал, зато не уступал Хийси. Обычный человек, умеющий делать из глаз блюдца, да еще с несколько кривоватыми ногами. Такие обыкновенно не нравятся женщинам. Почему? Да пес его знает, наверно, потому что не было в нем романтики и загадки. Такой посмеется, порадуется, но обидчику как даст в бубен — бубен так и укатится. Что же случится, если по голове попадет?