Не от мира сего. Криминальный талант. Долгое дело

Инспектор вдруг остановился, проявив интерес к большой стеклянной доске на стене.

– Светлана, вы бывали когда–нибудь в шахматном клубе?

– Нет.

– А что нам мешает зайти?

Она удивилась, не поняв чему: тому ли, что он предложил зайти в шахматный клуб, тому ли, что никогда здесь не была. Но это удивление жило несколько секунд, после чего ей жутко захотелось в этот клуб.

Они разделись в подвальном гардеробчике и прошли в зал…

Видимо, шахматные поединки проходили на эстраде, под демонстрационной доской. Но сейчас эстрада пустовала. В освобожденном от стульев зале был образован плотный людской круг, в центре которого за столиком сидело двое, молча уставившись в деревянные фигуры. Женщина и мужчина.

– Товарищи, пропустите даму, – вполголоса просил Вадим вклинивая плечо.

Они выбились в первый ряд. Светлана разглядывала играющих, догадавшись, что они сошли сюда с эстрады, чтобы любители могли лучше их видеть. Женщина средних лет в черном, свободном платье, с почти красивым, но каким–то диковатым лицом. Лысый мужчина в очках. Интерес, видимо, в том, что женщина играет с мужчиной, да еще, наверное, выигрывает.

В шахматах Светлана не разбиралась, поэтому стала разглядывать публику. Почти одни мужчины, почти все в очках. В домино играют другие – там веселее, там с прибаутками.

– Сдаюсь, – густым, но звучным голосом сказала шахматистка.

Лысый мужчина отер лоб, улыбнулся и пожал ей руку. Он радовался? Чего же удивительного, что обыграл женщину.

– Кто еще? – спросила шахматистка.

Из толпы вышел желающий – не пожилой, не лысый, не в очках… Рыжий, тот.

Она потянула инспектора за рукав:

– Который шел за нами.

– Наверное, тоже любитель шахмат.

Рыжий сел за столик и сделал первый ход. Шахматистка ответила. Светлана подняла взгляд на инспектора – тот смотрел на шахматистов не мигая. Ей показалось, что он следит не за ходами, а за чем–то другим.

– Вадим, это интересно? – решилась спросить она.

– А вы присмотритесь, – посоветовал инспектор, отпуская их взглядом.

Ей захотелось – почему же не раньше? – присмотреться и увидеть то интересное, что видел инспектор. Но шахматистка спокойно переставила фигуру. Рыжий вроде бы демонстративно поскреб рыжий затылок и тоже сделал ход. Шахматистка задумалась – надолго, минут на пять. Но рыжий не стал дожидаться и переставил очередную фигурку. Как же так? Светлана не умела играть в шахматы, но определенно знала, что ходит каждый игрок по очереди. Может, она просмотрела? Тогда она, как и Вадим, въелась неотступным взглядом в руки игроков. Нет, она не ошиблась – рыжий делал больше ходов, чем женщина. И лысый так? Чего ж удивительного, что мужчины выигрывают… У доминошников не так.

– Вадим, почему она не всегда ходит?

– Всегда.

– Я не вижу…

– Иногда она двигает фигуры не рукой.

– А чем? – почему–то испугалась Светлана, глянув под столик, на ее ноги.

– Мыслью.

Она чуть было не спросила: «Какой мыслью? Той, которой мы думаем?» Но это же страшно. Теперь Светлана смотрела не на ее руки, а на фигуры. И увидела… Одна маленькая штучка, кажется, называется пешкой, вздрогнула, дернулась и миллиметровыми шажками перешла на следующую клетку. Вот почему тут столько мужчин в очках… Доминошники так не умеют. А если эта черная шахматистка незаметно дует? Светлана зацепилась взглядом за ее губы…

– Ничья, – сказал рыжий, дерзко сгребая шахматы.

– Молодой человек, в Васюках вас бы избили, – зло улыбнулась шахматистка.

– А я туда и не собираюсь, – заявил рыжий, пропадая за толпой, как за стеной.

– Товарищи, прошу антракта, – устало попросила шахматистка.

Напряжение, которое цементировало людей, растопилось объявленным перерывом. Живой круг стал разжиматься, редчать, заполняя собой весь зал. И стало видно, что народу собралось много.

Шахматистка встала и неожиданно подошла к ним:

– Тоже интересуетесь, гражданин Петельников?

– А вы разве не болеете?

– Мне стало лучше.

– Придется сообщить Рябинину, что вам стало лучше и теперь вы гроссмейстер.

– Я парапсихолог. Знаете, что это такое?

– Разумеется, парапсихолог – это студент, получивший пару по психологии.

– Все шутите… Кстати, передайте своему молодому рыжему человеку, что он украл не ту фигуру.

– А есть еще и та? – обрадовался инспектор.

Светлана вдруг покрылась мелкими и розовыми пятнышками. Она и раньше думала о той преступнице, которая погубила ее мать. Она бы ей сказала, она бы ее спросила… Но, догадавшись, что эта мошенница стоит перед ней, Светлана ощутила лишь жар в щеках да приступ неминуемых слез.

Рука инспектора твердо и мягко опередила эти слезы и вывела ее из шахматного клуба на свежий воздух.

– Светлана, я продолжу… У меня есть кое–какие недостатки. Например, я много ем, не терплю романов про любовь и теряю галстуки…

– Да…

– Вы согласны?

– С чем я согласна?

– Не с чем, а на что.

– И на что?

– На мое предложение.

– На какое предложение?

– Светлана, я делаю вам официальное предложение. Прошу руки, предлагая взамен сердце и кое–какое состояние…

Слезы, наконец–то освободившись, радостно затуманили ей инспектора, улицу, мир.

И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Я знал человека, который женился на девушке, похожей на его мать, – подсознательно он такую и искал. Мне известен парень, который женился на девице, потому что у нее было две дубленки – черная и белая. Я знаю мужчину, который женился на женщине только потому, что увидел ее плачущей: когда–то у него была младшая сестра, им любимая, им воспитанная, тоже плакавшая. Я знал парня, который отсидел за изнасилование, вышел и женился на своей жертве, – в его жизни ничего ярче этого преступления не было. Я знал человека, который женился на девушке только потому, что она пять лет провела в заграничной командировке. Я знавал людей, которые женились от одиночества, из–за обедов, из–за квартир, от скуки… Женились, потому что все женятся… И я знал людей, которые женились по любви.

А из–за чего женится Вадим Петельников?

Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Иногда я думаю о боге. Я в него верю. Он всесильный и могучий, но править миром не может. И знаете почему? Он каждого понимает и входит в его положение. И дурака, и умного, и убийцы, и жертвы… А понять – значит простить. Почему у Рябинина ничего со мной не получается? Бог входит в его положение: следователь обязан докапываться, подкрадываться, статейки подбирать… Бог ему помогает. Но бог входит и в мое положение – мне ведь тоже жить надо. Он и мне помогает. Поэтому у нас с Рябининым ничья.

Лично я против Рябинина ничего не имею. Он смотрит на меня своими близорукими очками и все силится понять, что у меня за душой. Но и в нем есть для меня загадка…

Если я освобожусь от следствия, то мне от этого прямая польза. Но какая ему выгода, если он меня упечет? Получит свою зарплату, и только. Так ведь он ее и так получит, сяду я или не сяду. Допустим – подчеркиваю и предупреждаю, что только допустим, – я украла какой–то бриллиант… А он чей, ее, этой продавщицы? Так от чего же она померла? Не от собственной ли дури?