Не от мира сего 2

— Ну и как там, на Свири? — ничего более умного в голову не пришло.

— Ха-ха, — ответил незнакомец. — Ты какой-то странный парень. Как может быть на Свири? Пес его знает — мокро, наверно. Или ты про рыбалку спрашиваешь? Так мне не в жилу было рыбку ловить.

— Я не имею ввиду рыбалку, — поспешно сказал Родя, даже слишком поспешно. Ему показалось, что теперь карлик заподозрит его в принадлежности к обжанским рыбакам, догадается об осуществленном побеге и потом все это расскажет первым встречным. По голове ему, что ли, дать? Она большая — промахнуться трудно, а потом убежать, в случае чего. С такими ножками, или без таковых вообще, догнать его, быстрого, как лесной лось, будет затруднительно. Так нельзя увечных обижать — не по совести это как-то.

— Да, чего ты темнишь, — снова улыбнулся незнакомец и перешел зачем-то на контокинский язык. — Ночевал я у Свири. Да и ты, если поспешишь, с дорогой как раз к ночи и управишься.

Интересно, как же он умудрился так быстро до Габанова добраться? Летал, что ли? Или по деревьям скакал, как белка? Глядишь, к вечеру с таким темпом Обжу достигнет. Ничего, там сейчас другим делом заняты, не до карликов им.

— Меня зовут Родивон да Превысокие, — отчего-то ляпнул Родя, видимо, отвечая на самый первый вопрос их встречи. Слишком поздно, видать, смысл его до него дошел.

— Превысокий, говоришь? — совсем развеселился карлик. Видать, собственное убожество в первую очередь заставляет обращать внимание на любые слова, касательные роста. — И как же ты таковым заделался?

Родя, конечно, хотел просто пожать плечами: уж так Бог положил, но сказал совсем другое, не то, чем можно было делиться с незнакомцем.

— Подрался с медведем, по морде ему настучал, он убежал, а я остался — вот и обозвали так. Матушка потом долго ругалась, — изрек и осекся.

— Отчего же ругалась? — удивился карлик.

— Рубаху всю изодрал медвежьими когтями, — вздохнул Родя, а собеседник его снова засмеялся.

— И ты, стало быть — в бега? — сквозь смех проговорил он.

— А откуда ты знаешь?

Очень подозрительный карлик. Непременно надо ему по голове стукнуть. Родя уже даже метиться начал, но тот примирительно поднял вверх обе руки.

— Ох и молодец ты, паря, — сказал он. — Я ведь тоже из дому убег. Так что давай знакомиться. Если ты — Превысокий, то кто же я такой?

Произнеся это, карлик, вдруг, принялся медленно расти, складки одежды постепенно распрямлялись. Родя сопровождал этот волшебный рост движением своей головы, пока не пришлось остановиться, смотря чуть выше, нежели прямо.

— Я - Алеша Попович, — представился "карлик" и протянул для рукопожатия свою руку.

3. Алеша Попович.

На Алеше было, действительно, какое-то то ли от монаха, то ли от священника одеяние. Когда Родя чуть было на него не наступил, тот просто сидел под камнем и, очевидно, валял дурака. Риза сокрыла от посторонних взглядов и ноги, и туловище, и вообще все, оставив в свободном обозрении лишь голову. Получалось: если он при этом стоит — то карлик, если сидит — то почти великан. Возрастом он был постарше, нежели обжанский беглец, статью — подороднее и, наверно, умом — побогаче. Во всяком случае жизненным опытом — это уже точно. Внешность его была не то, чтобы не мужественная, а какая-то слащавая, будто бы даже по-женски красивая: пухлые красные губы, тонкий нос и глаза с поволокой. Если бы не борода, то вполне можно спутать с прекрасным полом. Таких парней зовут "красавчиками", но никогда — "красавцами".

— А почему Попович? — поинтересовался Родя.

— Почему бы и нет? — ответил Алеша. — Ты же Превысоким стал! Выходит, мне уже так называться нельзя. Да, к тому же, отец у меня где-то поблизости приход свой имел. Герпеля, может, слыхал?

— Слыхал, — вздохнул Родя. — Там, вроде бы, давно попа-то нет.

— Точно, — обрадовался Алеша. — Был поп, да сплыл. Черти уволокли. Вот он и есть мой папаня. А маманя — так вообще из Иммалы. Так что я иду по местам боевых действий моих предков. Айда со мной!

— Не, я не могу, — снова вздохнул Родя. — Мне, честно говоря, поторапливаться надо. Хватятся меня — все, на карьере можно крест ставить.

— На какой такой карьере?

Так, беседуя, они потихоньку смещались в сторону шелестящей прибоем Ладоги. Такой маршрут не приближал ни одного, ни другого к своей цели, но разговор как-то не заканчивался. Слова цеплялись одно за другое, а развернуться на полуслове и двинуться дальше по своим делам, не хватало то ли воспитания, то ли духу.

Вместо ответа про карьеру Родя извлек на свет божий свое кантеле и бережно погладил деку. Алеша хотел, было, спросить, округляя при этом глаза: "Что это?", но передумал.

И правильно сделал. Родя для приличия откашлялся и провел пальцами по струнам. Звук при этом извлекся не то, чтобы очень музыкальный, но какой-то такой интересный.

— Сейчас, — проговорил Родя и стал деловито крутить шпеньки настройки.

Алеша его не отвлекал, хотя очень хотелось смеяться. Эдакий кривой бубен с натянутыми жилами он видел впервые в своей жизни. Он не очень верил, что из него можно извлечь что-то иное, нежели только что прозвучавшее козлиное блеянье.

Наконец, Родя, видимо удовлетворившись получаемой тональности, без всякого объявления сказал:

— В жизни, как в темной чаще, каждый чуть-чуть пропащий.

Тронул струны, которые произвели странные хрипло-мелодичные звуки, явно музыкальные, но настолько непривычные человеческому уху, что мурашки побежали по спине. Вроде бы от неприятия, но, в то же самое время, и от замечательной, доселе никогда не слышанной гаммы. А Родя продолжал:

— Как заблудившиеся дети ищут друг друга слепо.

Словно в бреду нелепом, зовут того, кто не ответит.

В поисках вольной воли люди, как лодки в море

Бесцельно носятся по свету

В этих волнах безлюдных встретиться дважды трудно

Тем, кто поверил слепо ветру (группа "Воскресенье", примечание автора).

Он замолчал, продолжая играть, потом накрыл ладонью струны и сказал:

— Вот такая у меня будет карьера.

Сказать, что представление удивило Алешу — все равно, что соврать под присягой: он был изумлен. "Побьют парня", — подумал он. — "От зависти, суки, побьют и от того, что никто так сыграть не сможет". Но вслух он изрек совсем другое:

— Насчет карьеры — не уверен, но без хлеба с маслом ты не останешься — это точно.

Родя, убирая кантеле в свой мешок, только пожал плечами. Ему нравилось играть, по молодости лет думалось, что другие такие же ценители тоже обязательно найдутся. Об остальном он не думал, он был еще попросту не готов думать о прочем. Зато Алеша уже прекрасно ориентировался в жизни, поэтому он мог только пожалеть встретившегося ему талантливого парня.

Отец Алеши, Михаил (см также "Не от мира сего 1", примечание автора), однажды скрылся из Ливонии в неизвестном направлении, прихватив с собой местную красавицу Марию, и, как выяснилось через несколько месяцев, не одну. Неизвестное направление закончилось не в Киеве, как планировалось, а на берегу реки Ока.